Синица в руках - Борис Петров

сам тренер двигается на площадке больше спортсменов, отыгрывая своим зычным голосом каждую подачу, каждый розыгрыш.

На вторую неделю тренировок Антон заметил, что на кассе в столовой уже сидел белобрысый парень, постоянно зависающий в своем телефоне. Тогда у Антона екнуло сердце от мысли, что он так и не поговорил с милым мастером по столовой, а она, скорее всего, уже ушла в отпуск. Эти мысли тут же сказались на его игре, подача стала жестче и менее точной. Арсен тогда отвел его в сторону и, с сильным акцентом, который появлялся у него, когда он был в возбужденном состоянии, заставил его «выбить дурь из себя», оставляя после тренировки его еще полчаса пробивать стену зала с тридцати метров удвоенной подачей. К концу тренировки Антон еле-еле добрел до комнаты, но с абсолютно чистой головой.

Ко дню матча накал страстей достиг своего апогея, ни у кого не было и тени сомнения, что возможно было бы проиграть на своей земле. Спортивный зал был заполнен до отказа, для гостей выделили отдельный сектор, подальше от разгоряченных болельщиков. Для всех работающих смен была организована радиотрансляция, вещавшая по линии экстренных оповещений.

И вот матч начался. Сложная, тягучая борьба с долгими розыгрышами, каждая команда буквально выгрызало заветное очко для себя, не уступая противнику. Комментатор захлебывался в эмоциях, искусно передавая напряжение игры через узкий канал экстренной связи. В час игры были приостановлены все работы, все слушали молча, ожидая окончания розыгрыша, взрываясь победными воплями, когда родная команда выбивала соперника с поля. Комментатор старался вести радиорепортаж максимально объективно, не выдавая своих пристрастий к одной из команд, но все равно каждое набранное победное очко выдавало его чувства.

Антон был полностью погружен в игру, он не видел ничего, кроме площадки и мяча. Он даже толком не рассмотрел своих соперников, настолько все его внимание было поглощено игрой. Его подачи доставляли сопернику сильные неудобства, заставляя разыгрывающих свечой запускать мяч при приеме к потолку и падать на площадку, и только растущий азарт не позволял Антону максимально точно использовать свои пушечные подачи, отправляя мяч далеко за пределы площадки.

Бешенный стук крови в ушах, окрики Арсена, мечущегося по бровке площадки — все растворялось в дыхании зала, полностью отдавшегося азарту игры, казалось, что он сам становился единым целым со своей командой, бесстрашной волной набрасывавшейся на неприступный риф команды соперника. Пот застилал глаза, Антон чувствовал, как время замедляется, и мяч уже не столь стремительно летит, посланный мощным ударом его руки, которую он уже давно перестал чувствовать, забив окончательно все мышцы. В пылу азарта он даже сразу не понял, как и многие другие игроки его команды и соперники, что игра закончилась. Команды продолжали стоять на изготовке, ожидая свистка судьи. Радостные вопли болельщиков, счет на табло — все это было неважно, хотелось играть дальше, просто играть.

Болельщики на трибунах, поддерживавшие обе команды, не смотря на навязанное противостояние, ликовали, поздравляя друг друга с победой. Как сквозь сон слышался крик Арсена: «Мы выиграли! Выиграли!».

Потом были совместные фото для газеты, братание с командой соперника, еще

неостывшей, как и они, от игры, жаждущей выплеснуть куда-нибудь накопленную борьбой энергию, праздник спорта и дружбы. Еще долго все вместе, с командой соперника, таких же как они сами, обсуждали игру, подчеркивая особо сильные моменты и подтрунивая друг над другом за глупые ошибки. Спортсмены остывали, а вместе с энергией уходило и зыбкое чувство свободы, спортивного счастья, день заканчивался, и праздник тоже кончался, оставляя после себя воспоминания и безликость рабочих будней.

— Я на участок, — Антон нахлобучил на шапку каску и помахал улыбчивой Оле, уже прочно закрепившийся у них в кабинете, чему Маргарита Федоровна была очень рада.

Буханка врезалась в разгулявшуюся метель, подпрыгивая на неровностях дороги. Водитель напряженно всматривался вперед, вполголоса ругаясь на непогоду.

— Вот и как я должен ехать? А мне еще в три места надо успеть! А тут своего носа не видишь, вот врежемся сейчас в опору, пиши пропало!

— Но ты же знаешь дорогу, Семен, — успокаивал его Антон, безразлично смотря на белую пелену впереди.

— Я-то доеду, а вот как ты обратно собираешься, я не пойму. Сейчас все заметет, а технику выпустят только утром, когда метель утихнет.

— Разберемся, не замерзну же я там.

— Кто знает. Я в этот цех уже год не ездил. С чего его решили восстанавливать? Что, лета нельзя было дождаться? — не унимался водитель.

— Руководству виднее, когда работы проще проводить, сам понимаешь.

— Да что они там понимают, сидят себе в кабинетах за двести верст отсюда, — Семен длинно и затейливо выругался.

— А ты когда в отпуск?

— Да я только что оттуда. Страсть как хочется обратно. Представляешь, попытался найти что-нибудь дома, вроде обещали варианты, а на деле, пф. Пшик!

— Понятно. А я через неделю.

— Это хорошо, дочек увидишь. Красавицы растут, просто загляденье.

— Да у тебя тоже вроде ничего деваха вымахала.

— Вот именно, что вымахала. Отца не слушается, мать посылает. В город собралась, не хочет, как мы, в этой дыре прозябать.

— А может она не так уж и не права?

— Да я сам понимаю, что она права. Но не могу, что-то давит внутри. Как можно родной край покинуть? Тут же все свои, не могу, — Семен помолчал.

— Мы с женой ей уже вариант в Тюмени подыскали, хоть поближе будет от дома, а то в Москву собралась. А где мы, и где Москва.

— Ну, Москва не так уж и далеко.

— Очень далеко, как на другой планете, — вздохнул Семен.

— Наверное, я об этом не задумывался.

— И не задумывайся, а то знаешь, какая тоска берет. Посмотрю этот ящик, убить кого-нибудь хочется.

— Так все же просто, не смотри.

— Как не смотри? А что тогда делать?

— Хм, действительно.

— Вот, то-то. Я же, сам знаешь, в институтах не учился. Ящик же он как, наше все, поздно из себя интеллектуала делать. А почитать я люблю, но летом, Лермонтова, например. Как в школе полюбил, так больше ничего и не хочу.

— Я давно Лермонтова не читал, — задумался Антон. — Не могу вспомнить, когда сам читал в что-нибудь в последний раз. Все как-то не до того — то на работе, то дома, а дома одни дела, дела.

— Вот, а ящик вечером включишь, мозг отключился, вроде как отдохнул. А читать — это как работать, тут силы нужны.

— Нужны, — повторил Антон.

Через полчаса буханка остановилась около еле заметного в снежной пыли здания.

— Ну, смотри, не замерзни там. Через