Тавриз туманный - Мамед Ордубади

Незаметно наступил вечер. Сардар оставил меня и Гаджи-Али к ужину. После ужина предложил мне перебраться в район Амрахиз и туг же распорядился о предоставлении мне квартиры с соответствующей обстановкой.

Потом, сообщив мне, что я - член революционного совета, предложил завтра в двенадцать часов явиться на заседание.

В двенадцать часов ночи, простившись с сардаром, мы вышли. Меня и Гаджи-Али провожали воины сардара.

НИНА

В течение нескольких дней я ходил в армянскую часть города, чтобы повидать главарей дашнаков* и найти выход из создавшегося в Тавризе тяжелого положения с оружием.

______________ * Дашнаки - члены армянской буржуазно-националистической партии "Дашнакцутюн".

Этот вопрос специально обсуждался в военно-революционном совете. Дело в том, что своевременно, когда Джульфа-Тавризская дорога была еще открыта, руководители революции не позаботились об оружии. Даже присланные из Закавказья приборы для изготовления бомб и патронов застряли в Джульфе.

Рахим-хан, как говорил Али-Кули-хан Висугунизам, уже занял Джульфа-Тавризскую дорогу.

Революционеры лишились этой дороги исключительно из-за религиозного рвения руководителя обороны этой дороги Хафиз-эфенди. Получив из Тавриза распоряжение о немедленном выступлении, этот фанатик стал гадать на коране, гадание оказалось против выступления, и он не двинулся с места. Таким образом, дорогу заняли враги, и по ней можно было проезжать лишь по пропускам царского консульства.

Революционерам приходилось втридорога платить за оружие, которое ввозилось в Тавриз контрабандным путем, в то время как правительственная армия обильно снабжалась оружием и из Тегерана, и царским консулом в Тавризе. Силы были неравные. Вот почему нам необходимо было видеться с дашнаками, у которых были запасы бомб, патронов и другого вооружения.

Среди дашнаков было много людей, прошедших кадровую службу в русской армии, но использовать их было невозможно, так как армянская буржуазия препятствовала этому, стараясь казаться нейтральной и не вызывать недовольства правительства, на самом же деле основной причиной их отказа была инструкция, данная русским консульством.

После долгих переговоров левые дашнаки и гнчакисты* обещали не отделяться от кавказцев и работать вместе с иранскими революционерами.

______________ * Гнчакисты. - члены армянской буржуазно-демократической партии "Гнчак".

В армянской части я каждый день проходил мимо гостиницы, в которой остановились мои попутчицы Нина и Ираида.

При прощании с девушками, я обещал навестить их, но потом совершенно о них позабыл. И вот однажды я зашел в гостиницу, чтобы узнать о судьбе девушек. Хозяин гостиницы сообщил, что девушки больше не живут в гостинице и что Нина несколько раз приходила справляться обо мне и оставила для меня записку. Она была адресована "самому искреннему незнакомцу, настоящего имени которого я - не знаю".

"Несколько раз, - писала Нина, - я справлялась у хозяина гостиницы о вас, но получала ответ, что вы не заходили.

Несмотря на это, воспоминания, незабываемые воспоминания дают мне надежду на свидание с вами.

В первый вечер нашего знакомства, когда мы, сидя у окна, следили за волнами Аракса, в ваших глазах я заметила искры сердечности. Эти блестящие искры говорили до искренности и обещали большую и крепкую дружбу. Внимание, которое вы оказывали мне, почему-то казалось мне большим, чем благородная ваша предупредительность в отношении моей сестры Ираиды. И эта особенная ваша нежность привязала меня к вам. Я и Ираида очень жалеем, что потеряли вас. Во всяком случае вы должны быть верны своему обещанию. Кроме всего этого мы боимся, как бы в этом городе, полном всевозможных случайностей, не постигло вас несчастье".

Спустя два дня после этого, я сидел, в малом зале гостиницы и в ожидании Нины просматривал газету. Долгое ожидание создавало тревожное настроение. Мысли, одна мрачнее другой охватили меня.

"А может быть девушка - шпионка и сообщила обо мне в консульство, чтобы меня схватили для выяснения личности?"

Вслед за этим я начинал успокаивать себя:

"Нет, на лице этой девушки я не заметил следов измены, она не способна на это. Ее влечение ко мне объясняется ее молодостью и наивностью".

Подобные противоречивые мысли и борьба подозрительности и доверчивости свойственны каждому человеку; нетерпеливое ожидание всякого делает мечтателем.

Ведь человек не в силах прочесть того, что написано в душе другого, и всегда его воображение старается придать всему отрицательный характер. Так уж положено, что человеку больше свойственно сомнение, чем слепое доверие. Душа человека является ареной постоянной борьбы между этими противоречивыми чувствами.

Сидя в гостинице, я остро переживал эту борьбу. Порой же мне казалось, что Нина смеется, надо мной.

"Азиат, - словно говорила она мне, - увидел хорошеньких девушек и раскис..."

От этой мысли я начинал краснеть и презирать себя.

Подобных мыслей было много. Сердце мое походило на богатый альбом с нескончаемыми страницами. Каждую минуту передо мной проходили все новые и новые картины.

Чего я только не передумал!

"Вот сидит Нина и думает обо мне. Почему бы ей и не думать? Я - молод, здоров, красив. Хоть я и азиат, но культурный и образованный. Девушка не знает, что я революционер. Она принимает меня за купца с небольшим капиталом. Почему же ей не любить меня? Разве любовь не зависит отчасти от экономических причин? Молодая, бедная девушка не могла не заметить за время нашего путешествия, что я пользуюсь всеобщим почетом".

Потом я начинал рассуждать иначе:

"Материальное положение не играет тут роли. Имей Нина тысячу сердец, она не отдала бы мне ни одного; ведь Тавриз - город богатый, она красива, а главное работает в консульстве, где бывают тысячи богатых купцов, ищущих покровительства царя. Разве выпустят они из рук такую робкую девушку, допустят, чтобы она привязалась к человеку с неопределенной судьбой!".

От этих мыслей меня бросало в жар, я взволнованно вскакивал, ходил по салону, опять садился, и вновь начинались мои терзания.

Я старался взять себя в руки, отогнать назойливые мысли, как вдруг чьи-то руки легли на мои глаза.

- Отгадайте, кто я? - проговорил знакомый голос. Меня обдало жаром. Эти маленькие ручки, охватившие мою голову, пронизали все мое существо какой-то особенной радостью.

- Это не чужие, а желанные ручки, - вырвалось у меня.

Нина стала неузнаваема. Казалось, что уже целый год живет она в Тавризе. Во всех ее движениях сквозило довольство жизнью.

Первыми ее словами были:

- Семья консула приняла нас очень ласково и приветливо. Пока мы живем у них. Мы рассказали им о вашей доброте и о вашем внимании к нам. Мы рассказали и о том, что вы потерпели большие убытки. Консул обещал найти и вернуть ваши товары. Оказывается, консул берет купцов под свое покровительство. И если в дороге их грабят, то консул требует у иранского правительства возмещения их убытков. Сам консул и его супруга не раз просили меня пригласить вас к ним и очень жалеют, что до сих пор незнакомы с вами.

Не глядя на меня, Нина быстро перебирала руками.

- Довольны ли вы своей жизнью в Иране? - спросил я.

- Лично я очень довольна. Хотя иранцы не знают моего языка, но свое доброе отношение выражают глазами и мимикой. Особенно внимательны ко мне аристократы и купцы, бывающие у господина консула. Нас приглашают во многие дома. Завтра мы приглашены на обед к одному из служащих консульства.

- Кто он? - спросил я. - Вы знаете его имя и фамилию?

- Не знаю. Каждый день, пожимая мне руку, он говорит свою фамилию, но я не могу запомнить. Это удивительный тип: высокого роста, худой, с тонкой длинной шеей, с тонким носом, говорит быстро и глотает концы слов. Держит себя важно и вечно хвалится. Говоря правду, он мне не нравится. Он говорит, что у него богатый антикварный музей. Это подтверждают и другие. Я иду к нему на обед исключительно для того, чтобы посмотреть его редкости и увидеть богатый восточный дом.

- Не Мирза-Фатулла-хан ли это? - спросил я Нину.

- Да, он! Он самый! - торопливо ответила она.

Я не стал распространяться о Мирза-Фатулла-хане, это было бы неуместно. Своим рассказом я мог возбудить подозрение девушки.

- Нина-ханум, значит, мы завтра не увидимся? - сказал я.

- Почему? - спросила она, блеснув глазами.

- Вы же будете в гостях у Мирза-Фатулла-хана.

- Мирза-Фатулла-хан для Нины ничто. Не имеют никакого значения и все остальные, приглашающие нас в гости. Вы - совсем другое дело, вы оставили в моем сердце глубокий след. Азиаты имеют массу положительных особенностей, которых я не встречала у европейцев, даже у самых культурных европейцев. Здесь не смотрят на женщину свысока. Прежде всего я заметила это в вашем отношении. Так уж создан человек, что если он любит и дружит с одним из членов какого-нибудь племени, то это отношение переходит на все племя. Весь Восток и всех жителей Востока я мерю по вашей мерке. И поэтому на вашем Востоке я, кажется, ничего отрицательного не вижу. По мере возможности, если, конечно, вы позволите, я не хочу расставаться с вами. Знаете ли, не только в выборе знакомых, но и в выборе всего, первое впечатление никогда не обманывает меня. Увидав вас и испытав вашу доброту, я никогда не предпочту вам другого. Встреча с вами радует меня и доставляет мне удовольствие.