Гардемаринки-гарде! - Роузи Кукла

Она ко мне наклонилась, руку мне положила на плечо и тут я чувствую, что вот, сейчас я это сделаю. И я сама не понимаю почему, со стоном, выпрямляюсь, не ясно, смутно вижу ее лицо, встревоженные глаза и почему–то шепчу ей.

— Я хочу!

Ночь. Проснулась. Я сразу чувствую ее. Потом сразу же рукой туда. Как это? Когда это я? Но, тут же, спокойнее стала. Почувствовала, что там у меня все в полном порядке, все, что надо на месте, чисто и вроде бы сухо. И когда это я? А может и не я?

От этого сердце сразу же забилось. Неужели это она? Да, как такое может быть? Как я такое допустила, как я посмела так расслабиться? Но, вот же, она, теплая, мягкая и рядом. Лежит, как я знаю, как любит на животе, лицом вниз и мирно, как ни в чем не бывало, сопит. Я ее всю не вижу, но ощущаю.

И тут ко мне, невольно, приходит благодарность. К ней, к тому, что она для меня сделала, делает. Почему–то вспомнились ее приложения рук к ноге на занятиях и потом, попытки ко мне между ног. Нет, я не права была! Почему я так к ней? Она же со мной как родная сестра! И откровенно все, без всякой утайки. А я? Вот я свинья!

Я на боку лежу, а она, отвернувшись от меня, на животе и свою ногу обнаженную чуть ли не забросила на меня. Одеялом вместе накрылись, но ее нога обнажена и я вижу, что у нее белеет кусочек обнаженного бедра. Нет, родная! Я тебя с благодарностью принимаю и вот сейчас возьму и поглажу.

Секунды борюсь. Я, не я, почему это надо, как это сделать, что потом будет? И еще сразу десятки этих да что, да почему, да зачем, не надо!

Нет, говорю однозначно. Надо! И потом, я так хочу!

Рука осторожно коснулась теплого и такого открытого бедра. Пальцы от напряжения дрожат, но я уже чувствую, что вот ее нога. Она такая, не мягкая, вот и жилки натянулись, а я веду руку осторожно. Ведь я впервые касаюсь ее.

Ее, это не ее, кто со мной рядом а, ее, чужую, нагую женщину.

От волнения охватившего меня я уже плохо, что соображаю. Потому, что моя рука скользит не туда. Вернее как раз туда, но, в, то же, время, куда мне нельзя. Что это? Почему я касаюсь ее там? Как я посмела прикоснуться к ее волосам там.

И тут же во мне схватились два демона.

Один, это вроде бы я, а второй, тот что, как я поняла, все время сидел во мне. И как они, так и моя рука. А они эти ощущения тепла, нежного тела за волосками, уже покоряют меня.

И я вдруг снова вспыхиваю в страсти. Мне ее надо! Надо прямо сейчас! Но, что? Что я буду делать? Что я могу, и главное, это как? В голове такое! Мамма–миа!

Все крутится в бешеном вихре, словно ураган мыслей. И вот тут я поняла, что мне не справиться с ней. Я ведь сама не знаю об этом ничего ровным счетом. И потом, почему это я такая принципиальная была и когда об этом, то я уходила или никакого внимания. Да, еще осуждала! Ну, как же, я и эти мотивы, о которых тихонечко между собой отчаянные девчонки твердили. И такое говорили, что я даже возмущалась всегда. Подумать только, себе говорила, о чем они говорят и думают? Как же это можно так, между такими же, как они сами?

А как? Как? Что я теперь знаю об этом? Да ничего. Кажется они там руками, пальцами. Она мне говорила, что кулаками! Но это вообще чушь, какая–то! Тоже мне, выдумала, глупая. Разве же кулачок, пускай даже женский, разве же он сможет туда? Ну, честное слово, блажь!

И ловлю себя на том, что как только я думаю об этом, то меня это все время возбуждает. Но почему так? Что я такое сделал, от чего? Я ведь, если признаться честно, просто лежу с ней. А внутренний голос уже подключился.

— И все? И это ты называешь, честным?

— А что?

— А где твои пальцы? Что они там нашли? Чего касаются, почему все никак не отрываются от ее теплого и мягкого местечка и где? У нее под согнутой ногой? Ты за кого меня принимаешь?

— Не за кого. Я просто о том говорю, что я хочу ее.

— Кого? О чем ты? Ты с ума сошла!

— Может и так. Но я женщина!

— И что? Что это значит? Это что?

— А то, что если я женщина и захочу, то все! Никаких возражений. Я женщина и хочу!

— Кого? А ну ко, скажи?

— И скажу!

— А ты возьми и скажи это вслух! Ну, что же ты?

Я, как будто, давлюсь словами и только что–то не членораздельное тихо шепчу.

— Я… хочу… женщину….

— Что, что? А ну, повтори!

— Я хочу… ее!

Потом уже слышу, что я говорю и тут же вспыхиваю. Это что? Помешательство ума? Что я такое шепчу? И кто? Я!!!

Руку убираю, и тут я, немея от ужаса, слышу чуть–чуть, глухо от ее тела.

— Не убирай, прошу! — Пауза, я не дышу.

— Мне приятно! Прошу, продолжай! — Я съежилась, сжалась вся. Сердце так колотится, что я, думаю, еще одно слово ее, и оно у меня разорвется, разлетится на мелкие кусочки!

Ее нога еще выше подтянулась, а тело, как лежало, так и лежит на животе.

Это что? Это призыв!

Сразу же в голове промелькнуло. Она так специально ее подтянула, что бы я… Вспыхнула так, что словно горю!

Пожар! Я вся сгораю! Нет, я вся умираю! Мама! Мамочка, помоги!

Потом весь остаток ночи я вся такая, словно в бреду. А она словно царевна спящая. Через час, наверное, после того, как я ее все время гладила там, она перевалилась на спину. И вот тут я словно сомнамбула. А еще от того, что ее тяжелая и мягкая, горячая нога, покачнувшись, раз, два, откинулась на бок, на мою ногу. И я!!! Мамочка родная!

И теперь такая картина. Она не только спит, она просто храпит. А я? А я, это не я, а моя рука! Она медленно и осторожно скользнула и я….

Ну, что сказать об этом? Моя рука, а теперь уже я сама, впервые ощутила, как устроена она. Она это та, о которой слагают песни, анекдоты и о которой все, как у меня, но она другая, она не моя! В этом все дело, что это чужая!

Час, два я все ее глажу, и потом уже обнаглела, полезла в нее своей рукой. Коснулась пальцами, а потом глубже и с каждым разом все теплей и горячей там. Потом влажно. А у самой, так же. И еще хуже. Я, даже не знаю, у кого этого всего больше, у меня или у нее? Но все быстро закончилось от того, что я вдруг, как…

Я так, ни разу, в свой жизни. Меня так захватило это все, что я к ней своими пальцами, так я и себе. И как только ей, так и себе и как только она задышала, то и я так же. А потом!

Утром вскочила. Но нет никого. Я одна в квартире и тихо. На часы. Ничего себе,

полдесятого, а где все? Я на кухню. Записка.

«Мы ушли. Тебя не будили, отдохни. Спасибо!»

И все! И что? Что все это обозначает? Что же? Ничего? А как же то, что было ночью с ней, со мной? Нет мне так нельзя. Не могу так я! Это не правильно, так не поступают с любимыми!

— Постой, постой! С кем? Ты о чем?

— С любимыми, что тут не понятно?

— С какими любимыми, чьими?

— С какими, какими? Да моими!