Разбитое зеркало - Фрасис Дарлинг

Она размазала вазелин на ладони и стала протирать плечо.

— У тебя есть полотенце?

Роман поплелся в ванную, как краб, сжимая свои бедра так, чтобы она ничего не увидела. Когда он вернулся со своим лучшим махровым полотенцем, она уже работала над вторым, мраморным с голубыми прожилками плечом. Она вытерла его досуха, а затем занялась грудью.

Роман боролся с желанием спрятать руки у себя в паху и превратиться в тугой мячик.

Кончики ее пальцев следовали за золотистой спиралью, совершая круговые движения, пока не приблизились к золотому наконечнику.

Роман сжался. Черт побери! До этого он видел множество женских сосков — остроконечных, мягких, размером в половину большого пальца, дрожащих, но он никогда не видел ее.

Затем Оливия переключила внимание на другую грудь.

Роман почувствовал, как у него в ботинках поджались пальцы.

Плоть тряслась и содрогалась, когда она ее сжимала и терла. В этом цвете слоновой кости проступили розовые пятнышки, подобные отметинам, которые появляются после страстной ночи. Затем она дошла до наконечника и опять остановилась.

Оливия намазала маслянистой жидкостью долину между грудями. Жидкость потекла тонкой струйкой вниз. Роман отлично знал, как обнаженная кожа реагирует на ручеек теплого вазелина. Она, должно быть, привычна к таким ощущениям!

Оливия промокнула пупок и сильными круговыми движениями начала тереть мягкую округлость живота. Ладонью она делала круговое движение и нажимала на живот, снова и снова, каждый раз пальцы руки погружались в мягкую, плоскую равнину над выпуклостью ее лобка, выдавливая плоть под тугой край купальника, там, где скрывалось ее женское естество.

Ноги Оливии были напряжены и слегка раздвинуты. С каждым движением ладони вниз все больше маслянистой жидкости проникало за край треугольного кусочка материи, который защищал от глаз Романа самое важное. Каждая капля жидкости делала материю все более и более прозрачной. С каждой каплей она все тесней облегала находящиеся под ней замысловатые контуры тела.

Жидкость ведь стекает вниз по ткани. Роман спрашивал себя, не щекочет ли она ее. Но, вне всякого сомнения, она привыкла смазывать там.

Все следы золотых узоров исчезли, но она не останавливалась. Роман не стал напоминать ей о цели этого самомассажа. Эти легкие и изящные пальцы как будто парили над тем, что Роман желал больше всего на свете, но они на самом деле никогда не прикасались к телу и это было более эротичным проявлением любви к себе, нежели самая смелая мастурбация.

И при всем этом ее лицо было спокойным и отвлеченным.

Наконец она сказала:

— А сейчас будет немножко больно. Есть только один способ проделать это, как будто снимаешь пластырь.

Она отставила бутылочку с вазелином, зажала наконечники между пальцами. Затем она потянула их от себя. Ее груди приподнялись, стали длиннее, изменили форму.

Роман подавил стон.

Оливия сказала:

— Три, два, один! — И при этом она одновременно извивалась и дрожала.

Вот они! Упругие коралловые конусы, розовые как кораллы и твердые как кораллы, они были возбуждены тем, как жестоко с них сорвали клейкую ленту. Если бы только она позволила ему поцеловать их, лизать их, сосать их…

Она налила еще больше жидкого вазелина прямо на каждый из сосков. Блестящая капелька долю секунды висела на кончике ее правого соска, а затем упала на пол.

— Это смягчает, — сказала она, глядя ему прямо в глаза, радуясь его отчаянию, упиваясь его вожделением. Нежными пальцами она втерла вазелин в эти увеличившиеся вершины. Почти играя.

— Ну что же, думаю, на этом хватит, — сказала она, наклоняясь, чтобы поднять плащ. — Я все сделала по справедливости, не так ли? Предоставила обещанное. Не больше, не меньше?

— Да, но… — попытался сказать Роман.

— Послезавтра, — промолвила она, направляясь к двери. — После того, как ты выиграешь для нас.

Дверь закрылась за ней.

Вне квартиры, в холле, Оливия прислонилась к двери. Она ждала, когда перестанет дрожать. Пять раз, по крайней мере пять раз она чувствовала, как из таинственных глубин ее затопляла невероятная теплота. Покрывшая ее тело маслянистая жидкость скрывала следы, которые могли выдать эту ее слабость. Никогда до этого ее ощущения не были такими сильными.

И в комнате не было ни одного зеркала.

За исключением зеркал в его глазах.

Глава шестая

На Романе был легкий серый костюм. Он подумал, что надел бы Артурио на его месте, если бы его выбрал Джорджио. Почему все-таки выбрали Романа? Кандидатура Артурио была очевиднее, ведь он готовый метрдотель.

Но Артурио потребовал бы почасовую оплату, вдвойне. Артурио не привел бы свою подругу, чтобы украсить прием, каким бы значительным он ни был. Джорджио дешево отделался, за две сотни «зеленых». Вот старый, хитрый негодяй!

Вдоль трех стен стояли покрытые скатертями столы. Один представлял из себя главный бар. На других были расставлены блюда с закусками. Остальные закуски хранились завернутыми в целлофан в холодильнике. Было все сделано, чтобы облегчить работу Оливии насколько возможно.

Нелегко было подняться рано утром и все подготовить. Романа подташнивало. Ведь прошлой ночью он не мог позволить пропасть этим устрицам и шампанскому. Наверное, не нужно было этого делать.

Джорджио появился в половине первого, великолепный и слегка смешной в ярко-красном вельветовом пиджаке, похожий на Помидорного Короля у себя на свадьбе. Он был подпоясан вышитым золотом кушаком. На нем было достаточно материи, чтобы сшить сотню нарядов для Оливии. А плоти хватило бы по крайней мере на четыре Оливии.

Без десяти час зал был полон жующих и пьющих игроков в триктрак, включая двух женщин. Роман был удивлен. Он не мог и представить себе, что женщины могут хорошо играть в триктрак. Возможно, это были мать и дочь. Они были одеты в старомодные вечерние наряды, пахнущие нафталином. На помятых лицах блестели глубоко посаженные глаза.

Мужская компания была сборной солянкой. Большинство было в деловых костюмах, к облегчению Романа, но некоторые были одеты в смокинги и спортивные куртки. Один парень — долговязый, худой и настолько высокий, что он должен был изгибаться, чтобы видеть лицо собеседника, был одет в голубой свитер и коричневые блестящие брюки. Слава Богу, что на ногах у него не было сандалий.

Ровно без пяти час Оливия вплыла в зал. Ее присутствие разлилось по толпе подобно теплому жидкому меду. Некоторые из мужчин повернулись к ней и внимательно ее осмотрели. Другие просто вытягивали шеи с тем, чтобы следить за ней краем глаз.