Бьёрн Магнуссон (СИ) - Добрый Волдеморт

Когда Люпин вышел из кабинета начальника, бродяг уже увели, и он выбросил это происшествие из головы.

Ночью пришла беда. Лайал и Хоуп проснулись от вскрика ребёнка. Люпин схватил палочку с прикроватной тумбочки и бросился в детскую. Возле постели Римуса стоял полуобернувшийся оборотень и засовывал в карман склянку с кровью. А на руке плачущего сына сама собой зарастала рана.

— «Остолбеней!» — выкрикнул Лайал, но оборотень играючи увернулся от луча заклинания, оскалился и выскочил в окно.

— Он укусил нашего сына! — завопила бледная Хоуп. Это же оборотень, Лайал! Что с Римусом?

Люпин опустошенно сел прямо на пол возле детской кровати и завыл...

Опасаясь придавать укус оборотня огласке, Лайал построил под домом крепкий подвал, где постелил лежанку, провёл воду и хорошо зачаровал двери. Перед полнолунием он отнёс туда маленького сына и стал наблюдать. Когда взошла луна, мальчик начал перевоплощаться и через несколько минут на каменном полу, лежал маленький волчонок. Увидев стоя́щего возле решётки отца, он, радостно виляя хвостом, побежал к нему, но неожиданно получил в грудь «Депульсо», отправившее его к стене. Завизжавший от боли и страха волчонок забился под кровать, а покрасневший от гнева Лайал начал орать, проклиная всех оборотней и свою судьбу.

Когда после полнолуния, голодный и измученный ребёнок пришёл в себя, родители холодно сообщили ему, что он неизлечимо болен, но они постараются это скрыть от всех, чтобы Римус мог поступить в Хогвартс и вырасти достойным волшебником.

Годы до поступления в школу пролетели быстро, но маленький Римус твёрдо знал, что быть оборотнем — это плохо. Он панически боялся луны, потому что в эти дни, обычно добрый хоть и строгий отец, словно сходил с ума.

Лайал запирал мальчика в подвал, а когда тот превращался в оборотня, то нещадно пытал «Круциатусом». Потом Люпин говорил сыну, что наказание поможет Римусу отвергнуть суть оборотня, и когда-нибудь, возможно, он сможет победить болезнь.

Поэтому каждое следующее полнолуние для Римуса становилось страшнее предыдущего. Мальчик страстно не хотел превращаться в оборотня, понимая, какая пытка его ждёт и старался как мог, сопротивляться внутреннему зверю.

Уже перед одиннадцатилетием сына, Лайал собрал все накопленные деньги, выгреб из Гринготтса последние родовые артефакты, оставшиеся от предков, и отправился в Хогвартс к Дамблдору. Он рассказал директору всё, попросил принять сына в школу, и продолжить эксперимент по вытравлению звериной сути из заражённого ликантропией ребёнка с помощью «Круциатуса».

— А вам не жалко сына, мистер Люпин? — задумчиво посмотрел на него Дамблдор поверх очков. — Он же так или с ума сойдёт, или вырастет неврастеником.

— Главное, чтобы он вырос человеком, а не остался бездушной тварью! — скрипнул зубами Лайал. — Вы же знаете, директор Дамблдор. По своей работе я достаточно насмотрелся, на то, что способны сотворить эти твари в полнолуние. О, как я мечтаю встретить оборотня, который убил моего сына и стереть его в порошок! Я в него «Остолбеней» кинул, глупец, — горько хмыкнул Люпин. — А надо было «Бомбарду» или даже «Аваду».

— Но ваш сын жив, Лайал, — мягко поправил его Дамблдор.

— Нет, директор, — гневно выплюнул Люпин. — Мой сын мёртв. Чудовище захватило его тело. Мы с женой боимся, что однажды забудем про полнолуние, а Римус превратится и растерзает нас! Поймите, директор! Это как жить с ядовитым акромантулом в доме. Ужас и страдание. Моя жена стала похожа на тень! Знать, что твой ребёнок — бездушный монстр... — мужчина растёр бледное лицо руками и сгорбился.

Дамблдор тяжело поднялся из-за стола.

— Хорошо, мистер Люпин. Я построю для Римуса хижину возле одного старого подземного хода и во время полнолуния буду запирать его там. Если вы того требуете, в его кровать будет встроено заклинание, аналогичное по действию «Круциатусу», но не запрещённое. Ему будет просто очень некомфортно, находиться там, в шкуре оборотня. Я обещаю, что мальчик сможет доучиться, и постараюсь не допустить распространения све́дений о его природе.

— Спасибо, директор Дамблдор, — с чувством произнёс Лайал на прощанье и шагнул в камин, исчезнув в изумрудном пламени.

Альбус Дамблдор снова уселся в кресло и начал задумчиво поглаживать фамильяра.

— Будешь орешки, Фоукс? — спросил он огненную птицу. Феникс радостно заскакал на жёрдочке, и директор тут же насыпал ему в кормушку горсть орехов.

— А ведь это отличный эксперимент, как ты думаешь? — усмехнулся Дамблдор. — Даже если мальчишка не сможет побороть в себе оборотня, я легко могу воспитать из него сторонника, беззаветно преданного делу света. А судя по нездоровой активности Тома Риддла и нашей аристократии, солдатики мне скоро понадобятся.

***

Лондон 1971 год, последние дни мая.

Старые доки совершенно обоснованно считались в полиции криминальным районом. Бедняки, живущие здесь, контрабандная выпивка, наркотики. Тут случалось всякое. Поэтому бобби часто приезжали на вызовы в этот район.

Грязные домишки, в которых ютились местные семьи бедняков. Заброшенные пустыри, школа из старого красного кирпича, где пытались научить детей грамоте и счёту.

В последний школьный день за вонючим засранным туалетом веселилась компания хулиганов. В центре круга бегал от одного до другого старшеклассника, одиннадцатилетний толстый мальчишка и чуть не плача, умолял отдать ему сумку с учебниками. Взрослые подростки радостно гогоча, гоняли его по кругу и иногда отвешивали мальчику пинки.

— Ну что, малыш Питер? Надеюсь, ты понял, что денежки, которые даёт твоя мамаша на обед своему поросёнку, надо было приносить нам? — глумливо ощерился рыжий подросток с кривыми зубами.

Толстый мальчик уже не пытался забрать сумку, а мокрый от пота, тяжело дышал, блуждая затравленным взглядом по своим обидчикам.

— А давайте его девочкой сделаем? — предложил здоровый ирландец, только из-за папы, бандитского авторитета, до сих пор не отчисленный из школы.

— Фу, это ты сам, Дуэйн, если хочешь. А мы посмотрим, — брезгливо скривился рыжий.

— Иди сюда, мой хороший, — схватил Питера за загривок ирландец, а второй рукой принялся торопливо расстёгивать штаны. — Я даже готов заплатить тебе пару пенни, сладкий, если ты хорошо постараешься.

В этот момент от сжавшегося в комочек толстого мальчика разошлась чёрная волна, невидимая обычным людям, и все попавшие под её воздействие подростки повалились на землю. Питер, стоя́щий с зажмуренными глазами, не видел, как в немом крике раскрывались рты его обидчиков, валяющихся под ногами. Как остекленели их глаза. А потом из носа, рта и ушей ирландца, а за ним и у всех остальных, полезли трупные черви. Запахло кровью и содержимым кишечника. А когда Питер открыл глаза, то увидел разлагающиеся трупы, и его тут же стошнило.

В стороне раздались странные хлопки, и на поляну вышли двое неизвестных, в чёрных мантиях, как у монахов, которых как-то видел Питер. Идущий первым человек, весело улыбнулся своему беловолосому спутнику.

— Смотри, Абраксас. Вот что бывает, когда тёмный маг проходит инициацию. Мертвецы, кишки, кровища! Или как в случае с некромантией — трупные черви.

Он, стараясь не наступить на быстро разлагающиеся тела подростков, подошёл и присел напротив Питера.

— Сильно испугался, малыш? — участливо спросил мужчина, сверкнув немного красными глазами.

— Да, сэр, — ответил шокированный Питер тихо. — Я очень испугался. Его острая мордочка сморщилась, но мальчик заставил себя не расплакаться.

— Что теперь со мной будет? — Питер посмотрел в глаза мужчине. — Меня заберут в участок? Я же их всех убил, получается.

— Как тебя зовут, малыш? — спросил мужчина.

— Питер Петтигрю, — сдерживая слёзы, сморщил нос толстый мальчик. — Мы с мамкой вдвоём живём здесь недалеко. Папа пропал. Говорят, отец этого бугая постарался, — покосился он на череп, продолжающего разлагаться ирландца.