Последняя акция Лоренца - Теодор Гладков

Ровно в шестнадцать ноль-ноль этого полицейского сменит другой и будет точно таким же чеканным шагом нахаживать километры, не забывая цепкими глазами фиксировать все, что может касаться охраняемой территории. Никто из гуляющих в парке не мог бы подойти к особняку незамеченным.

Ричардсон отметил это чисто механически. Он был здесь гостем, вовсе не старался встречаться ни в этом доме, ни в его окрестностях с кем-либо из высокопоставленных деятелей страны и относился в высшей степени безразлично к тому, ведет ли местная служба безопасности наблюдение за ним или нет. Он, полковник Ричардсон, прекрасно знал, кто за ним приглядывал всерьез и кого следовало опасаться по-настоящему. Это Стив Хейли, один из сотрудников Координационного центра, угрюмый, малоразговорчивый мужчина в том возрасте, о котором принято говорить «старость молодости, или молодость старости», то есть лет сорока. Хейли был майором разведки: энергичным, дельным, честолюбивым. Его дальнейшему продвижению по службе мешали два обстоятельства: отсутствие настоящей профессиональной культуры (этого Хейли не понимал) и общепризнанное положение Ричардсона как одного из лучших специалистов по работе «на Россию» (это Хейли понимал отлично).

Стив, разумеется, не станет делать ему никаких пакостей — он знает, что Ричардсон через год уходит в отставку, и потому ждет терпеливо своего часа. Но не только ждет: выглядывает и вынюхивает, знает, что Ричардсон, передавая дела, преемнику, прибережет кое-какие свои многолетние связи, из числа особо ценных, для себя и своего сына. Так поступают все старые профессиональные разведчики, да и вообще кадровые офицеры, уходя на пенсию. Потому-то они и сохраняют свой вес и влияние даже годы спустя после того, как превращаются в процветающих владельцев отелей, консультантов промышленных фирм, а то и в университетских профессоров.

Майор Хейли убежден, что Счастливчик Тони — так называли Ричардсона в разведке, — когда расстанется со своим мундиром, который, кстати, никогда не носил, не будет долго ломать голову над тем, чем заняться дальше. В Соединенных Штатах, к примеру, только в «Локхид эйркрафт», в «Дженерал дайнемикс», в «Макдональд-Дуглас» уже служат на высоких постах около шестисот отставных военных в чине от полковника и выше. Настоящий второй Пентагон, и не менее влиятельный, чем первый. Причем зарабатывают бывшие генералы и полковники куда больше, чем раньше в вооруженных силах. Хейли понимает, какой находкой явится для любой промышленной корпорации полковник Энтони Ричардсон с его опытом и связями старого разведчика. Хейли знает, почему так ценят тузы крупного бизнеса, воротилы военно-промышленного комплекса отставных военных, особенно разведчиков.

Общеизвестно, что американская фирма «Риекшн моторе» более компетентна, чем «Аэроджет дженерал». Но многомиллионный заказ на двигатели для ракет «Поларис» получила именно «Аэроджет». Только благодаря усилиям своих служащих: бывшего военно-морского министра Дэна Кимбала, адмирала Хатчеса и генерала морской пехоты Хейварда. Ясное дело, эти трое в накладе тоже не остались. Деньги огромные. При таких гонорарах ему, всего-навсего майору, надеяться на альтруизм Счастливчика Тони не приходится, нужно и самому не зевать. Он и старается не упустить ничего.

Полковник Ричардсон сочувствует Стиву Хейли, но входить в его положение вовсе не собирается. Достанется что-нибудь майору от его пирога, пусть считает, что повезло. Но вообще-то тайные хлопоты Хейли создают для Ричардсона некоторые дополнительные трудности. Он вынужден применять свой опыт разведчика, мастерство конспиратора, чтобы уходить от наблюдения собственного подчиненного и вероятного преемника. Смешно? Нисколько!

Баронесса, судя по всему, его последнее большое дело. Шестым чувством, знаменитым своим нюхом Ричардсон ощущает — результаты могут оказаться исключительно ценными и перспективными. Что же касается Хейли, пусть напрягает свои усилия, чтобы сделать хоть толику того, что сделал за годы службы в разведке он, полковник Энтони Ричардсон.

Баронессу Ричардсон не передаст никому ни при каких обстоятельствах. Он нашел ее сам. Правда, через старуху Дальберг, но она тоже его человек. Когда он уйдет в отставку, то и она удалится от дел. Навсегда. Много ли ей осталось жить? Несколько лет, не больше. Она будет молчать. Благополучие сына, которого она вывела в люди с его, Ричардсона, помощью, для нее превыше всего. А безопасность Лео целиком зависит (по крайней мере в ее глазах) от него, Энтони.

Ричардсон подошел к бару, смешал джин с тоником, бросил в высокий тяжелый стакан кусочек льда. С удовольствием сделал глоток отдающего ароматной горечью можжевельника крепкого напитка.

Итак, Баронесса... По привычке старого, вышколенного разведчика Энтони еще и еще раз фиксирует про себя основные позиции, выработанные с шефом по ее делу. Если уж сам руководитель Координационного центра заинтересовался этой русской красавицей, пускай и не первой молодости, значит, достоверность доставленных ею сведений подтвердилась всеми экспертами, а сама информация расценена очень высоко.

Русская технология получения так называемой замороженной крови, способной сохранять все свойства свежей при очень длительном хранении даже в неблагоприятных условиях, уже изучается соответствующей фирмой. Ее собственные специалисты бились над этой проблемой годы, ухлопали уйму денег, но так ничего и не сделали. А тут всего лишь одна кассета с отснятой пленкой... Интересно, представляет ли сама Баронесса, сколько она могла получить за эту пленку, если бы имела возможность пустить ее с открытых торгов на аукционе фармакологических фирм? Ричардсон тоже, впрочем, может об этом только догадываться, вернее, судить по реакции шефа.

Во время их недавней последней встречи Миллс находился в настроении философическом. Успех с замороженной кровью привел его в столь приподнятое настроение, что он прочитал Ричардсону нечто вроде лекции. Впрочем, ничего нового он Энтони не сказал, кроме того, что подтвердил наличие у них обоих общей точки зрения на нынешнее состояние дел в научно-технической разведке.

— Мы-то с вами, полковник, знаем, — говорил Миллс, уютно и прочно устроившись в огромном кожаном кресле (как многие люди маленького роста, он питал пристрастие ко всему крупному — от мебели до женщин), — что научно-техническая революция в корне изменила наши представления о секретной и несекретной информации. Когда-то разведчик шел на смертельный риск, чтобы выяснить, в каком городишке расквартирована энская пехотная дивизия, которая, кстати, мирно пребывала в оном порой десятилетия. Сегодня для нас не имеет никакого особого значения информация о том, какую воинскую часть русские держат, скажем, в Чухломе. За считанные часы они все равно могут перебросить ее в любую точку за несколько тысяч километров. Нас не волнует также, сколько водородных бомб они производят в месяц. Этого добра мы сами уже столько наделали, что ими можно уничтожить все живое на десяти таких планетах, как Земля.

Даже без всевидящих спутников-шпионов, с помощью одной только логики можно определить, где располагаются установки русских для запуска межконтинентальных и прочих ракет — примерно в тех местах, где бы мы их расположили сами, если бы это была наша территория. Политические секреты противника для нас очень важны, но они, увы, являются секретами, так сказать, одного дня.

— Именно так, — поддакнул Ричардсон.

Он уже заранее знал, что последует дальше. Шеф обладал поразительным свойством — возвращать в безапелляционной, категоричной форме те самые мысли и рассуждения, которые первоначально получал от него, Ричардсона. Разумеется, уже как его, Миллса, собственные откровения.

Сколько усилий в свое время потратил Ричардсон, чтобы убедить руководство в том, что представления большинства русских о бдительности давно изменились. В Москве, Ленинграде, Киеве и других советских городах уже давно не тащат в милицию любого иностранца, который фотографирует фабричный забор, или вообще ведет себя «подозрительно». Русские тоже прекрасно знают, что подобная «заборная» информация давно никого не интересует, что цена ей, по их выражению, ломаный грош, да и то в базарный день.

Миллс поучительно продолжал:

— Вы-то, Энтони, знаете, что Россия для нас самая трудная страна. И виновато в этом само Центральное разведывательное управление, то есть мы с вами, Тони. ЦРУ до сих пор считает, что ему все дозволено и все возможно. И почти каждое его деяние в Советской России терпит крах. Все трудней и трудней находить контакты с русскими. Именно поэтому надо с крайней осторожностью сосредоточиться на самом главном.

Для всех разведок мира стало аксиомой, что экономическое развитие той или иной страны, следовательно, и ее военная мощь определяются научно-технической оснащенностью. Вот почему научно-технический и промышленный шпионаж стал наконец-то одним из главных направлений тайной войны. Кстати, куда раньше политиков и военных эту истину поняли промышленники и бизнесмены, создавшие собственную систему частных бюро, занимающихся на высоком профессиональном уровне производственным, научным, техническим и банковским шпионажем по заказу конкурирующих фирм. А не стоит ли ему, Ричардсону, после ухода на пенсию создать собственное подобное бюро? Надо подумать...