Современные куртуазные манеристы (сборник) - неизвестен Автор

Ты должен сочинять и петь,

А я - я принимаю бой.

Пиши! А вот тебе цветы

У вас такие не растут.

Цветы за все, что создал ты.

А мне пора, меня ведь ждут".

Приняв от девушки букет

И отойдя с ее пути,

Немного оробел поэт,

Но крикнул: "Как тебя найти?"

Красотка, в зеркало войдя,

В нем растворилась без следа.

Раздался рев чуть погодя:

"Как,как?Протектор мой,сюда!" Поэт, тряхнувши головой,

Шатаясь, вышел на балкон.

Какой закат плыл над Москвой!

Поэт курил и думал он:

"Да, интуиция моя

Опять меня не подвела...

Ну, развернусь отныне я!

Во, начинаются дела!"

"Марго"

Я ждал её, я волновался

Вдруг не придет? Ах, Боже мой!

Вот наконец звонок раздался

Она пришла ко мне домой.

Вся в белом, золотоволоса,

Юна, стройна и хороша...

Мне протянула папиросу:

"На, дёрни, это - анаша".

И удивилась: "Как не хочешь?

Ты дёрни, чё, как не родной?

Не слышу, чё ты там бормочешь.

А можно душ принять, эй, бой?"

В прихожей вдруг разделась резво,

Бельё мне в руки побросав,

И в ванну, будучи нетрезвой,

Скакнула, там захохотав.

С бельём в руках стоял я скорбно

И молча слушал плеск воды,

Но крик её услышал вскоре:

"Эй, рыженький, ходи сюды!

Ходи сюды, потри мне спинку,

Ну очень я тебя прошу..."

Войдя, увидел я картинку

Она курила анашу,

Из душа высунувши руку,

Чтоб огонька не замочить.

Прислушался я к сердца стуку

Стучало сердце во всю прыть.

Меня увидев, улыбнулась:

"Потри мне спинку, ну, смелей!",

Дала мочалку, повернулась,

Запела песню "Yesterday".

Я спинку драил осторожно.

Коснулся невзначай груди,

Спросил, дрожа: "А это - можно?"

Мне был ответ: "Сюда иди..."

Восстал Приап, как деревянный,

Как конь, не знающий узды.

Она меня втащила в ванну,

Раздев под струями воды.

О, Боже, как она кричала,

Шепнув затем мне пару фраз:

"Да, я давно так не кончала

Ты представляешь, восемь раз!"

"Что, было клёво, Маргарита?"

"Не Маргарита, а Марго.

Ну что ж, у твоего бандита

Размеры просто ого-го.

Я жрать хочу." - "А всё готово".

И мы на кухоньку пошли.

Я был готов к сраженью снова

Пожрав, порнушку завели,

И вновь в долину наслаждений

Крича, мы поскакали с ней.

Она шептала: "Гений, гений!"

Среди измятых простыней.

Мы с ней друг другом любовались,

От буйной скачки утомясь,

Всё ворковали, целовались...

Она с постели поднялась,

Пошла нетвёрдою походкой

Куда-то, уронила таз,

Вернулась с сумочкой и с водкой,

Спросила:"Вмажем?"-"Не,я пас".

"Ну что ж,как хочешь.Я то вмажу"

Марго хлебнула из горла,

Из сумки вынув горсть бумажек

Под песню "Белого орла".

Она той песне подпевала,

При мне нюхнула кокаин,

Ворча: "Блин, кокаину мало...

Во, Макс подсунул героин!"

Я на подушках приподнялся,

Сказал встревоженно: "Прости,

Марго, конечно, что вмешался,

Ты здесь не очень-то финти.

Зачем тебе всё это, детка?"

Марго меж тем достала шприц,

Вкололась."А на вид - нимфетка",

Я тупо думал, рухнув ниц.

"Костыль, - она сказала глухо,

Не ссы и кайфа не ломай,

Как раз сейчас попёрла пруха,

В натуре перекуров май".

Я вновь с пульта включил "Шиваки"

И мы уставились в экран,

В нём видя розовые сраки

Таких, с носами, обезьян.

Мужской басок невозмутимый

Про джунгли что-то нам втирал.

Марго, сказав: "Шибздец галимый",

Запила водкой веронал.

Нам показали обезьяну,

Зад почесавшую опять.

Марго вскочила, видно, спьяну,

И стала голой танцевать.

Её подпрыгивали груди,

Ей было вроде бы смешно.

Потом, по странной по причуде,

Она - и я с ней заодно

По комнате вдруг прыгать стали,

Изображая обезьян,

И беспрестанно хохотали...

Я мельком глянул на экран:

Там под дождём, с огромным носом,

На ветке приуныл самец...

Марго, подпрыгнув к папиросам,

Сказала: "Ну ваще шандец!"

Мы с ней скакали и смеялись,

Я даже пару раз упал.

И розы в хрустале качались,

Что для Марго я покупал.ххх

Искрилось в хрустале вино,

струился сигаретный дым...

"Говно, говно, говно, говно"

со сцены повторял Вадим.

Толпа была возбуждена,

весь от восторга зал ревел,

лишь только девушка одна

сидела бледная, как мел,

но дергалась на стуле так,

как будто ток ее прошил...

Что с нею? Я одернул фрак

и подойти к ней поспешил;

- Простите, вам нехорошо?

Стихи шокируют слегка?

но понял вдруг - ей хорошо,

увидев, где ее рука,

Я с девушкою рядом сел

и за ее следил рукой,

сидел и медленно балдел

от ситуации такой,

Она, не глядя на меня,

себя ласкала под столом,

полна любовного огня...

И пахло от нее вином,

Шептала: "Ах, Вадим, Вадим,..."

и вдруг взглянула на меня

порочным взором озорным

теперь, простите, вздрогнул я,

Она свободною рукой

залезла в брюки и взяла

в свою ладонь... ах. Боже мой,

что за разврат? ну и дела...

Но что ж,... я покорился ей,

Вадим прочел нам про елду,

на сцену уж взошел Андрей,

я подал знак - сейчас приду.

Все это было как во сне

стихи и нежная рука...

Вы можете не верить мне,

я сам не верю. Но пока

все расходились по домам,

когда гул вечера затих,

я вглядывался в лица дам

красавиц много было там,

но не было ее средь них...

А то б я показал друзьям.

"У нас будет маленький" (реакция куртуазного маньериста)

"Вставив в зубы сигарету "Данхилл"..."

(А. Добрынин)

Вставив в зубы "Ротманса" окурок,

я кричал на вас в тени акаций:

"Я вам не какой-нибудь придурок,

надо было, блин, предохраняться!"

Изжевав и выплюнув окурок,

глядя зло на кружева и ленты,

я кричал: "Но я по жизни юрок,

и платить не стану алименты!"

Жадно закурив другой окурок,

я кричал, как спятивший слоненок,

я кричал: "Довольно глупых жмурок,

кто сказал, что это мой ребенок?"

Вы, все это выслушав, беззвучно

как стояли, так и повалились.

Боже мой, как с вами стало скучно.

А ведь как мы раньше веселились!

"Да, предохраняться надо было"

буркнул я в акациях у пруда.

Облик ваш гримаса исказила,

я ж ушел на цыпочках оттуда.

В честь чего вы стали юной мамой?

Вы б хоть мое мнение спросили!

Я вас звал своей Прекрасной Дамой,

но сегодня вы меня взбесили.

Воскресенье

Нет, невозможно все любить:

Тупые гвозди звездных неб,

Покой равнин, убогость быть,

И тех, кто зряч, и тех, кто слеп,

Нелепого искусства гон,

И смерть, и славу и слова,

И смех, и роскошь всех времен,

и нищие цветы у рва,

Любить уметь, любить любовь,

Ожесточаться по годам,

Волнением тревожить кровь,

Означенную к холодам,

Глядеть на стебли и кресты.

И на портрет, чтоб не остыть,

Где лишь сочувственная ты...

И невозможно все любить!

Мальчик чумазенький

Каждое утро, радостный, ты просыпаешся,

теплой водою с песнями ты умываешься,

ты заправляешь коечку, гладишь подушечку,

сладкой истомой манят тебя потягушечки.

А в это время западный мальчик чумазенький,

с впалою грудью, чахнущий и грустноглазенький,

катит свою в шахте с углем вагонеточку,

чтоб получить вечером мелку монеточку.

Каждое утро, гладкий, довольный, сияющий,

в школе встречаешь добрых и верных товарищей,

пахнет цветами светлая комната классная,

нежно ерошит вихры твои солнышко ясное.

А в это время западный мальчик горбатенький

гробик несет, спотыкаясь, для младшего братика,

он схоронил мать, отца, двух сестренок, трех дедушек,

и все равно прокормить ему надо семь детушек.

Ты каждый вечер ходишь гулять по Москва-реке,

с девушкой милой, глаза у нее как фонарики,

робко в любви объясняясь, за полную грудь берешь,

шепчешь на ушко стихи и в аллейку ее влечешь.

А другой мальчик с улыбкой бессмысленной-жуткою

возится в жалкой лачуге своей с проституткою,

завтра ему чуть свет на работу опять вставать,

как бы скорей закончить и завалиться спать.

Школу закончив, может, ты станешь директором,

или инспектором, или вообще архитектором,

сытый, веселый, румяный и к людям внимательный,