История жирондистов Том II - Альфонс Ламартин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Напрасно 30 тысяч раскаленных ядер и 6000 разрывных бомб сыпались из мортир в течение 50 часов на этот дымящийся костер, то потухавший, то снова разгоравшийся; напрасно эрцгерцогиня Австрийская Мария Кристина, супруга герцога Альберта, явилась собственноручно открыть огонь новой батареи, чтобы поддержать мужество осаждающих! Жители Лилля, заметив, что австрийцы заряжают свои оружия железными прутьями, цепями и камнями, заключили из этого, что у осаждающих не хватает боеприпасов, и с еще большим геройским равнодушием стояли под огнем орудий. Между тем герцог Альберт, у которого и в самом деле открылся недостаток в войсках и боевых припасах, узнав об успехах Дюмурье в Шампани, начал опасаться, чтобы французские войска не двинулись на север, и снял осаду.
Граждане Лилля продемонстрировали мужество древних. К примеру, доброволец, городской канонир, стоял у орудия на окопах. Ему сообщили, что над его домом разорвалась бомба; он обернулся, увидел свой дом, объятый пламенем, и сказал: «Мое место здесь. Меня поставили сюда, чтобы защищать мое отечество, а не мое жилище. Огонь за огонь!» И вновь зарядив свое орудие, выпалил из него.
Освобождение Лилля вызвало всеобщий восторг. Позор Вердена и Лонгви был отомщен.
Лишь только сняли осаду с Лилля, как Бернонвиль, отделившийся с 16 тысячами человек от войска Келлермана, направился к северным границам, чтобы вместе с Дюмурье вторгнуться в Бельгию: план, давно задуманный, но прерванный походом против прусского короля.
После четырех дней, проведенных в Париже на секретных совещаниях с Дантоном и Серваном, тогдашним военным министром, Дюмурье 20 октября двинулся на свою главную квартиру в Валансьен. Но прежде чем явиться туда, он провел, уединившись, два дня в своем имении в окрестностях Перонна. Ему надо было решить два вопроса: план кампании, имевший целью вырвать Бельгию из рук австрийцев, и образ действий относительно Конвента, рассчитанный на то, чтобы либо польстить ему, либо запугать его: служить республике, если она сумеет выбрать себе правительство, или овладеть ею, если она будет переходить от одной анархии к другой. Генерал уехал из Парижа полный презрения к жирондистам и доверия к гению Дантона. В будущем ему рисовались две перспективы, на которых его воображение отдыхало одинаково: диктатура, разделяемая им с Дантоном только в делах внутреннего управления, или восстановление при помощи армии конституционной монархии, мысль о которой ему подал герцог Шартрский.
Пока Дюмурье размышлял о том, к каким последствиям могут привести война или революция, Серван вышел из правительства. Его заменил Паш — посредственность, внезапно выдвинувшаяся из неизвестности, ставленник госпожи Ролан. Она сделала Паша заведующим личным кабинетом своего мужа в министерстве внутренних дел и доверенным в его самых секретных делах. Она видела в Паше одного из мудрецов, которых Провидение посылает государственным деятелям с благими советами.
В то время как Серван стал военным министром, Паш занял при нем то же место, какое занимал при Ролане; он и здесь выказал такое же усердие к своим обязанностям. После отставки Сервана Ролан предложил пригласить Паша на время войны в Совет министров. Жирондисты, видевшие в Паше преданного им друга, согласились на это предложение. Но лишь только Паш почувствовал твердую позицию в правительстве, как тотчас же сбросил с себя зависимость и начал сначала тайно, а затем и явно принимать участие в заговорах якобинцев, имевших целью лишить Ролана власти и возвести его жену на эшафот. В виде залога Паш вверил креатурам якобинцев управление военным министерством, отдал множество подсобных помещений под клубы, заменил мундир фригийским колпаком и курткой.
Дюмурье был поражен назначением Паша и почувствовал, что близость последнего с якобинцами заставит или его склониться перед ними, или их — дрожать перед ним.
По приезде в Валансьен Дюмурье составил план вторжения в Бельгию и сообщил каждому из подведомственных ему генералов ту часть плана, которую ему предстояло выполнить; весь план целиком был известен одному только Дюмурье.
Если бы славный генерал обладал изобретательным военным гением, который удесятеряет силы армий, концентрируя их вокруг себя, то мог бы разбить разрозненные отряды австрийцев сплоченной массой своих войск, отрезать их, рассеять и обратить в бегство. Но план этот не мог быть приведен в исполнение вследствие недостатка доверия генерала к своим батальонам волонтеров, а в особенности в силу недостатка в снарядах, повозках и съестных припасах.
Дюмурье разделил свое войско на четыре отряда. Генерал Валенс получил приказ двинуться на Намюр и помешать соединению Клерфэ с бельгийскими войсками под стенами Монса; но было слишком поздно: передовые отряды Клерфэ уже вступили в Моне. Второй отряд, из 12 тысяч человек, под началом генерала д’Арвиля, угрожал Шарльруа. Третий отряд, состоявший из 18 тысяч человек, во главе с генералом Лабурдоннэ, должен был двинуться на Турней. Наконец, сам Дюмурье, во главе двух отрядов из 35 тысяч человек, собирался пойти на Моне и нанести решительный удар соединенным силам Клерфэ и герцога Саксен-Тешенского, разомкнуть эти войска и пройти сквозь них на Брюссель, громя направо и налево бельгийские провинции и образуя авангард для остальных отрядов. Несколько бельгийских патриотов, желая освободить свою страну от австрийского ига, перешли границу, спеша навстречу французскому генералу, и образовали батальоны волонтеров. Дюмурье повел эти батальоны с собой. Это был уголек, которым он надеялся разжечь пламя патриотизма и возмущения.
Итак, соединенные силы двинулись к Монсу.
Поле битвы представляло собою цепь холмов, покрытых лесом. Селение Жемапп образует правую ее оконечность, слева цепь замыкается селением Кюэм. Между этими двумя точками, в углублениях естественного происхождения, размещались австрийские батареи.
Внизу расстилается равнина, глубокая и узкая. Сзади, со стороны Жемаппа, холм, на котором австрийская армия построила редуты, заканчивался болотом. Прикрытой с тылу этим болотом, с флангов — селениями, а впереди — батареями и редутами, австрийской армии оставалось только разбить французов, подходивших к ней без всякого прикрытия по равнине. Выбор места и диспозиция лагеря убедили Дюмурье в том, что он встретил в Клерфэ противника, достойного померяться с ним силами.
Сбив 3 и 4 ноября австрийцев с нескольких передовых постов по пути и в долине, Дюмурье 5-го числа развернул свое войско в огромную изогнутую линию, опиравшуюся левым флангом на селенье Кареньон, а правым — протянувшуюся до холма Сипли, защищавшего одно из предместий Монса. Сам он встал в центре этой боевой линии, на равном расстоянии от обоих флангов. Д’Арвиль, командовавший правым флангом почти под самыми стенами Монса, получил приказ выжидать и воспользоваться моментом отступления и замешательства, которые должны были быть вызваны натиском французских войск, и завладеть дорогой в Моне, заперев перед неприятелем ворота этого города. Бернонвиль, которому Дюмурье вверил командование авангардом, равным по величине почти целому армейскому корпусу, получил приказ взять штурмом селение Юоэм.
Герцог Шартрский (впоследствии французский король) командовал центром под руководством главнокомандующего; этот самый молодой из лейтенантов Дюмурье должен был двинуться в атаку только в тот момент, когда придет время нанести решительный удар.
Дюмурье объяснял своему штабу план действий больше по карте, чем по расстилающейся перед ним местности. Изгороди, рощицы, большие деревья, окаймляющие поля и дороги, заслоняли собою горизонт. Отрядам, рассеянным на больших пространствах, приходилось передвигаться практически ощупью, а во время битвы руководствоваться скорее слухом, чем зрением.
Ночь уже окутала обе армии, когда Дюмурье закончил изложение плана. Драгуны и гусары с зажженными факелами сопровождали по дорогам и тропинкам адъютантов и генералов, возвращавшихся к своим стоянкам, чтобы приготовиться к предстоявшему сражению. Солдаты спали на поле битвы, не снимая с себя оружия. Так приказал Дюмурье. Для битвы, которая должна была произойти на трех совершенно самостоятельных полях и исход которой зависел от всевозможных случайностей, генерал не хотел потерять ни минуты: дни в это время года чрезвычайно коротки. Притом Дюмурье боялся, что если победа не будет одержана до сумерек, то неприятель может, воспользовавшись темнотой, отступить к Монсу и избежать его преследования.
Первые лучи солнца, взошедшего над Бельгией, осветили французских солдат, дремавших под тяжестью своего оружия. Небо было серо, туман стлался по земле и вис каплями на ветвях деревьев. Хлеб уже свезли с полей, осыпались листья с деревьев.
Суровый, воинственный и сосредоточенный вид неприятеля, окопавшегося на возвышенностях, — меховые шапки венгерских гренадеров, белые плащи австрийской кавалерии, небесно-голубые мундиры гусар, серые костюмы тирольских стрелков — резко контрастировал с революционным видом и шумной подвижностью войска Дюмурье. Провидение, казалось, хотело поставить лицом к лицу две самые большие военные силы — дисциплину и энтузиазм.