Том 11. Неопубликованное. Публицистика - Аркадий Стругацкий

Генерал положил на стол руки ладонями вверх, и Олешко увидел множество тонких извилистых шрамов, покрывающих их причудливым рисунком.

— Я забыл об осторожности и несколько раз брал пленку голыми руками. Зажили только через два-три месяца.

Олешко вздохнул.

— Я только побывал возле ямы, и то врачи удивлялись, почему моя рана так долго не затягивалась. Кроме того, мы все трое, а особенно японец, долго еще испытывали приступы головокружения и слабости. Потом прошло. Но что же все-таки представляет собой этот красный газ?

Некоторое время генерал молчал, приводя в порядок бумаги в папке. Затем неохотно сказал:

— У меня есть, конечно, на этот счет некоторые соображения, но, насколько они соответствуют истине, сказать трудно. Для меня ясно одно: красный газ — не мертвая материя. С другой стороны, как я уже говорил, это не белок, следовательно — не живой организм. Несомненно, он может размножаться, иначе быстро распался бы, соприкасаясь с воздухом. Значит, он способен брать из окружающей среды материалы и энергию для своего воспроизводства. Можно представить себе такую форму организации материи, которая приспособлена для воспроизводства за счет, например, энергии радиоактивных веществ. Возможно, гнездо красного газа образовалось в толще радиоактивных залежей. Это представляется наиболее вероятным вариантом, и Сунагава, как видно, понимал это, когда упаковывал образец в банку с радиоактивным кобальтом. Конечно, возможны и другие теории... Но если принять «радиоактивную» теорию, красный газ должен выглядеть следующим образом. Его молекулы поглощают энергию жесткого гамма-излучения радиоактивных атомов. Не исключено, что они как-то способны перехватывать и энергию альфа-частиц и электронов, образующихся при радиоактивном распаде. За счет этой энергии они совершают обмен веществ с внешней средой, то есть хотя бы с гранитными стенами ямы или с веществами, входящими в состав радиоактивных руд. Может быть, они абсорбируют и атомы радиоактивных элементов... Так они растут, делятся и так далее. Излишки энергии они отдают в виде весьма мягкого излучения, состоящего из красной, инфракрасной и еще более длинноволновой частей спектра. Так можно объяснить и странное влияние красного газа на живой организм. По-видимому, излучение его состоит, главным образом, именно из электромагнитных колебаний такой длины волны, которые больше не встречаются нигде в природе. Искусственно их вызывали путем пропускания электрического тока через железные опилки, взвешенные в масле. Свойства их мало изучены. Вероятно, они действительно должны активизировать рост и развитие низших организмов. Но, повторяю, это только рабочая гипотеза. Что касается ячейкового строения пленки, то, мне кажется, естественно предположить красный газ похожим на вольвокс — колонию одноклеточных организмов. Как возник красный газ, закономерно ли его возникновение, или он самозародился в совершенно исключительных неповторимых условиях, обо всем этом судить трудно. Остается только пожалеть, что мерзавцу удалось затопить крепость. Под водой красный газ несомненно погиб. Хотя, кто знает...

— Если красный газ не распался, — сказал Олешко, — мы все равно рано или поздно доберемся до него. Доберемся, изучим и заставим служить себе, как заставляем служить все силы природы.

— Судя по тому, что я слышал об этой самой крепости, — с сомнением проговорил генерал, — добраться туда будет трудно.

— Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики. Возьмем и эту!

ПЕСЧАНАЯ ГОРЯЧКА

— Знаешь, — сказал Боб, — я сейчас бы выпил томатного сока. Холодного томатного сока... — Он перевернулся на другой бок и с отвращением выплюнул окурок. — Когда от сигарет болит язык, лучше всего выпить томатного сока.

— Когда у тебя что-нибудь болит, надо пить коньяк. — Говоривший был велик ростом и тощ. Звали его Виконт. — Можно водку. Годятся и ликеры. Не возбраняется вино, в котором, как известно, истина. Но лучше всего — спирт...

— Ты забыл пиво. Ты болван, — сказал Боб, — я бы выпил сейчас пива...

В палатке было жарко и темно. На полу валялись спальные мешки, множество окурков, винтовка, стреляные гильзы и пара сапог. В низкую треугольную дверь палатки виднелись красноватые сумрачные барханы и обложенное тяжелыми тучами небо. Налетал порывами горячий ветер, шелестел брезентовыми стенами.

— Слушай, Боб, у тебя скрипит песок на зубах?

— Не успеваю отплевываться. А что?

— Мне надоело. Я жую его вторую неделю. Это нервит. Я подожду еще пару дней, накоплю побольше слюны, пойду к нашему и...

— По дороге ты будешь питаться слюной и гильзами. Ты будешь ужасен в своем гневе, ты будешь рубить колючки, но Багровое Небо сожжет тебя, и твой высохший труп занесут пески. Ибо такова жизнь. Уходя, не забудь выстрелить себе в лоб — это укоротит твой тернистый путь и сбережет много драгоценного времени. Я буду рыдать над твоим телом. Клянусь удачей.

Боб сплюнул и потянулся за сигаретой. Сел, чиркнул спичкой, закурив, стал разглядывать свои босые ноги. Осторожно потрогал вспухший синий шрам.

— Здешние муравьи кусаются подобно леопардам, — сказал он, — ты должен пожалеть меня, Виконт.

Виконт не ответил. Порыв ветра распахнул полы палатки, дохнул горячим песком. Боб кряхтя поднялся, чертыхнулся, задев за столб, и неторопливо вылез из палатки.

— Горячо, дьявол, — донесся его голос. — Виконт, дружище, ты сгниешь заживо... Выйди подышать чистым воздухом. О, этот воздух! Он прохладен, как дыхание холодильника! Ривьера, Ривьера! Не верите? Нюхните сами...

Виконт, злобно жуя губами и поминутно сплевывая, слушал, как Боб бродил вокруг палатки — проверял крепления. Из-за стенки сквозь шелест ветра доносилось:

В стране, где зной, где плеск волны морской,Жил длинноногий Джо...

До чего же горячо пяткам! Ай-яй!..

Ром кружкой пил, в бар часто заходил...

Виконт, какой у нас обычно ветер?.. Ага, понятно.

...В бар часто заходил...

Виконт, выйди, милый, дело есть...

Потом что-то случилось. Стенки палатки колыхнулись, треснул и накренился столб. Виконт поднялся и сел, прислушиваясь. Голос Боба:

— Эй-ей! Тебе чего?.. Пошел!.. А-а-а-а!.. Виконт, ко мне!..

За стеной дрались. Боб крикнул и замолчал. Палатка тряслась, доносилось хриплое тяжелое дыхание.

На ходу загоняя в карабин обойму, путаясь в спальных мешках, Виконт кинулся из палатки. Зацепившись затвором за петлю в дверях, несколько секунд остервенело рвал брезент, освобождаясь...

— Ввва-а-а!.. — неслось из-за палатки...

— Эге-гей! Держись, Бобби! — рявкнул Виконт, огибая угол. Там не было никого и ничего. Только разрытый горячий песок...

— Бобби... — тихо сказал Виконт, озираясь, — Бобби, дружище...

Дымящиеся красные барханы, саксаул, раскаленное тяжелое небо... обвисший брезент палатки... всё. И разрытый горячий песок. Виконт облизал губы.

— Бобби, где ты?

Он выплюнул песок и медленно пошел вокруг палатки. Красные барханы, саксаул, разрытый горячий песок... всё.

— Я болен, — нерешительно сказал Виконт.

В брезент с глухим шорохом били мириады песчинок. Гулко стучала кровь в висках. Небо темнело, опускалось ниже и ниже. Виконт передернул затвор, несколько раз выстрелил вверх. Затем испуганно огляделся. Он был один.

— Если это шутка, Боб, то очень неудачная. И я воздам тебе... — Голос его упал.

Разумеется, это не было шуткой, и Виконт с самого начала прекрасно понимал это. Но ему вдруг почему-то стало смешно, и он рассмеялся:

— Ладно, Боб, захочешь жрать — придешь.

Виконт решительно обогнул палатку и полез внутрь. Разумеется, первое, что он там увидел, был Боб, вернее, его ноги — длинные, сухие, в серо-зеленых парусиновых сапогах, они торчали из-под спальных мешков. Тогда Виконт рассердился. Он снял с центрального столба знаменитую многохвостую плетку Джаль-Алла-эд-Муддина из жил древнего зверя Уф и угрожающе взмахнул ею.

— Вылезай, старое дерьмо! — заорал он. — Вылезай, не то восплачешь, аки жиды у стен Синайских!

Боб не двигался. Виконт осторожно ударил по мешку. Сапоги не дрогнули.

— Кэ дьябль! — пробормотал Виконт, боясь, что мелькнувшая мысль вернется снова. — Хватит валять Катта. Вставай.

И вдруг, задрожав от нестерпимого ужаса, отскочил назад: ноги не двигались. Шуршал песок по брезенту палатки. Гулко стучала кровь.

— Это ничего, — громко сказал Виконт.

Он бросил плетку и нагнулся над одеялами. Тонкий вязкий запах красного цвета ударил ему в нос. Тонкий пьянящий аромат — единственный в мире аромат — самый вкусный запах во Вселенной, запах свежей крови. Одеяла еще скрывали его источник, но можно уже было догадаться, что это не Боб. Кровь Боба пахнет не так, Виконт хорошо знал это. Но — сапоги? Серо-зеленые сапоги Боба? Ах, но ведь это очень просто... Виконт сбросил одеяла и усмехнулся: