Паровоз из Гонконга - Валерий Алексеев

— В гостиницу пристроить их покамест не удалось, — продолжал между тем говорить в телефонную трубку Звягин. — Ты понял, к чему я клоню? Что значит „через труп“? Ты теперь у нас холостяк. Прими людей, выдели комнату с мебелью и санузлом, у тебя в квартире роту солдат можно поселить. Подай пример всем прочим: ты же моя правая рука. Ах, все-таки через труп… Ну что ж, мы можем и через труп. Ты на пятый год продлеваться раздумал? Вот так. Да, вот так. Мне приемы все дозволены… Что? Разборчивей говори. Ну вот, так бы и сразу. Потерпишь две-три недели… Пусть месяц, черт побери! Не надо печалиться, вся жизнь впереди. Все. Бай-бай. Готовься к встрече.

Звягин положил трубку и весело посмотрел на Ивана Петровича.

— Ну вот, а ты говоришь — плохо встречают, плохо встречают… — Иван Петрович умоляюще прижал руку к сердцу. — Ладно, я пошутил. Будешь жить покамест в пансионе „Саншайн“ у Матвеева Владимира Андреевича, это мой заместитель, надежный парень, оступиться не даст. Значит, какая на сегодня программа твоих действий? Там с тобой побеседует советник Букреев Виктор Маркович. Спешу предупредить: не вздумай с ним, как со мной ты затеял, с порога пререкаться, претензии свои излагать. Плохое будет начало.

— В офис — значит в посольство? — спросил Иван Петрович.

Звягин нахмурился, покусал и без того красные губы.

— В офис — это значит в офис, — сказал он наконец. — Посольство за рекой в другой части города, там тебе делать нечего, разве что кляузу на меня отнести. Нами занимается не посол, а советник, вот с его аппаратом ты и будешь иметь дело. Сдашь свои документы, получишь подъемные, посетишь доктора Славу, а вечером ждут твою семью на товарищеский ужин супруги Аникановы, тебе пока незнакомые. Проживают они в пансионе „Диди“, в двух шагах от медпункта. Вопросы есть? Вопросов быть не должно.

И Звягин поднялся, давая понять, что аудиенция окончена.

…Матвеев ждал их на пороге. Это был человек средних лет, лысовато-кучерявый, босой и голый по пояс. На нем были шорты, а точнее обрезанные выше колен брюки с бахромой по краям, и это делало его похожим на безбородого робинзона. Он взглянул на груду чемоданов в кабине лифта, усмехнулся, покачал головой.

— Ну-ну, — проговорил он, отошел в глубь прихожей и встал поодаль, скрестив жилистые руки на груди.

У него было лицо язвительного экзаменатора, такие, должно быть, являются студентам в их вещих снах: блекло-серые глаза под безбровым выпуклым, как колено, лбом, приплюснутый нос и маленький голубоватый ротик.

— Несите сразу туда, — бросил он, мотнув головой, — по коридору, дверь в самом конце, нечего мне холл поганить.

Холл меблирован был так же, как и у Звягина, только обивка дивана и кресел была не кожаная, а матерчатая, горчичного цвета.

Выделенная комната сказалась довольно просторная, с двумя полутораспальными кроватями, застеленными покрывалами того же горчичного цвета. Окна были затянуты зеленой металлической сеткой, сквозь которую едва сочилась предвечерняя прохлада.

Когда разгрузка закончилась, Матвеев закрыл за Горощуком дверь и набросил мощный гаражный крюк.

— Зачем консервы Филиппу дали? — брюзгливо сказал он. — Нечего баловать. Никого вы этим не убедите.

Тут он заметил, что Настасья забралась в горчичное кресло с ногами, и потемнел лицом. Видя, что на нее смотрят, Настя состроила умильную мордочку, которая, насколько ей было известно, не оставляла равнодушным никого из взрослых людей. Однако с Матвеевым этот номер не прошел.

Людмила поспешно вытащила дочку из кресла, подшлепнула ее — правда, чисто символически, но Матвеев остался удовлетворен.

— Значит, так. Посуда у вас своя есть? Очень хорошо. Из серванта не берите, это казенная. Хотя ладно, я ее спрячу. Газовая плита не работает, бойлер тоже. Потому что газ стоит денег. Душ принимать придется холодный, это полезно. Электрическая плитка имеется? Ставьте там у себя, нечего нам тереться друг о друга на кухне. Воду дают с семи до двенадцати утра и с семи до двенадцати вечера. Надо делать запасы в маленькой ванной. Окна не открывать, сетку не повреждать, наползут тараканы, а ночью налетят комары. Эту кнопку не вздумайте нажать вызов домовой обслуги, прибегут — не отвяжетесь. Вот вам ключ от входной двери, прошу не утратить. Вашу дверь запирать нет необходимости — я у вас ничего не возьму. И рекомендую: добивайтесь, настаивайте, ускоряйте переезд в гостиницу. Это в наших общих интересах. Вопросы есть?

— Скажите, — невпопад заговорил отец, — а как пройти к Аникановым?

Матвеев поморщился: видно, с Аникановыми у него были связаны неприятные воспоминания.

— От офиса направо, через три квартала десятиэтажный дом, — сухо и четко объяснил он. — Называется „Пансион „Диди“. Это все?

— Сразу видно преподавателя географии! — льстиво сказала Людмила, но Матвееву ее комплимент не понравился.

— Экономической географии, — поправил он. — Экономической.

— Тут мы с вами хотим посоветоваться, — не почуяв его неудовольствия, бодро продолжала Людмила, — и как раз по экономическому вопросу…

— Я советов не даю, — оборвал ее Матвеев. — Я даю указания, которые для вас обязательны. Вот вы свет зажгли в коридоре — ладно, но если за время вашего пребывания на моей территории перегорит хоть одна лампочка — доставайте, где хотите, можете вывинтить в кабинете у советника: лампочку здесь не купишь ни за какие деньги.

— Мы привезли десяток, — сказала Людмила, — на шестьдесят и на сорок. Можем с вами поделиться.

— Пару штук, — подумав, ответил Матвеев. — Но больше никому не давайте. Ну, так какой совет вы хотите от меня получить?

— Холодильник у нас, „Смоленск“, — быстро заговорила Людмила, — затерялся в дороге. Сказали, через неделю прибудет. Как до аэропорта добраться, где транспорт взять, не подскажете?

Людмиле вовсе не нужен был сейчас этот совет, она хотела подластиться, отметить свою зависимость — но вновь просчиталась.

— Холодильник? — высоким голосом переспросил Матвеев, и нос его еще больше приплюснулся, губы затряслись от гнева. — Где же вы его оставить собираетесь, в номере гостиницы?

— Отдадим на хранение кому-нибудь, — схитрила Людмила, — на временное пользование, до получения квартиры, да хоть вам…

— У меня имеется казенный холодильник, — решительно отверг ее предложение Матвеев, — другого мне не надо. А совет мой будет таком: бросьте вы это дело, запишите в графу чистых убытков.

— Почему? — Лицо Людмилы вытянулось.

— Да потому, — с нажимом сказал Матвеев, и голос его зазвенел, — потому, что вам придется заплатить такую пошлину, что никаких подъемных не хватит. В размере стоимости десяти холодильников. Вот так. Еще вопросы есть?

Андрей многозначительно посмотрел на мать: „Получила? Сорока“.

Матвеев показался ему солидным, достойным мужиком, такие выступают только по делу, подначивать и глумиться им некогда.

— В общем, устраивайтесь на временных началах, — сказал Матвеев.

— Я ложусь отдыхать и прошу тишины. Но опять-таки напоминаю: добивайтесь, настаивайте, ускоряйте переезд. Это ваше право, а обязанность местной стороны — вас устроить. Я как заместитель старшего группы обещаю всемерную поддержку, но добиваться должны именно вы.

Тюрины молчали.

— И еще одно. У Аникановых в гостях вы, конечно, напьетесь. Прошу дать мне возможность закончить мою мысль. Так вот, пожалуйста, без звонких песен по возвращении, без плясок в коридоре, иначе я буду вынужден написать докладную.

— А как добиваться гостиницы? — спросил Иван Петрович.

— Язык учили? — вопросом на вопрос ответил Матвеев. — Вот на языке и добивайтесь.

7

Офис помещался в веселеньком трехэтажном особнячке, окруженном пышно цветущим садом. У ограды в тени акаций стояли рядком сверкающие иностранные автомашины, среди них наша «Волга» вишневого цвета выглядела какой-то заспанной. Если бы не эта «Волга» и не бронзовая табличка с гербом на воротах, можно было бы пройти мимо: таких особнячков с черепичными крышами в боковых переулках было множество.

— Екипажи возблистали златом, — дребезжащим старческим голосом проговорил Иван Петрович. — Токмо русскаго дела карета в презрении стоит меж французских с точеными стеклами.

Князя Щербатова Иван Петрович цитировал вслух лишь тогда, когда пребывал в приподнятом настроении. И, слыша этот особенный, княжий голос, дети радовались за отца, ибо благодушествовал он не часто. В данном случае его, похоже, умилил пряничный вид офиса: в таком уютном, ласковом домике могли твориться только добрые дела.

Вдоль ограды неторопливо прохаживались двое темнокожих солдат в лихо примятых кепках с автоматами за спиной. Рядом с гербовой табличкой в бетонную стойку ворот было тоже вмонтировано переговорное устройство. Поколебавшись, Иван Петрович нажал черную кнопку. В репродукторе громко хрустнуло и послышался женский голос, холодный и как будто пахнущий одеколоном, как у продавщицы галантерейного магазина.