Советы ближних - Инна Гофф

– Ты действительно хочешь выпить? – спрашивает Мика. – У меня есть коньяк.

– Годится, – говорю я. – Я хочу выпить за самого доброго человека в нашей семье… За Тетю!

Они о чем-то говорят, но я не слушаю. Обычный треп, гимнастика языка. Я обдумываю план действий. Завтра же поговорю с Витькой. Главное – выбрать момент. И не тянуть! Чем скорей он узнает, как его Света очутилась в кафе с Паниным…

На сердце стало легко. Впервые за много дней. Может быть, потому, что я представила себе, как обрадуется мой сын. Конечно, он тут же помчится к ней, они помирятся, и все начнется сначала. Ну и пусть! И будь что будет!..

Когда мы подходили к дому, шел мягкий снег. На улице погасли фонари, а на соседнем кинотеатре выключили световую рекламу. В наших окнах тоже было темно. И невольно ускорила шаг. «Натянула поводок» – так это называет Борис.

Бедняжка, он уже спит…

Борис возится сто лет, нащупывая ключом замочную скважину, потом вытаскивая ключ из замка. Наконец я включаю свет в прихожей. И в глаза мне бросается пустой крюк, на который он вешает пальто. Моя записка лежит на прежнем месте. Вид у нее явно не читанный…

Он приходит спустя полчаса. Веселый. Может быть, помирились?..

– Мать, дай чаю, – говорит он. – Нет, лучше холодной воды. Из-под крана… Погоди, я сам…

Нет, не похоже, чтобы помирились. От него пахнет вином. И говорит он громче обычного.

– «Скинулись и посидели»? – спрашиваю я. Он кивает.

– Небось и девочки были?..

– Там б-бы-ли д-де-ввочки – Ммар-руся, Р-роза, Р-р-ая, – поет он в ответ.

Мне все это сильно не нравится. Но час ночи не лучшее время для воспитательной работы.

– Ложись спать, – говорю я строго, – завтра поговорим…

Я слышу, как он валится на тахту, и наступает мертвая тишина. А я еще долго сижу за столом, одна, в какой-то каменной неподвижности.

Встаем поздно по случаю воскресенья. Завтракаем втроем. Я включаю радио, передачу «С добрым утром!» – принудительное веселье «Для тех, кто не выспался»… Витька хмурится и отводит глаза. Небось голова болит с похмелья!.. Я взвинчена предстоящим разговором. Лучше всех чувствует себя Борис – накануне мы с ним условились, что он уйдет из дому под каким-нибудь предлогом. Он преувеличенно громко хохочет, слушая милую утреннюю чепуху. Но я знаю, что его тоже волнует мое объяснение с Витькой. Ему это даже более неприятно, чем мне. Ведь так или иначе все мы будем иметь в глазах Витьки весьма неприглядный вид!..

Борис не торопится. Просматривает утренние газеты. Потом спрашивает, когда будем пылесосить… Я сверлю его взглядом, и он вдруг спохватывается, что должен сходить в аптеку. От себя я добавляю еще несколько мелких, неисполнимых поручений, чтобы он не вернулся слишком быстро…

И вот мы одни с сыном в квартире. Отступать некуда!..

– Ты занят? – спрашиваю я.

Он сидит на тахте, уставясь в книжку.

– Мне надо с тобой поговорить… Очень серьезно.

– Говори, – отзывается он. И переворачивает страницу.

Я молчу. Он поднимает голову. Какие у него несчастные глаза.

– Если насчет вчерашнего, то не трать красноречия. Я сам решил завязать…

Я сажусь рядом с ним. Только сейчас я замечаю, что в руках у меня кухонное полотенце, которым я вытирала посуду.

– Нет, я не о том… – Он опять смотрит в книжку. И слава богу! – Видишь ли, эта история со Светой…

Он продолжает смотреть в книжку. Только краснеет ухо, обращенное ко мне, и пальцы нервно теребят страницу. И все время, пока я говорю, он продолжает сидеть в той же самой позе. Мой голос звучит слишком горячо, и говорю я, наверное, много лишнего. Но мне хочется объяснить ему… Не оправдаться, нет!.. Просто объяснить, как это все случилось и почему… Пусть потом его мнение о нас упадет ниже нуля. Это его выражение: «Мое мнение о тебе упало ниже нуля»…

Не отводя глаз от книжки, он нащупывает рукой сигареты, чиркает спичкой… Закурив, он еще некоторое время делает вид, что занят чтением. Потом откладывает книжку – это что-то специальное, по радиотехнике – и долго молчит, глядя прямо перед собой.

– Напрасно ты думаешь, что открыла мне что-то, чего я не знал, – произносит он наконец. Он охрип от волнения. Вернее, от того, что долго пытался его скрыть.

– Откуда ты мог это знать? – говорю я. – От кого?

– От Светы… Она ко мне приходила. В мастерскую…

– Но ведь она не знает всего, – говорю я. – Только малую часть…

Он усмехается. Стряхивает пепел на блюдечко и, глубоко затянувшись, выпускает облако дыма. И сквозь эту дымовую завесу я слышу его хрипловатый басок:

– Для меня было достаточно, что он программист и что-то ей плел про Звонцова, которого сам не видел в глаза… Я понял, что это ваша работа. Только не сразу сообразил, для чего это вам нужно… Ну, а потом догадался… Допер! Не такой уж я дурачок, каким вы меня почему-то считаете!..

– Ты ей все объяснил?

– Зачем?.. – Он гасит сигарету и поднимается. – Теперь это все не имеет значения…

– В каком смысле?..

– В прямом, – говорит он. И достает из шкафа свитер.

– Вы поссорились? – спрашиваю я. – Но ведь она не виновата!.. Она не хотела с ним идти…

– Не хотела, но пошла, – говорит он жестко.

Этой жесткости я никогда не замечала в нем. Это что-то совсем новое.

Он нахлобучивает шапку – коричневый мех, чижик под пыжик, – вытягивает шарф из рукава пальто.

– Пройдусь, – говорит он.

«Хитрит! – думаю я. – Побежал к своему Светику».

– Если бы этот тип не применил запрещенный прием, – говорю я, – она бы никогда…

Он резко оборачивается в дверях и с минуту смотрит на меня. Нет, не с ненавистью… И не с презрением, нет. С какой-то недоброй ухмылкой.

– Слушай, мать, – говорит он. – Я, по-моему, ясно сказал. Все это теперь не имеет значения… Я никого ни в чем не виню… Понимаешь? Ни в чем!.. И не будем больше об этом…

Так начинается новая эра в нашем доме. По вечерам он валяется на тахте, курит и слушает музыку. Ему звонят друзья. В том числе Зельц. Витька всем говорит, что очень занят. И опять валится на тахту. Курит и слушает музыку. Я лезу к нему с разговорами. Он выслушивает меня вежливо. Сам он ничего не рассказывает. На вопросы отвечает односложно.

– Зачем ты сбрил бороду? Вроде я уже начала привыкать…

– Надоело, – говорит он.

– Ты когда будешь дома?

– В восемь.

Как-то днем я забежала к Нонне, не выдержала – мы с ней недели три не общались… Только по телефону. Я нарочно оттягивала этот момент, когда останусь с нею вдвоем, с глазу на глаз и она, уютно усевшись напротив меня в своей любимой позе – одна нога подложена под другую, – спросит своим сипловатым голосом:

– Ну что, подруга? Что у вас происходит?..

Тут я и расколюсь. Можно врать по телефону, что все в порядке, но глядя в глаза… На мне все написано крупным шрифтом!..

Она слушала меня, не перебивая. Только вставляла свое «Ну и ну!», когда я умолкала, чтобы отдышаться.

Новогодняя ночь, эксперимент Мики с участием Панина, реакция Витьки… Я разрядила в нее всю обойму и жду, что она скажет.

– Бедный мальчик! – говорит она. – Представляю себе его состояние!.. Не оставляй его надолго одного…

– В каком смысле? – спрашиваю я. И, угадав, что она имеет в виду, холодею.

– У него такой возраст… Период острых неврозов… Мало ли что взбредет в голову!..

– Ты с ума сошла! – говорю я. – Перестань! Ты не знаешь Витьку!

– А ты его знаешь?.. Ты все думаешь, что он мальчишка. А он молодой мужчина! Отслужил в армии, встретил девушку, полюбил…

– Тебе же она активно не нравится, – говорю я.

– Лишь бы она ему нравилась!.. Затеять эту возню! Вы же просто варвары! И ты и твой Борис! И ваш мудрый Мика! Подумаешь, высшее образование! Ну, не нравится парню юридический! Поступит еще куда-нибудь! Пойдет на завод! И помочь бы могли на первых порах! Сын-то единственный! Для чего вы живете, в конце концов!

Бойтесь умных подруг! Они всегда правы. Потому что всегда говорят именно то, что вы хотите от них услышать. Даже противореча самим себе. Еще звучит в моих ушах тот же сипловатый голос в телефонной трубке: «…Никакой женитьбы! Выучись, стань человеком!.. На какие шиши они собираются жить?»…

Теперь я казню себя. И она с готовностью заносит мой же топор над моей головой!..

Я вспоминаю, что Борис возвратится поздно, и тороплюсь домой. Нонна меня всячески задерживает. Она уже забыла о своих словах – «не оставляй его одного». Что, если в самом деле?.. Что за манера запираться в ванной? Нет, это совсем на него не похоже! Он всегда такой жизнерадостный. Вернее, всегда был жизнерадостным…

Господи, почему нет спокойной жизни!

Был последний день школьных каникул, зимний солнечный день. Я думала о Витьке. О том, что вечером он снова будет курить и слушать музыку, повалясь на свою тахту.