Мотив омелы - Хлоя Лиезе

— Дааа, — говорю я, растягивая это слово. — Почему ты так странно ведёшь себя?

Джонатан отводит взгляд, затем смотрит на полки, заставленные историческими романами.

— Какие ещё? Твои любимые.

Это приказ. Не вопрос.

Я понятия не имею, почему он так себя ведёт или почему я собираюсь пойти ему навстречу, но моя внутренняя любительница романов не может остановиться. Я пересекаю помещение и прохожу мимо встроенных полок с историческими романами, постукивая по корешкам как Ванна Уайт в «Колесе фортуны».

— Этот. Этот. Этот. Этот. Этот, — я чувственно провожу пальцем вдоль полки. Джонатан шумно сглатывает в трёх метрах позади меня. — И этот тоже.

Я оглядываюсь через плечо. То, как Джонатан смотрит на меня… пугает.

Я газель, а он лев. Он неестественно спокоен, не моргает. И это жутко напоминает фантастического аристократа Джонатана, который вошёл, чертовски соблазнительный в бриджах и гессенских сапогах, а затем закрыл за собой дверь библиотеки с необратимым щелчком, изменившим мир.

Теперь уже ничто не застраховано от него? Ему обязательно нужно проложить себе путь в каждый уголок моей жизни? Я стою, застыв, ошеломлённая напряжённостью его взгляда и тем, как он смотрит на меня, словно видит насквозь.

Я чувствую себя голой.

— Теперь ты закончил надо мной издеваться? — шепчу я.

Как будто мои слова разрушили чары, Джонатан моргает, а затем, словно большой кот, крадущийся по траве, сокращает расстояние между нами.

— Вот что я, по-твоему, делаю. Издеваюсь над тобой, — тихо говорит он, всматриваясь в мои глаза, и в его взгляде вспыхивает новый, яростный огонь. — Ты такого плохого мнения обо мне?

Мой подбородок приподнимается. Каждый момент, когда он огрызался, снисходительно, высокомерно поправлял меня и ставил на место, проносится в моей памяти.

— С какой стати, чёрт возьми, я должна быть о тебе лучшего мнения?

Джонатан обхватывает мою руку, пока я держу любовный роман, и пристально смотрит на меня.

— Ты не совсем неправа, — признаёт он. — Я бываю холодным и расчётливым, иногда резким и отрывистым. Но это правда, веришь ты мне или нет: я забочусь о чете Бейли, об этом книжном магазине… обо всём, что он мне дал.

Джонатан выхватывает книгу у меня из рук, поворачивается и уходит.

— Даже если, — слышу я, как он бормочет себе под нос, — это сведёт меня с ума, чёрт возьми.

Глава 5

Плейлист: Dana Williams — Happy Holidaze

Сегодняшний день, на самом деле, оказался не лучше. Я также не питаю особых надежд на сегодняшний вечер. После напряжённых восьми часов, проведённых бок о бок с Джонатаном, пока я рвала задницу на британский флаг, чтобы продать как можно больше книг, я прихожу домой в пустую квартиру. У Элая планы на вечер, а Джун работает в ночную смену в больнице.

Я поджариваю кусочек хлеба, намазываю его сливочным маслом и жадно уминаю каждый кусочек вместе с миской томатного супа, который я разогрела, и к чёрту мою изжогу.

После этого я принимаю душ, заворачиваю волосы в футболку и надеваю пижаму. Пряник радостно устроилась у меня на коленях, пока я проверяю свой компьютер. Моё сердце совершает головокружительный кульбит, когда я вижу сообщение от Мистера Реддита:

МИСТЕР РЕДДИТ: Привет, МКЭТ. Извини, что вчера вечером я пропал. У меня был тяжёлый день на работе, и я решил выпустить пар на тренировке. Она затянулась дольше, чем я планировал, а потом я вернулся домой и отключился.

Я издаю сочувственный звук и печатаю:

МКЭТ: Мне жаль, что работа была тяжёлой. Но не беспокойся об отсутствии сообщений — у меня работа тоже была дерьмовой, поэтому я пришла домой, посмотрела рождественский фильм, а потом легла спать.

«А потом тебе привиделся изощрённый сексуальный сон об аристократе Джонатане Фросте, — шепчет дьявол у меня на плече. — Очень долгий, яркий сексуальный сон».

Ангел по другую сторону от меня неодобрительно хмыкает.

МИСТЕР РЕДДИТ: Жаль это слышать. В праздничный период на работе наступает стрессовый период? Если я правильно помню, это напряжённое время года для тебя.

Мой живот совершает кульбит. Он помнит. Так и есть. Я люблю это время года, так что это весело, но и утомительно. Как только наступает декабрь, я прихожу домой ночью и практически падаю в обморок, пока мы не закрываемся на праздники.

А после того, как мы закроемся на праздники в этом году, я превзойду Джонатана Фроста по продажам и снова заберу книжный магазин себе. Славная победа будет за мной!

Я издаю злодейское хихиканье и кручусь на своём кресле-мяче, отчего Имбирный Пряник отскакивает с недовольным мяуканьем. Когда я слышу из динамиков сигнал о новом сообщении, я прекращаю вращение и поворачиваюсь лицом к экрану.

МИСТЕР РЕДДИТ: Не слишком усердствуй, ладно? Я хочу, чтобы ты была рядом в долгосрочной перспективе. Не могу же я в одиночку наговаривать на Уиллоуби.

Моё сердце ничком ныряет с сугроба и приземляется на подушку из рассыпчатого ликования. Я улыбаюсь так сильно, что у меня болят щёки. И тогда я импульсивно печатаю что-то настолько чертовски ужасное, что визжу, как только нажимаю «отправить»:

МКЭТ: Может быть, как-нибудь мы могли бы встретиться и наговаривать на Уиллоуби лично.

— Нет. НЕТ! — я собираюсь нажать «удалить», чтобы отменить отправку сообщения, но оно прочитано. О Боже. Он это видел. Я снова вскрикиваю и соскальзываю со стула на пол, размахивая руками и крича: — Зачем? ЗАЧЕМ я только что это сделала?

Во всем виноват этот адский день. Сначала пошлый сон, потом Джонатан принёс мне горячее какао, которое, как ни странно, не было отравлено, ужасные новости о бизнесе в книжном магазине, наше напряжённое выяснение отношений после ухода Бейли. У меня случилось короткое замыкание в мозгу. Я окончательно сорвалась.

Динамик снова пиликает новым сообщением. Поднявшись с пола, я читаю то, что он написал:

МИСТЕР РЕДДИТ: Ты действительно хочешь встретиться лично? Ты же не говоришь это просто из-за какого-то печального чувства долга перед парнем, который пишет тебе сообщения каждый вечер с тех пор, как вы познакомились онлайн?

Чертовски хороший вопрос, Мистер Реддит. Хочу ли я с ним встретиться? Да. Но я также боюсь встретиться с ним. Потому что тогда он узнает меня всю. И он может решить, что этого недостаточно или что это слишком много.

Но я никогда не узнаю, если не рискну, не так ли? Что мы будем делать, общаться в телеграме в течение следующих шестидесяти лет и никогда не покидать френдзону?

Выпрямляясь на своём надувном кресле-шаре, я придвигаюсь поближе к столу и делаю