Балаустион - Сергей Конарев

— Это — ваш новый товарищ, «птенцы». Звать его Леонтиск, он прибыл к нам из Афин, — громким командирским голосом объявил Эвдамид, стоявший в двух шагах слева от Леонтиска, заложив руки за спину. При этом трицепсы на плечах ирена внушительно вздулись. — Одна из трех эномотий вашего лоха примет его к себе. Мне все равно, которая.

Несколько мгновений Эвдамид раздумывал, наморщив лоб.

— Может, по желанию? — проговорил он, наконец. И уже тверже. — Эномотархи, кто-нибудь хочет взять к себе нежного, вскормленного мамкиными сладостями афиненка?

Грохнул смех. Потом из рядов мальчишек выступил долговязый, дерзкого вида отрок со смазливым скуластым лицом и длинными, ниже плеч, темно-медными волосами. На вид ему было лет восемь-девять.

— Давай его мне, брат, — прокричал Рыжий, как его мгновенно окрестил про себя Леонтиск. Развязный тон этого выскочки ему сразу не понравился. — Теперь, когда Небид переломал ноги, некому стирать мне хитон и починять сандалии!

Несколько человек за спиной Рыжего с готовностью гоготнули.

— Авоэ, Леотихид, а ты не подумал, что двух львов в одной эномотии будет многовато? — Эвдамид проговорил это ровным тоном, но шеренги мальчишек взорвались от смеха.

Рыжий Леотихид ничуть не смутился.

— Клянусь Афиной, сейчас мы и проверим, львенок это или мышь с именем льва! — воскликнул он. — Посмотрим в Круге Братства!

— Не возражаю, — кивнул большой головой Эвдамид и обернулся к Леонтиску. — Круг Братства, афиненок, это спартанский ритуал, который проходит каждый новичок, прежде чем его примут в братство-эномотию. Ты должен сразиться с каждым из тридцати будущих товарищей. Как «птенцы», вы будете биться обычными тренировочными мечами, до первой крови — ссадины или царапины. Тебе понятно?

— Да, — процедил в ответ Леонтиск.

— «Да, ирен»!

— Да, ирен!

— Хм, — ирен поглядел на дерзкого сопляка, раздумывая, дать ему тумака или нет. Решив, что не стоит, бросил: «Тогда приступайте», отступил назад и сел прямо на землю, приготовившись смотреть поединки. Две трети «птенцов» последовали его примеру, рассевшись по краю невидимого круга, в котором осталась эномотия Леотихида и юный новичок-афинянин.

— Эномотия, лох — это подразделения войска?

Девушка морщила лоб с таким умным видом, что Леонтиск рассмеялся.

— Абсолютно верно. В агеле подразделение такое же, как в самом спартанском войске, и более того — обычно воинское соединение, образованное из шестилетних мальцов, остается неизменным до самого конца обучения, когда юношам исполняется восемнадцать лет, и в том же составе включается в армию государства. Самая большая войсковая единица у лакедемонян — так называемый отряд, три тысячи воинов.

— Великая Богиня! И сколько у Спарты таких отрядов? Десять, пятнадцать?

Леонтиск снова засмеялся.

— Теперь я знаю, почему ты со мной разговариваешь. Папа приказал выведать военные тайны?

— Фи, не смешно!

— Шучу. Ответ — три. Со времен царя Клеомена в Спарте лишь три отряда, и это совсем не мало, учитывая, что граждан в Лаконике едва ли тысяч десять.

— И девять из них — военные? С ума сойти!

— Вообще-то граждане-лакедемоняне все считаются гоплитами и распределены между упомянутыми тремя отрядами. Царь Клеомен, распределяя девять тысяч земельных участков, дающих право гражданства, не знал, что спустя сто с лишним лет после него герусия примет закон, который сильно ограничит возможность лакедемонян покидать город и служить наемниками. И за отсутствием обычной военной убыли число граждан постепенно превысило количество наделов. В Лаконике вовсе не осталось свободной пахотной земли и новым гражданам нарезают участки — вот смех! — на склонах гор и острове Кифера, давно принадлежащем ахейцам. Впрочем, реально на военной службе состоит лишь молодежь до тридцати лет и командиры всех уровней, остальные приписанные к отряду граждане-гоплиты зрелого возраста живут обычной гражданской жизнью. В случае войны они встанут под знамена, наполнив свои отряды до номинальных трех тысяч.

— Не будь занудой, я все поняла! Так и пишу — три отряда по три тысячи воинов.

— Чего?

— Запоминаю, говорю. Для папы.

— А-а! Записывай дальше: отряд состоит из трех хилиархий, соответственно, по тысяче солдат в каждой. Хилиархия делится на две моры….

— По пятьсот человек!

— Точно! Мора делится на пять лохов по сотне мечей. Командует лохом лохаг. В те времена, о которых я тебе рассказываю, Эвдамид был иреном — лохагом агелы.

— Ирен — лохаг учеников. Поняла.

— Умница. Лох состоит из трех братств-эномотий. Лидер-эномотарх собирает вокруг себя друзей и единомышленников.

— Подпевал и прихлебал.

— Фу, какие в Афинах невоспитанные девицы!

— Ах вот как? Ну и катись в свою Спарту!

— Я рад бы, да решетка мешает.

Оба расхохотались. Алкимах, дремавший на первой ступени лестницы в конце коридора, удивленно поднял голову, посмотрел на них, потом снова свесил подбородок к груди.

— Ну а декады?

— Какие декады?

— Из которых состоит эномотия.

— Я разве говорил, что эномотия состоит из декад?

— Говорил.

— Нет!

— Не будь занудой! Говорил — не говорил! Итак, декада — это….

— Декада — это особый случай. На декадах, или по-другому, десятках, держится вся спартанская армия.

— Ой-ой!

— Серьезно. Клянусь Меднодомной Афиной! Декада — это десять человек, спаянных родством или близкой дружбой, местом в строю, законом и судьбой.

— Это как?

— Очень просто. Дисциплина лакедемонян основывается на том, что за проступок любого солдата несет ответ вся его декада. Вплоть до смертной казни.

— То есть если во время Олимпийских игр какой-нибудь спартанец изнасилует девицу, накажут еще девять человек, не имеющих к этому ни малейшего отношения?

— Это так. Но что за вопрос?

— Да это я так, к примеру….

— Пример неудачный!

— Ладно, не обижайся!

— Не буду.

— Я все поняла — от отряда до декады. Рассказывай дальше….

— Держи, цыпленок! Поглядим сейчас, как афинские девчонки обращаются с оружием! — Рыжий небрежно бросил Леонтиску деревянный меч, сделав это таким образом, чтобы новичок не смог его поймать. Глухо стукнув, меч проехал, подпрыгивая, по земле и остановился у ног нового «птенца» агелы. Сын доблестного стратега Никистрата, злобно зыркнув глазами на Леотихида, наклонился и бережно поднял оружие обеими руками. Поступок мальчишки-спартанца покоробил Леонтиска: отец с самых юных лет привил ему понятие, что каждый клинок имеет душу, и если ты хочешь, чтобы оружие не подвело тебя в бою, обращайся с ним бережно. Невероятно, чтобы спартанцы, всюду признанные как народ воинов, не знали этого. Юный афинянин пристальнее взглянул на сам меч.

Выпиленный из толстой цельной доски, меч, как и любое тренировочное оружие, был весьма тяжелым. Обычно деревянные мечи «живут» недолго, но этот выглядел почти древним. Рукоять его была отполирована, наверное, тремя поколениями учеников, а окаменевший клинок носил следы бесчисленных столкновений с собратьями. Острие не было скруглено, как это заведено у учебного оружия, а наоборот — тщательно заточено. Таким мечом можно было нанести не то что ссадину или царапину, как сказал ирен, а настоящую рану. Тем не менее, почувствовав оружие в руках, Леонтиск повеселел. Сейчас эти зазнайки получат свое! Учитель Филострат занимался с ним гопломахией целый год и ежедневными жесткими занятиями добился, что его подопечный стал, наверное, лучшим семилетним фехтовальщиком в Афинах. Военное воспитание молодежи имело важное (хоть и не первостепенное, как в Спарте) значение в культурной столице Греции, поэтому афинские нобили нередко проводили потешные бои между своими отпрысками. В этих детских состязаниях Леонтиск, на радость отцу, побеждал не только сверстников, но и девяти-десятилетних противников. Причем не кого-то, а сыновей аристократов, с каждым из которых с младых ногтей занимался опытный учитель-гопломарх. Так что теперь юный мастер меча намеревался — ни много, ни мало — побить все три десятка «птенцов» эномотии, и самого эномотарха-Рыжего в придачу.

Первым к нему навстречу вышел кудрявый круглоголовый мальчишка, все время скаливший в улыбке крупные, покрытые желтым налетом зубы. Паясничая и кривляясь, кудрявый, провожаемый одобрительными выкриками товарищей, готовился к поединку очень долго, а проиграл за миг. Двойным финтом Леонтиск сбил противника с толку и от души ткнул мечом в открывшуюся для удара грудь. Кудрявый охнул и отскочил назад, но поздно — на серой тунике прямо против сердца заалело темно-красное пятно. Леонтиск даже растерялся. Ему захотелось подойти к «птенцу» и попросить у него прощения за такой сильный удар, но того уже согнали презрительным свистом, и тут же в круг ступил новый противник. И с этим, и со следующим, и с четвертым юный афинянин справился без особого труда. К пятому Леонтиск, однако, ощутил, что запыхался, и решил экономить силы, чтобы не упасть от изнеможения уже к десятому поединку, не то что к тридцатому.