Приключения Семена Поташова, молодого помора из Нюхотской волостки - Сергей Писарев

Подземные ходы под монастырем Семен обнаружил случайно. Разбирая свитки, на одном из них он увидел план. В этом не было ничего необычного: возводя монастырские стены, монах Трифон начертил много планов. Но этот план оказался особенным — на нем изображалось не то, что находилось на поверхности, а что было под землей.

Еще раньше Семен сделал и другое открытие. Свитки, которые он брал в старой оружейной палате, не раз падали на пол и закатывались под нижнюю полку. Чтобы доставать их оттуда, он принес палку. Палка за что-то задевала, а один раз даже застряла. Посветив фонарем, Семен увидел, что палка попала в железное кольцо. Для чего это кольцо было вделано в плиту пола, он не знал, да тогда и не заинтересовался.

Вспомнил Семен про кольцо, когда нашел план; на этом месте был помечен вход в подземелье. Надпись на плане говорила, что через подземелье во время осады можно было сообщаться со сторожевыми башнями.

Оба открытия связались у Семена с поисками места, где был заточен Василий Босый. Семен предполагал, что узник должен находиться где-то около Корожной башни: здесь и берег был выше, чем в других местах, а рядом находился и пыточный подвал. Внутри стен в эту часть монастыря без настоятеля его не пускали, а с наружной стороны, начиная от Рыбных ворот, выходивших к губе Благополучной, вплоть до Никольских ворот на восточной стороне у Святого озера, все время ходили стражники. Число их с прибытием богомольцев было увеличено.

Тогда Семен решил проникнуть в подземелье. Может быть, рассуждал он, это поможет найти Василия Босого. Переложив свитки и тяжелые книги в другое место, он отодвинул полку. Попробовал поднять плиту за кольцо, но это оказалось не под силу. «Как же поднималась плита раньше?» — спросил он себя. Взглянув наверх, Семен увидел в своде такое же кольцо, как внизу. Пододвинув полку на место, он забрал свитки, почистился и вышел наружу, — больше он не мог оставаться в старой оружейной палате, не вызывая подозрений. Ключи, как всегда, он отдал монаху-лекарю.

Следующий раз Семен пришел с блоком и веревкой; раздобыть эти вещи ему было не трудно. Забравшись на верхнюю полку, он прикрепил блок к кольцу и продел в него веревку. Затем отодвинул полку и привязал веревку к нижнему кольцу.

После небольших усилий плита приподнялась. Вниз вела узкая лестница с каменными ступеньками. Этим Семену пришлось на первый раз ограничиться; он привел все в прежний вид, только плиту под полкой не задвинул.

На третий день Семен сразу подлез под полку, спустился в отверстие и, согнувшись, сошел по ступенькам. Подняв фонарь, он увидел, что находится в круглом подвале; отсюда на четыре стороны начинались подземные ходы. Семен быстро продвинулся по тому из них, который вел на юго-восток. Дорогу преградил обвал. Такой же обвал он обнаружил и в юго-западном проходе, ведшем в сторону Прядильной башни. Семен вспомнил, что в одной из летописей говорилось о большом наводнении, которое затопило монастырь несколько десятков лет назад, — тогда, вероятно, и обрушились подземные ходы.

Семену пришлось вернуться назад, отложив дальнейшее обследование до следующего раза, — он и так слишком задержался в подземелье. В старой оружейной палате он, как обычно, почистил одежду, взял пачку рукописей и хотел уже выйти, но вдруг обнаружил, что дверь заперта на ключ. На стук прибежал монах-лекарь и объяснил, что, когда заглянул внутрь, — никого не увидел, поэтому и запер дверь. Семен сказал, что забрался на верхнюю полку, оттого его и не было видно. Будь светлее, монах-лекарь обнаружил бы, что келейник настоятеля покраснел, — ему трудно было обманывать даже и при таких обстоятельствах.

После случая с запертой дверью Семен несколько дней в подземелье не спускался. Он боялся, не следит ли за ним монах-лекарь. Но мысль, что он, может быть, находился совсем недалеко от того места, где был заточен Василий Босый, что немного до него не дошел, заставила молодого помора продолжать поиски.

Подземный ход на северо-восток оказался суше, но и здесь свод обвалился. Остался только ход на северо-запад, в сторону Корожной башни. На него Семен надеялся больше всего. Действительно, обвала здесь не было, но дорогу преградила каменная кладка. На обратном пути Семен отсчитал количество пройденных шагов и, проверив затем по плану, понял, что подходил под землей вплотную к Корожной башне.

Теперь оставалось только проникнуть за каменную кладку, но как это сделать, он еще не знал. К тому же Семен понимал, что если все это выплывет наружу, ему несдобровать, первым же осудит его сам настоятель, — и все же от начатого дела не отступился.

Во время обхода стражников боярин подал голос. Один из них подошел к каморе. Боярин шепотом спросил, зачем к узнику, что сидит напротив, «ходит келейник настоятеля». Стражник, успевший уже глотнуть хмельного, засмеялся — таким нелепым показался ему вопрос. Но боярин упрямо стоял на своем, и тогда стражник закричал, чтобы боярин «впредь не смел брехать».

Наутро, протрезвев, стражник забыл об этом. Но боярин, надеясь доносом облегчить свою участь, снова подал голос. На этот раз ему попался уже другой стражник. Вернувшись с обхода, стражник рассказал первому, что боярин спрашивает: «Почему к узнику, что напротив, приходит келейник настоятеля?» Тогда первый стражник вспомнил, что и ему это же самое говорил боярин. Оба решили, что боярин рехнулся. Но об этом полагалось сообщить келарю, оставшемуся в монастыре вместо настоятеля. Только они договорились не упоминать про келейника настоятеля, — настолько это им казалось невероятным.

Так до келаря дошло сообщение, что мятежный боярин начал заговариваться. Келаря это не заинтересовало: вернется настоятель, он ему обо всем доложит. Но через день явился стражник и, едва шевеля от страха губами, выговорил: «Боярин Матвей объявил государево „слово и дело“.

Келарь подошел к нему вплотную, чтобы убедиться, не во хмелю ли стражник. Но тот был трезв и упрямо повторял: «Боярин Матвей объявил государево „слово и дело“...

Келарь помнил, что ему уже докладывали о том, что боярин не в своем уме. Но «слово и дело»...

Когда объявляли «слово и дело», каждый, кто об этом услышит, должен сообщить куда следует: «слово и дело» значило, что задумано государственное преступление. И беда тому, кто скроет это; самого его кинут в тюрьму, как пособника преступника.

Но келарю были известны случаи, когда узники объявляли «слово и дело» только для того, чтобы их отвезли в Москву, в Преображенский приказ, рассчитывая по дороге сбежать. Тогда объявившего подвергали тяжелым пыткам, а того, кто поддался на обман, самого били плетьми, «чтобы в другой раз был умнее».

Келарь знал, что боярин рассказывал настоятелю про заговор против Петра. Так для чего же он объявил теперь «слово и дело»? Может быть, настоятелю он не всё открыл, остальное можно было сказать только царю? Если теперь келарь отправит боярина в Архангельск, то Петр его за это только похвалит. А если боярин свихнулся, и келаря об этом предупреждали, царь его за такую глупость не помилует. Как келарь ни был изворотлив, в первое мгновение он не знал, что делать.

А затем, подскочив к стражнику, проговорил сквозь стиснутые зубы:

— Ты про это отцу келарю ничего не говорил... Ты и сам никакого «слова и дела» не слышал... Понял?

Стражник в страхе закивал головой. И тогда келарь позвал монахов, которым приказал упрятать стражника в подземелье под Сушильной башней, да так крепко, чтобы никто не услышал, что он там говорит.

Ошалевшего стражника уволокли, и келарь начал успокаиваться: настоятель, считал он, по возвращении разберется. Но келарю пришлось очень скоро изменить свое решение: явился второй стражник и тоже пролепетал: «Боярин Матвей объявил государево „слово и дело“.

Келарю ничего не оставалось, как распорядиться притащить боярина в пыточный подвал.

Елисей, после того как его избил келарь, долго хворал. Жил он теперь в келье монаха-лекаря, который поил его настоем тех же трав, что и Семена, только молитву он велел ему читать другую.

Видя, каким слабым стал Елисей, монахи про себя говорили: «Отроку долго не жить» — и набожно крестились.

Елисей мучился, что умрет не прощенный Семеном: на душе у него останется большой грех. И Елисей стал следить за тем, куда ходит Семен, чтобы наедине выпросить у него прощение. Так он узнал про посещение Семеном старой оружейной палаты. Елисей решил забраться туда, когда монах-лекарь производил уборку. Монах-лекарь вскоре ушел. Через некоторое время появился Семен; Елисей испугался и себя не обнаружил.

Семен поставил на пол фонарь и полез под полку. Затем рука Семена увлекла туда же фонарь, и все затихло.

Выбравшись из-за укрытия, Елисей, пошарив рукой под полкой, обнаружил вход в подземелье. Спуститься за Семеном он побоялся и поспешно ушел из старой оружейной палаты.