Красные цепи - Константин Образцов

— Даниил Ильич, это Алина Назарова… да… Даниил Ильич, и подумала над вашим предложением… наверное, я приму его… да, но… нет, просто у меня есть дополнительные условия…

Гронский сидел с отсутствующим видом и смотрел прямо перед собой, но Алина была уверена, что он внимательно прислушивается к разговору.

— Хорошо… хорошо… да, я сейчас приеду и все вам скажу. До встречи.

Алина опустила телефон и посмотрела на Гронского. На щеках ее проступил румянец.

— Ну и как?

— Обрадовался, — сказала Алина несколько смущенно. Кобот действительно разговаривал с ней с таким воодушевлением, словно обрел давно пропавшую блудную дочь. — Сказал, что готов обсуждать любые условия.

«Ради тебя все что угодно!» — если быть точной, сформулировано это было именно так, причем нетрезвый голос Кобота явно выдавал причину такого воодушевления.

— Ну вот и отлично. И еще один дружеский совет, если позволите. Попросите у него все материалы по аналогичным делам. Скажите, что это нужно вам для более полного исследования. Я уверен, что мы имеем дело не с единичным случаем.

— Почему?

— В самом начале сентября я хоронил девушку. На месте происшествия быть не довелось, но тело я видел. Это было очень похоже на то, что пришлось увидеть сегодня утром: такие же раны, так же разорвана грудь. Отсутствовали некоторые внутренние органы: сердце и, кажется, еще селезенка. Думаю, что вы уже увидели нечто похожее сегодня, когда исследовали тело. Родные сказали, что на девушку напали собаки, когда она возвращалась домой из ночного клуба.

Снова пауза и легкий шелест дождя по крыше.

— Мне сейчас нужно будет ехать по своим делам. Я очень прошу вас, когда закончите со вскрытием и архивом, дайте мне знать. Буду признателен, если у вас найдется время, чтобы еще раз встретиться вечером.

Гронский кивнул и взялся за ручку двери.

— Скажите, — спросила Алина, — а вам-то зачем это все нужно? Откуда такой интерес?

— Считайте, что это личное дело.

Гронский еще раз кивнул, открыл дверцу и вышел из машины. Потом обернулся и нагнулся обратно в салон:

— Хотел уточнить и забыл. Что вы увидели на месте преступления?

Алина напряглась.

— В смысле?

Гронский стоял, согнувшись, и смотрел прямо на нее. Холодный ветер ворошил его и без того растрепанные черные волосы.

— Во время осмотра тела что-то вас сильно потрясло. Я это очень хорошо заметил. Так что же?

Алина молчала.

— Считайте, что это личное дело, — наконец ответила она. — И закройте уже дверь. Дует.

Гронский снова слегка улыбнулся, чуть поклонился, захлопнул дверцу и пошел к машине.

Восемь часов вечера. Серый день сгустился в сизые сумерки. Желтые пятна фонарей преломляются, размываясь, в каплях воды на оконном стекле. Я сижу в полутемном зале паба, за столиком в самом дальнем углу, и жду Алину, которая должна появиться с минуты на минуту.

После встречи с ней я сделал еще пару звонков и поехал домой к Марине, вернее, в тот дом, где она жила когда-то — теперь казалось, очень и очень давно. Теперь я наконец узнал ее адрес. Теперь я познакомился с ее мамой и бабушкой. Я увидел ее комнату. Когда потеря по-настоящему огромна, а шок действительно силен, самое страшное — это детали. Именно они каким-то образом помогают понять истинный масштаб трагедии. Такой деталью для меня стала книга: я увидел ее на столике рядом с кроватью Марины. Чарльз Буковски, «Макулатура». Книжка лежала рядом с несколькими металлическими монетками, какими-то чеками, и в ней была закладка: Марина заложила сложенным листочком бумаги то место, на котором закончила читать, чтобы потом, придя домой, открыть книжку и продолжить чтение. Наверное, потом она легла бы в кровать, зажгла вот эту лампу в изголовье… Но она не придет, а книжка так и останется непрочитанной, и закладка останется в ней, пока кто-то не вытащит ее, перед тем как вернуть книгу обратно на полку. «Умирать обидно: как будто выходишь из кинотеатра, а фильм продолжается без тебя». Ничего, Мариша. Я сделаю все для того, чтобы ты была довольна концовкой этого фильма.

Каким-то образом мне удалось донести до ее мамы, которая была почти без сознания, и бабушки, державшейся на удивление мужественно, кто я и чем собираюсь им помочь. Я получил в ответ только утвердительный кивок — большего мне и не было нужно. Я не стал говорить, что в данном случае мои услуги не будут стоить им ни копейки, это было само собой разумеющимся.

Между суетой похоронных забот я успел заскочить ненадолго домой. На экране ноутбука по-прежнему была открыта страница почтового ящика, и слово «МАРИНА», набранное крупным шрифтом в теле письма, приветствовало меня с порога.

Алине я сказал правду о том, что уже имел дело со смертью, которую связывали с нападением собак. Это было 30 августа, как раз через два дня после дня моего рождения, который я отметил посиделками в «Винчестере» и на который получил единственный подарок, разумеется от Марины: подсвечник в виде странной африканской маски, глаза которой светились в темноте огненными всполохами горящей за маской свечи. Но было еще одно обстоятельство: информация о той девушке, растерзанной в Юсуповском саду по дороге домой из ночного клуба, пришла мне с того же адреса электронной почты, что и нынешнее письмо.

[email protected] Ничего не говорящее имя. Безликий ящик. Никакой подписи. Первый раз от этого адресата я получил сообщение весной — это был очень хороший заказ, насколько вообще слово «хороший» уместно в подобных случаях. Глубокая ночь, автомобильная авария, изуродованный до неузнаваемости «Aston Martin» — вылетевший с Приморского шоссе и подобно снаряду протаранивший рекламный щит. Тогда я был на месте минут через десять после прибытия нарядов дорожной полиции и за восемь минут до карет «скорой помощи». Помню, как подумал о том, что мой анонимный информатор, скорее всего, принадлежит к правоохранительным органам, а не к медицинским службам. Я не стал ломать над этим голову и просто спокойно послал причитающуюся в таких случаях долю моего гонорара на указанный электронный кошелек. Вторым сообщением была информация о несчастной девушке, погибшей августовской ночью. На этот раз письмо пришло позже, и я приехал домой по указанному адресу, в самое сосредоточие скорби и горя. В обоих случаях неизвестный адресат четко указывал всю необходимую информацию: место, адреса, контактную информацию. И только сейчас ограничился просто именем.

Потому что был уверен, что я пойму.

Именно эта лаконичность не давала мне покоя. Кто бы ни писал эти письма, он меня знал, причем знал слишком хорошо.