Скажи «Goodbye» - Мария Амор

— Сашенька, судьба такая. Мы об этом в молодости даже и не думали!

— У тебя есть кое-что поважнее домов и цепочек, — вскинула голову бабушка. — Мы тебя вырастили настоящим человеком, обеспечили культурное воспитание, прекрасный вкус, дали тебе музыкальное образование. Окружили добром и заботой! Мы привили тебе общечеловеческие ценности.

Александра вздохнула и нежно погладила бабушкину руку.

— Конечно, конечно, мои дорогие… Спасибо за общечеловеческие ценности. Но неплохо бы в придачу к ним иметь и фамильные драгоценности!

Они еще немножко посидели, Елена Семеновна рассказала несколько смешных историй, приключившихся с ее подопечными стариками, бабуля, не то чтобы жалуясь, но все же помянула некоторые из своих хворостей. На прощанье мама и бабушка буквально силой всучили Сашке тысячу шекелей, сэкономленных, понятное дело, по копеечке на самом необходимом. И она — она, блистательная манекенщица, покупающая шмотки на десятки тысяч шекелей, не смогла отказаться: у двух одиноких женщин одна была цель в жизни — помочь ей, своему единственному чаду. Зато Сашка твердо решила, что когда ее дела в очередной раз поправятся, она им купит новый телевизор с большим экраном. Пусть бабушка смотрит, хоть она и слепая.

В один из первых теплых вечеров начинающегося лета Александра сидела на веранде кафе с видом на подсвеченные стены Старого города и рассматривала заполнявшую кафе публику. В «Синематеке» только что закончился очередной показ кинофестивального фильма, и вышедшие из зала зрители заполнили лестницу и кафе, все толпились и обсуждали картину. В публике было довольно много русскоязычной молодежи — в большинстве своем красивой, модно одетой, выгодно отличавшейся этим от израильтян. Какая-то девушка даже была в маленькой шляпке с перышком, кокетливо приколотой набекрень над пучком на затылке. Девушка была хорошенькая и моложе Александры, и можно было только порадоваться, что она стояла за спиной у сидящего напротив Артема. Александра заметила вошедшую в кафе Мурку, помахала ей, и Мура побрела сквозь людской прилив, волоча за собой Максима.

— Привет, привет! — подружки расцеловались, и представили своих спутников друг другу. — Сашка, как ты потрясающе выглядишь!

— Спасибо, спасибо. Смотри, как на тебе это платьице миленько сидит! — обрадовалась Сашка, признав отдаренную подружке собственную старенькую шмоточку.

У Максима было некрасивое, интеллигентное носатое лицо, и начинающаяся лысина. Он был старинным приятелем Мурки еще со времен совместной учебы в иерусалимском университете, когда изрядная доля свободного времени проводилось в кафетерии гуманитарного факультета, за обсуждением культурных, политических и постельных новостей окружающей жизни. Когда бы Мурка не забрела туда, за чашкой кофе или какао всегда сидело несколько «русим» из подобравшейся на кампусе «русской» компании, которая в те годы, еще до прибытия Большой Волны беженцев из развалившейся империи, была самой блестящей, самой интеллектуальной и самой элитарной группой на кампусе. Это потом уже набравшая силу лавина новоприбывших привезла с собой собственный стиль, обрела собственных героев, и запрезирала провинциальных старожилов, плесневевших в этих палестинах все годы перестройки. А тогда Мурка и ее друзья учили что-то совершенно для жизни ненужное, со страстью читали всю мировую литературу, делились сигаретами и конспектами, и сами презирали аборигенов. Потом самые целеустремленные, или самые простенькие из них? — тут мнения расходились — благополучно одолели курс наук. Среди них были Мурка и Максим. Самые одаренные и любознательные так, наверное, навеки и остались блуждать по путаным коридорам и библиотекам этого тусклого мрачного кампуса, пугая новичков латынью и длинными списками собственных публикаций в научных журналах. Максим забросил показушное студенческое противостояние истеблишменту и пошел на дипломатические курсы, после которых, поработав за гроши в различных отделах министерства иностранных дел, поехал на несколько лет в Польшу, в качестве второго секретаря новоиспеченного израильского посольства, а теперь, дожидаясь очередного почетного и прибыльного заграничного назначения, работал в «Бюро по связям» — инстанции, официально не существовавшей, но неофициально всемогущей. Время от времени они с Муркой встречались в кафе или у общих знакомых, а в последнее время, в связи с ее профессиональным интересом ко всему, связанному с судьбой еврейского народа, и дипломатической деятельностью в России, их приятельство укрепилось. «Натив» («Путь» — так официально называлось ведомство Максима), заведовал выдачей разрешений на репатриацию в Израиль.

— Саша, ты знакома с Максимом? Максим — дипломат, и мы с ним зимой одновременно летали в Москву. Он — обделывал там какие-то грязные дипломатические махинации, подозреваю, что шпионил, а я добросовестно наводила радиопост между Москвой и Тель-Авивом.

Мурка вернулась в Иерусалим уже пару дней назад, но хотя ее по-прежнему ждала пустая квартира, депрессия больше не посещала. Настроение сбилось, идея фикс под названием «Вадим» покинула ее — вдруг оказалось, что все знакомые звонят, куда-то приглашают, что жизнь вполне готова принять ее в общий поток, и тем хуже для Вадима, тратящего эту чудную весну на общество своей мамы.

— А как ты съездила в этот раз?

— Ну, как полагается в командировке — во мне тесными слоями утрамбовались обильные завтраки с котлетками, обеденные трапезы из пяти блюд и торжественные ужины, перемежающиеся коктейлями, чаепитиями и плотными перекусами. На обратном пути с меня не взяли за перевес только потому, что пассажиров взвешивать еще не догадались.

— Мурочка, ты прекрасна как всегда, — галантно возразил Максим, и Александра бросила на него изумленный взгляд: не то чтобы Мура плохо выглядела, но Александра не привыкла, чтобы в ее присутствии замечали других женщин.

— Это из-за того, что обратный рейс из Минска застрял по техническим причинам, и хотя «Эль-Аль» не доверяет местным умельцам, и во все полеты в бывший Союз таскает с собой своего механика, все равно не смогли чего-то там починить, и пришлось ждать, пока за нами не пришлют другой самолет из Израиля, — с удовольствием рассказывала свою эпопею Мурка. — И ждали бы и по сей день, не будь с нами Переса. Уже с ним заодно спасли и нас, бедолаг. Но пока появились спасатели, я на этом темном запертом аэродроме успела так оголодать, что сейчас весь процесс откормки придется начинать сначала.

— А как твой новый друг Шимон Перес?

— Он глубоко впечатлил меня своей важностью. Но на людей он внимания не обращает, только на идеи, в основном, свои. С ним не только подружиться нельзя, с ним даже невозможно общаться. Ему можно только служить, что я и делала — переводила его интервью для НТВ и белорусов. А как ваши дела?

— Во-первых, я снималась для каталога «Уисет», а во-вторых, твердо намереваюсь вести вечер Дня Независимости в Викиной программе. Но больше пока никакой работы не предвидится. Вот посоветуй — как жить дальше?

— Осваивай метод слепой печати на компьютере.

Александра призадумалась.

— Нет, боюсь, не сгожусь. Слепая печать — дело тонкое, сложное, и мама не советует. Мне бы что-нибудь попроще — может, я тоже поеду с вами в Москву, и стану там знаменитой ведущей передачи о сексе.

Максим засмеялся, и настроение у Сашки почему-то улучшилось, зато Артем насупился и некстати встрял в разговор:

— Здесь вообще нет приличной работы, а только начинаешь зарабатывать, тут же лишают всех пособий. Всё делают, чтобы отбить у человека охоту работать. Я вот собираюсь отчалить в Канаду…

Никто не знал, что сказать, но Максим вдруг взъерепенился.

— Вы извините, молодой человек, вы сюда приехали на все готовое, — с пафосом прогнусавил он. — А я ради этой страны, между прочим, рисковал жизнью!

Все уважительно замолчали, даже Мура, которой явно помнилось, что служил Максим в глубоком тылу и без малейшего вдохновения, если не считать практического соображения, что без законченной военной службы никакое продвижение в Израиле было невозможно.

Довольный произведенным эффектом Максим обернулся к Александре.

— Александра, идите ко мне на пару в шпионки, — предложил он, не считаясь больше с непатриотом Артемом. — Мы с вами запахнемся во френчи, наденем черные очки и будем незаметно ходить вслед за Путиным.

— Незаметно, это как раз для меня, — махнула рукой Александра. — Артем, а ты что молчишь? Ведь не найди я работу, именно на тебя падет тяжесть моей кормежки.

— Вот тут-то ты наконец-то и похудеешь до желаемого, — обиженно пробормотал Артем.

Тут у Сашки в очередной раз зазвонил мобильник, а тем временем официант принес питы, соленья, бурекасы, кисленький лебен, щедро политый оливковым маслом и посыпанный затаром, хумус, тхину и салатик из баклажанов с майонезом. Все встрепенулись, застучали вилками, потянулись через стол, стали рвать руками питы.