Гибель великого города - Рангея Рагхав

— Вели подать колесницу!

Они выехали на берег Инда, и Вени почувствовала свежее дыхание великой реки; на ее серебряной глади отражалось багровое зарево заката. Вени вспомнила своего нежного Виллибхиттура, вспомнила тот мрачный вечер, когда она своим самозабвенным танцем покорила и поэта, и правителя Киката. Она вышла из дома, когда над городом спускалась ночная темнота. Сколько грусти было в умирающих отблесках света на кровлях, высоких домов! И с какой горечью пел тогда на пороге своей одинокой хижины, молодой поэт о том, что наступает безмолвие ночи, обволакивая печалью души людей. Под его песню она начала свой вдохновенный танец, который восхитил всех. Правитель Киката пожирал ее глазами. Вени полюбила поэта. Он сказал ей тогда: «Ради тебя я готов бросить все. Ведь мир бесконечно велик! Кто помешает нам освободиться от рабских пут?» И Вени пошла за юношей, покинув родной дом, отца, мать…

А сейчас? Вправе ли она связать свою жизнь с этим купцом? Кто знает, может быть, завтра любовь ее угаснет, и она останется одинокой, опустошенной, разочарованной!

Ей представилась полуобнаженная Нилуфар, с надменным видом стоящая на колеснице. Весь город с жадностью разглядывал египтянку, словно хотел проглотить ее. Этим кичащимся древностью своего города людям женское тело казалось вкуснее мяса животных. Развратная тварь! Разве может Манибандх, человек столь высокой души, долго любить подобную женщину?

Теперь эта нагая обольстительница посягает на любовь поэта! И только потому, что Виллибхиттур слаб и беспомощен! Ради него Вени отказалась от всего и бежала с ним из Киката, а ведь она могла остаться на родине. Разве зазорно женщине быть среди жен повелителя царства?.. Жалкий поэт тянется к потаскушке! Не бывать этому!

— Высокочтимый! — воскликнула вдруг Вени. — Я должна навестить поэта!

Манибандх едва не разразился проклятиями, — напрасно он приблизил к себе уличную танцовщицу…

— Эй, правь туда! — приказал он возничему.

Тот, едва сдерживая разогнавшихся буйволов, стал разворачивать колесницу в другую сторону, вены на его руках вздулись от напряжения.

— Я хочу его проучить, — сказала Вени, — Он будет долго помнить мой урок.

Манибандх ждал, что она скажет дальше.

— Он изменил мне! — продолжала Вени. — Его ослепило богатство.

— О каком богатстве ты говоришь, красавица? — с недоумением спросил Манибандх.

— Нилуфар, ваша супруга, заманила его в сети своей бесстыдной красоты!

— Я знаю, — со спокойной улыбкой ответил купец.

— И так равнодушны? — поразилась. Вени.

— Нилуфар вправе любить кого хочет. Если в сердце этой женщины нет больше любви ко мне, разве я в силах вернуть ее властью своих богатств?

Слова купца ожгли Вени, словно пощечина.

— Я не понимаю ваших речей, — забормотала она, — я не понимаю вас, высокочтимый…

Вени чувствовала себя словно пловец, выбившийся из сил: один за другим обрушиваются на него грозные валы бушующего моря, еще минута — и он исчезнет в бездонной глубине… Что говорит этот Манибандх!

Купец как будто угадал ее состояние.

— Я огорчил красавицу? — тихо произнес он.

— Высокочтимый! — В глазах танцовщицы светилась надежда.

Купец по-прежнему безучастно смотрел вдаль. Вени казалось, что перед ней огромное изваяние бога, которого она молит о чем-то, но желания ее ничтожны, и произносимые слова даже не долетают до божественных ушей… Вени схватила купца за плечи.

— Высокочтимый, спасите меня! Я гибну, я запуталась в паутине жизни. Вы слышите меня?

— Правь во дворец, возничий! — приказал Манибандх.

Возничий повернул колесницу и щелкнул бичом. Зазвенели колокольцы. Буйволы так резко рванулись вперед, что Вени чуть не упала. Манибандх успел поддержать ее, рука его осталась на поясе танцовщицы. Оба молчали.

Показались городские здания. Колесница замедлила бег и вскоре въехала на главную улицу. Люди с удивлением смотрели на танцовщицу, стоящую рядом с Манибандхом. Когда они проехали, посыпались грязные шутки: столько денег, столько всякого добра, — конечно, без красотки не обойтись! А женщины падки на золото… Люди стремились излить в ядовитых насмешках свои неудовлетворенные желания. Вдруг в толпе раздался хриплый голос Вишваджита. На лице его выступили красные пятна.

Какой-то юноша сказал:

— Поглядите-ка на старика! Видать, красотка лягнула его накрашенной ногой!

Старик сделал вид, что шутка к нему не относится, и строго спросил:

— О ком ведете речь, недоумки?

Никто не ответил. Тогда он закричал:

— Что с вами случилось, языки прилипли? Берегитесь — завтра дравидская танцовщица поразит вас в самое сердце, растопчет ваше хваленое достоинство! Тогда вы обретете тысячи языков и завопите, как рассерженная богиня Махамаи, но будет поздно! — Он злорадно захохотал. — Эй, жители Мохенджо-Даро, ваш разум застлан пеленой неведения! Непомерная гордость мешает вам что-либо понять. Только и чванитесь тем, что вы граждане самого знаменитого на свете города. Похваляетесь своей силой, потому что у ваших мудрецов есть тысяча способов замутить вам головы. Как мотыльки, вы летите в сети их хитроумных словосплетений, забыв о простых истинах, из которых складывается жизнь. Где ваша человечность? Где сострадание к ближнему? На что вы способны, презренные собаки, кроме хвастовства? Для вас закон только то, что творите вы сами!..

Слова старика больно хлестали людей. Прав старик, хотя и твердит вся городская знать, что он выжил из ума и видит все в черном свете.

«Но чего мы должны бояться? — думали иные. Разве смеет кто-нибудь во всем свете так же высоко держать голову?»

Старик умолк, словно пораженный какой-то неожиданной мыслью. Колесница Манибандха скрылась из вида.

Когда колесница остановилась, Манибандх, не дожидаясь помощи Апапа, соскочил на землю. Над дворцом плыли пьянящие ароматы священных курений, приносимые ветром из внутренних покоев. Манибандх помог Вени сойти. Ощутив теплоту его могучих рук, Вени поняла: она побеждена. Даже это мимолетное ощущение взволновало ее до глубины души.

— Войди, красавица, — пригласил Манибандх.

Вени взглянула на купца. Тот был спокоен и серьезен словно случайное прикосновение вовсе не тронуло его. Это окончательно покорило танцовщицу. Манибандх пристально смотрел на нее. Та с минуту думала о чем-то потом воскликнула:

— Высокочтимый!

— Я слушаю тебя, красавица!

— Знаете, о чем я сейчас думаю?

— Нет, но догадываюсь.

— О чем же?

— Красавица полна сомнений.

— Я думаю, не нарушу ли чужие права?

Манибандх гордо выпрямился.

— Зачем же право превращать в бремя? Человек получает права для того, чтобы наслаждаться счастьем. Если же они мешают человеку и подавляют его чувства, то это не права, а рабские путы! Манибандх отбрасывает их прочь!

Перед Вени стоял настоящий мужчина. Ею овладела острая жажда любви, порыв страсти, желание быть в его объятиях. Она вспомнила Виллибхиттура. Там, равная ему, она всегда ощущала свое ничтожество. А здесь, отдав себя и покорившись чужой воле, она могла стать госпожой и беззаботно наслаждаться жизнью, — ведь это высшее благо.

У Виллибхиттура тело юноши. Рядом с ним Вени никогда не испытывала гордого чувства власти над настоящим мужчиной. Поэт робок и слаб, его душу, как небо в непогоду, всегда покрывала завеса печали; лишь иногда в ней, как молния, сверкал порыв страсти, и Вени спешила взлететь по этой молнии к небу любви. А Манибандх подобен океану, и не нужно ждать бури! — даже легкая его зыбь поднимает к вершинам желания.

Но тут огненной змеей промелькнул в ее сознании пленительный образ Нилуфар, с надменной улыбкой, с полуобнаженными бедрами, с соблазнительной походкой.

— Высокочтимый! Где египетская певица? — спросила Вени, войдя в покои. — Говорят, она жила в вашем дворце?

Манибандх, не оборачиваясь, ответил:

— Здесь ей дали приют и пищу.

Вени, занятая своими мыслями, будто не слышала ответа. Улыбаясь, она спросила:

— Где же теперь та египтянка?

— Эта женщина — моя рабыня.

Вени смешалась, но тут же овладела собой.

— Рабыня? — Она рассмеялась. — Разве в великом городе Мохенджо-Даро не все равны?

— Я купил её на западе, — там, красавица, рабство издревле в обычае. В Мохенджо-Даро тоже существует рабство, уже в течение двух поколений. Оно способствует торговле.

Вени совсем не интересовала торговля.

— Она красивая, не правда ли?

Манибандх не откликался.

— Я знаю, — не умолкала Вени, — женщины с запада прекрасны. Да разве и мог высокочтимый купить плохую вещь?

Самым скверным из всех несовершенств мира Манибандх считал женское любопытство и назойливость. Человек может защищаться от них только одним — молчанием! На все вопросы Вени купец лишь улыбался.