Миры Клиффорда Саймака. Книга 1 - Клиффорд Саймак

— Не стоит так пугаться, — мягко сказал Адамс. — Чужеродность организма — не такая уж необычная вещь. Мы уже сталкивались с этим не раз с тех пор, как начали осваивать космос.

Кларк нетерпеливо прервал его:

— Если бы речь шла об инопланетянине, Адамс! Но когда человек превращается в инопланетянина?.. — Сглотнув слюну, он обратился к Андерсону: — Как вы полагаете — он опасен?

— Не исключено, — ответил Андерсон.

— Даже если так, он не сможет причинить нам никакого вреда, — спокойно сказал Адамс. — Его номер в гостинице прослеживается насквозь лучами-шпионами. Ситуация полностью контролируется.

— Есть какие-нибудь сообщения? — поинтересовался Блэкберн.

— Самые невинные. Ничего особенного. Саттон держится довольно непринужденно. Несколько раз звонили ему. Несколько раз — он сам. Ему нанесли пару визитов.

— Он не может не понимать, что за ним следят, — сказал Кларк. — Он притворяется.

— Ходят слухи, — сказал Блэкберн, — что его вызвал на дуэль сам Бентон.

Адамс кивнул.

— Да, это так. Эш попытался избежать поединка, что говорит, пожалуй, о том, что он не агрессивен.

— Может быть, — как-то безнадежно проговорил Кларк. — Может быть, Бентон сработает в нашу пользу.

— Во всяком случае, — тонко улыбнулся Адамс, — я думаю, что вторую половину дня Эш провел в раздумьях о том, как ему разделаться с нашим мистером Бентоном.

Андерсон выудил из кармана трубку и принялся сосредоточенно набивать ее. Кларк рассеянно вертел сигарету.

— Вы хотели что-то добавить? — обратился к Шулькроссу Адамс.

— Да, — кивнул эксперт-лингвист, — но мне кажется, наша информация особого восторга не вызовет. В портфеле Саттона мы обнаружили рукопись. Мы скопировали ее и положили на место. Пока что сообщить особенно нечего, то есть мы не смогли прочитать ни одного слова…

— Шифр? — спросил Блэкберн.

Шулькросс покачал головой.

— Если бы?.. Роботы бы его расщелкали за пару часов. Но это не шифр. Это язык. А язык без ключа не расшифруешь.

— Вы, конечно, все проверили? Шулькросс мрачно усмехнулся:

— Начиная с санскрита и шумерского. Сравнивали со всеми языками и диалектами Галактики. Не похоже ни на один.

— Язык… — задумчиво протянул Блэкберн. — Новый язык. Следовательно, Саттон что-то обнаружил…

— Вполне, вполне возможно, — пробурчал Адамс. — Он наш лучший сотрудник.

Андерсон пошевелился в кресле.

— Вам нравится Саттон? — спросил он с нескрываемым интересом. — Вам лично, Адамс, он нравится?

— Нравится, — просто ответил Адамс.

— Адамс, — продолжал Андерсон, — вот что удивительно, есть один момент, который мне не дает покоя с самого начала…

— Да, слушаю вас.

— Вы же знали, что Саттон вернется. Знали с точностью до минуты. И устроили засаду. Как это понять?

— Просто догадался. Чистая интуиция. Наступило долгое молчание. Адамс больше не сказал ни слова. Совещание окончилось. Все встали.

Глава 11

В зале заведения, куда привела Саттона Ева, было шумно. Освещение все время менялось — от апрельской небесной синевы до умопомрачительного сочетания серого и красного цветов. Пол качнулся под ногами Саттона, и он почувствовал, как Ева крепче сжала его руку. Они сели за столик. Подошел хозяин, марсианин Заг. Впечатление было такое, что перед ними ожившая египетская мумия.

— Что вам угодно? К вашим услугам все, о чем только можно мечтать. Можете уйти от реальности, обрести все, что желаете…

— Хочу на берег ручья, — подумав, сказал Саттон. — В детство…

Свет стал зеленым, сказочно зеленым, в его лучах засверкала радостная жизнь пробуждающейся природы, в нем угадывалось рождение мира… Возникли деревья, покрытые сияющей, свежей, тронутой поцелуями солнца зеленью распускающихся почек.

Саттон пошевелил пальцами ног, ощутил траву — первую нежную весеннюю траву, и ему показалось, что он чувствует запах ветрениц и подснежников, хотя они, по идее, пахнуть не должны…

…Он бежал по берегу ручья, по теплой гальке, рядом с ним наперегонки, весело журча, бежал ручей к Большому Омуту. В одной руке у Эшера была удочка, в другой — банка с червями.

На верхушке старого вяза распевал дрозд. Эш отыскал на берегу удобное местечко — тут можно было устроиться на изгибе вяза, как на стуле. Он уселся, перевел дыхание. Дрожащей рукой достал из банки самого большого червяка и насадил на крючок. Затаив дыхание, он забросил крючок и пристроил удочку на коленях. Поплавок нырял в бурном потоке, крутился в водоворотах. Подпрыгивал, исчезал, снова появлялся на поверхности и плясал на волнах…

Эш следил за движением поплавка, наклонившись к воде, до боли сжимая удилище. Но как ни был он поглощен своим занятием, он ощущал, как хорош день, какие вокруг покой и чистота, как прекрасна утренняя прохлада и как нежно греет солнце, как красивы синее небо и белые облака… Вода что-то говорила ему, и Эшу вдруг представилось, что он тоже растет здесь на берегу, что он тоже стал частью этого удивительного и прекрасного утреннего мира — мира холмов, ручья, луга, земли, облаков, воды, неба и солнца…

Вдруг поплавок глубоко нырнул. Клюет! Он вскочил, и сразу почувствовал на другом конце удочки солидный вес. Дернул. Рыба описала дугу над его головой и шлепнулась в траву. Эш бросил удочку и помчался к добыче. В траве бил хвостом здоровенный голавль! Эш потянул вверх леску. Рыба повисла в воздухе. Она была просто громадная! Почти шесть дюймов!

Дрожа от восторга, Эш опустился на колени, вынул крючок дрожащими пальцами…

— Неплохое начало! — сказал он весело, обращаясь к небу и ручью. — Может быть, сегодня все будут такие? Наловить бы дюжину! Вот было бы здорово?..

— Привет, — неожиданно произнес рядом детский голосок.

Эшер, все еще стоя на коленях, обернулся. Под вязом стояла маленькая девочка. Ему показалось, что он ее где-то видел. Нет, показалось. Девочка была незнакомая. Эш расстроился. Девочки — не самая подходящая компания для рыбалки.

Хоть бы ушла! — подумал он. Если она собирается тут торчать, день можно считать испорченным.

— Меня зовут…

Имя он не расслышал: она сильно картавила. Эш не ответил.

— Мне восемь лет, — добавила девочка.

— Меня зовут Эшер Саттон, — сообщил он неохотно. — Мне десять, скоро будет одиннадцать.

Она все еще стояла под деревом и смотрела на него, теребя кружевной фартучек. Фартучек был чисто выстиран и выглажен, но она так волновалась, что совсем смяла его.

— Я тут рыбу ловлю, — сказал Эшер как можно более небрежно. — Только что поймал здоровенную.