Принцесса. Как стать королевой (СИ) - Наталья Ткаченко

— Слава, где ты?! — раздался в моей голове перепуганный голос Лада, и я подпрыгнула от неожиданности — получилось! — Я пытался тебя найти, но не чувствовал! Да, вижу, ты у Тиорандов. Я сейчас приеду за тобой. Слава, пожалуйста, дай мне объяснить…

— Потом, — оборвала его я, "закрываясь", потому что всё ещё на них сердилась. Я вздохнула и надулась. Вернусь, устрою Алиле! Но возвращаться пока совсем не хотелось.

Я открыла глаза, и мой взгляд упал на лежащую на столике потрёпанную книгу, которую до моего прихода читал Адим. От чистого безделья я взяла её и открыла наугад, ожидая увидеть какое-нибудь медицинское исследование, но…

"Его губы страстно впились в её нежную шею, и она сладко застонала…"

Я недоумённо уставилась на книжку — я точно у Адима? У спокойного, сдержанного, уравновешенного, совершенно нормального мужчины? Который читает любовные романы?!

Я повернула книгу и посмотрела на обложку, но она была нейтрального коричневого цвета, без обычных на подобном чтиве полуобнажённых красавиц, сладострастно подыхающих от счастья в объятьях мускулистых мачо. Я снова вернулась к тексту:

"Её пальцы заскользили по его груди, расстёгивая рубашку и стягивая ткань с мощных плеч. Она снова застонала, приникая к его губам трепещущим поцелуем…"

Ужас! Нет, Адим не может читать такое! Или может?! Определённо может, судя по состоянию растрепавшейся обложки и стёршимся от времени и частого использования уголкам страниц!

"Его руки убрали ткань платья, открывая нежные округлости её грудей его жадному взору. Ксандр накрыл мягкие и упругие холмики своими широкими ладонями и чуть сжал пальцы…"

Хм, это уже не любовный роман, скорее эротика, чуть ли не с уклоном в порно…

— Занятные книжки ты читаешь, — раздался незнакомый голос прямо над моим ухом, я подскочила, захлопнула книгу, прищемив в ней палец, выдернула его и судорожно замахала кистью в воздухе.

Незнакомец засмеялся, взял мою ладонь в свою, наклонился, коснулся губами прищемлённого пальца, и тот неожиданно перестал болеть. А "целитель" обошёл кресло и присел на ручку стоящего напротив.

Он оказался парнем на вид лет двадцати шести-двадцати восьми, с прямыми чёрными волосами чуть ли не до пояса и выразительными чертами лица, чёткостью напомнившими мне северных индейцев. Высокие скулы и разлетающиеся изящными углами брови только усиливали сходство, но вот молочно-белая кожа совсем не вписывалась в образ. Взгляд слегка раскосых угольно-чёрных глаз — пронзительный, но не наглый. И тем не менее, в них почему-то совершенно невозможно было смотреть. Тёмно-фиолетовая рубашка, заколотая у горла брошью с чёрным камнем, и простого покроя жилет и брюки ему очень шли. Я уже привыкла, что мужчины здесь одеваются почти так же, как в моём современном мире, и человек, словно сошедший с картины конца девятнадцатого века (если не считать роскошных волос, небрежно рассыпавшихся по плечам), меня удивил и заинтриговал.

— Это книга Адима, — пробормотала я, вспомнив о его замечании. Незнакомец чуть усмехнулся:

— Рассказывай.

— Правда! — возмутилась я. Он усмехнулся шире:

— Сделаю вид, что поверил тебе. Давай знакомиться, красавица, меня зовут Леонар. Можешь звать меня Лео или Нар, как тебе больше нравится. Я младший брат Адима, и Тиоранд, как и он, — он чуть склонил голову к плечу, беспардонно меня рассматривая. — А глядя на тебя, я никак не могу понять, из какого ты рода. Ты ни на кого не похожа.

— А я, может, вообще… — я неопределённо пожала плечами.

Он покачал головой, чуть улыбаясь. Улыбка была несколько отрешённая, и он стал чуть-чуть похож на Адима, но весьма несильно! У Адима простые черты лица, а у этого господина — утончённые. Такие… Изысканные, пожалуй. И манера держаться — прохладная и немного отстранённая. На меня при взгляде на подобную высокомерную красоту тоска нападает — такие люди обычно до невозможности уверены в себе и безразличны к окружающим.

— Нет, ты одна их наших, — он наклонился, едва прикоснулся кончиками пальцев к моему виску, но в голове перестало шуметь после ударов Челси. — И дело даже не в том, что большинство наших девушек темноволосы. Хотя такой красивый каштановый цвет я ни у кого не припомню, — он наклонился ещё и посмотрел мне в глаза неожиданно грустно и ласково, словно в душу заглянул: — У всех наших такие глаза — глаза тех, кто терял.

Я не выдержала и закрыла лицо руками. Он мягко отнял их.

— Я не хотел, пожалуйста, не плачь, — искренне извинился он, а я почувствовала себя очень несчастной. И даже не сразу отреагировала, когда он плавно наклонился ко мне и поцеловал мои раскрытые ладони, левую, а потом правую.

И только когда я испуганно отдёрнула руки, он отклонился.

— Не пугайся, — спокойно сказал он. — Мне просто стало очень жаль тебя. Иногда мне удаётся забрать чужую боль. Но, честно признаюсь, твои руки так нежны, что я забыл о том, что хотел сделать.

Он резко встал и пошёл к выходу из залы. Ну вот, я его обидела, а ведь не хотела! Я перевернулась в кресле, привстала в нём на коленках, взялась за спинку, поколебалась и всё же сказала:

— Нар… Не уходи.

Это прозвучало так жалобно! Неудивительно, что он сразу развернулся. Когда он подошёл, я снова села в кресло, только поджала ноги. Он опустился рядом на ковёр, сложил руки на подлокотнике кресла, устроил на них подбородок, чуть наклонив голову, и посмотрел на меня.

Я смотрела на него, он на меня, и мы просидели так с минуту. Смотреть на него — одно удовольствие, но только не в глаза — слишком пронзительный у него взгляд. Потом Нар спросил:

— Как же тебя зовут, красавица?

— Танислава, — пробормотала я, опуская глаза.

— Красиво, — сказал он. — А из какого ты рода?

— Валтарис, — ещё тише сказала я. Не могу я признаться. Первое впечатление оказалось обманчивым, он вовсе не высокомерный равнодушный самовлюблённый красавец, а человек с душой, умеющей сострадать. И если я сейчас скажу…

Он взял одной рукой мою и задумчиво погладил запястье.

— Я хорошо знаю твой род, но тебя никогда не встречал. Кто твои родители?

Я посмотрела на него и не выдержала, стала подниматься:

— Я пойду, мне…

Он мгновенно усадил меня обратно.

— Это по ним ты носишь траур?

— Нет, слава Богу! — выдохнула я. — По любимому человеку.

— Ясно, — он утешающе погладил меня по руке: — Я вижу, что ты его очень любишь, и что тебе больно.

Я только кивнула.

— Танислава, очень красивое имя, — неожиданно сменил тему Нар.

— Можно просто Слава.

— Слава, — он внимательно посмотрел на меня.