Консул - Зоя Воскресенская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Запугали Матюшина; может быть, чем-то напоили, — сделал заключение Ярков.
Консул добивался личного свидания с Матюшиным. Обещали. Говорили, что разыскивают его.
Наступил вечер. Константин Сергеевич сидел у себя в кабинете и в который раз перечитывал коротенькую биографию Матюшина. Из крестьян-бедняков. Родился в Карелии. Солдат во время империалистической войны. Добровольно вступил в отряд Антикайнена, участвовал в изгнании белофиннов, вторгшихся в Советскую Карелию. После гражданской войны вернулся в родную деревню, женился, построил новую хату. Одним из первых вступил в колхоз. Пользуется уважением односельчан. Сын — студент Лесной академии, комсомолец, две дочери учатся в школе. Одна — комсомолка, другая — пионерка. Хороший семьянин.
Что же заставило его изменить свои показания? Да и показания ли это? Одно слово, скорее междометие: "Да". Безусловно, его запугали. Как его выручить? Но может, его уже нет в живых?..
Глава 10
В БАНЕ
Эйно не появлялся.
Ваня каждый вечер с надеждой посматривал в окно — не покажется ли знакомый силуэт длинноногого Эйно, быстро шагающего по тропинке. Свистнув Дружка, Ваня бродил с ним по лесу, поднимая ногами пласты листьев. Дружок бросался под пласт, обнюхивая его, листья с шорохом укладывались на землю. По утрам лужицы покрывались слюдянистой ледяной коркой, которая хрустела под ногами.
"Как все странно в природе, — думал Ваня. — Деревья к холоду сбрасывают с себя густую шубу, укрывают корни, а сами остаются голыми на ветру, в морозе…"
И Ваня чувствовал, что его сердце стынет, стынет от одиночества, а раньше была дружба, и она, как зеленая листва, согревала. И перед глазами Вани стояло озеро, в которое глядело солнце и плыли спокойно облака, и он камнем спугнул солнце, смешал облака. Он бросил камень в дружбу и разбил ее. Наверно, Эйно обиделся.
И дома Ваня чувствовал себя одиноким. Отец работал от зари до зари. Редко разговаривал. Мрачно о чем-то думал. Ваня часто ловил тоскливый взгляд матери, который она останавливала то на нем, то на Коле.
Срезали голубые, пухлые, растрепанные на ветру кочаны капусты, выкопали картошку.
Предзимним вечером сидели за столом. Отец с матерью подсчитывали, во что обойдется зима. Выходило, что деньги, которые собирали на лошадь, придется спустить на хлеб и овощи до следующего урожая. Лошадь опять стала призраком. А отец уже слышал стук ее копыт в сарае.
— Нет, без лошади нам не обойтись, — сказал отец и поглядел на мать, и она поняла этот взгляд: побледнела и замахала руками.
— Ты что, задумал продать корову? — прошептала она побледневшими губами. — А ребята что есть будут?
— Без молока можно обойтись, а без хлеба протянешь ноги… — жестко ответил отец. — А ты что молчишь? — сердито спросил он Ваню. — Будто чужой сидишь и тебя все это не касается. Пятнадцатый год пошел. Пора бы начать зарабатывать хотя бы себе на хлеб.
"Себе на хлеб", — обожгло Ваню. Отец его попрекает. Но разве он не работал? Не наносил толстый слой земли на скалу, не полол, не поливал грядки? Разве он виноват, что ураган все снес?
— Так скажи, — настаивал отец, — продавать корову или распрощаться с мечтой о лошади?
Ваня перевел глаза с отца на мать. Губы ее дрожали, глаза были полны слез.
— Ваня опустил голову, не мог вынести горького взгляда материнских глаз. Потом посмотрел на отца и решительно сказал:
— Я пойду работать. Не буду даром есть твой хлеб.
— Куда? Куда пойдешь? Помещик будет набирать рабочих с весны. Дорожные работы на зиму прекратили. Город далеко. Куда пойдешь? Да и по-фински говоришь пополам с русским… Так лошадь или корова? — снова спросил отец.
— Не знаю, — устало ответил Ваня.
— Продадим корову, — хлопнул отец ладонью по столу.
Мать закрыла лицо фартуком и выбежала из кухни.
За окнами послышался скрип телеги. У крыльца заржала лошадь.
— Кого это бог принес? — спросил отец, вставая. Открыл дверь.
— Эйно! — воскликнул Ваня. Он захлебнулся от радости.
А за Эйно шли два парня.
— Добрый вечер! — приветствовал Эйно и хлопнул Ваню по плечу. Это был дружеский жест. — Принимай, хозяин, груз. Куда сложить мешки?
— Какие мешки? — спросил отец, подозрительно поглядывая на двух молодых парней, что стояли сзади Эйно.
— Мешки с пшеницей. Шесть мешков.
— Откуда?
— А вот кто прислал, пожелал остаться неизвестным.
— Сколько я должен? — засуетился отец. Ничего.
— Ну это ты брось. У меня деньги есть, на лошадь коплю.
— Знаю. Когда будет лошадь и хороший урожай, тогда отдашь пшеницей. Это тебе в долг. Бессрочный.
Парни свалили на кухне мешки. Отец вытащил из-за пояса пуку — обоюдоострый нож, распорол мешок; все еще не веря, стал коричневыми заскорузлыми пальцами пересыпать с руки на руку зерна.
— Мать! — кликнул он жену. — Иди, не будем больше спорить — лошадь или корова.
Эйно хлопнул себя по куртке, взметнулось облако мучной пыли.
— Нам надо бы в баньку после такой работы? Можно?
— Пожалуйста, я пойду затоплю, — предложил отец.
— Ну нет, мы сами справимся. Пойдем, Вяйно, с нами. Микко уедет обратно на лошади, а мы со Свеном помоемся. Всласть помоемся! Скоро не ждите.
— Ледок уже на озере. Возьмите мотыгу — лед прорубить, — предложил отец.
Ваня надел куртку, вскинул мотыгу на плечо, мать сунула полотенца.
— Мыло и мочалка в бане на полке, — сказала она. — И веники там в предбаннике.
Молодые люди ушли, Дружок увязался за ними. Коля подошел к мешку, набрал пригоршню зерен и отправил себе в рот. Половину просыпал на пол.
— Разве можно так обращаться с хлебом? — попрекнула мать и, нагнувшись, стала собирать зерна с пола.
— Мир не без добрых людей, — сказал отец. — Но за какие заслуги и кто нас наградил?..
Молодые люди вышли на улицу. Свен снял с телеги мешок поменьше, чем с зерном, и взвалил себе на плечи.
— А это что? — спросил Ваня.
— Увидишь, — ответил Эйно.
Разламывая башмаками ледок на лужах, молодые люди спустились вниз, по мосткам прошли в баню. Ваня засветил керосиновую лампу.
— Ты, Вяйно, — обратился Эйно к Ване, — займись котлом, а мы со Свеном начнем работать. Пар не напускай.
Растопить печь под котлом дело десяти минут. Дрова уже были наложены и лучина нащипана. Ваня поджег ее. И вошел в баню.
Эйно сидел на нижней полке. Свен вынимал из мешка пачки бумаги и бутылочки с тушью.
Эйно встал, подошел к Ване и, положив ему руку на плечо, сказал:
— Теперь я знаю, что ты настоящий парень. И вот мы со Свеном хотим задать тебе несколько вопросов. Знаешь ли ты, кто такой Антикайнен?
— Тойво Антикайнен? — переспросил Ваня.
— Да.
— Ну кто же не знает Тойво Антикайнена, финского революционера, комиссара Красной Армии, героя гражданской войны! Комсомольцы из нашей школы ходили в лыжный поход по пути Антикайнена, по которому он пел свой лыжный отряд против белогвардейцев на Кимас-озеро. Тойво за свои воинские подвиги награжден боевым орденом Красного Знамени. А два года назад в наших газетах писали, что Тойво арестован и заключен в тюрьму. У нас был пионерский сбор, на котором мы требовали освободить Антикайнена. Его освободили? — Ваня волновался.
— Нет. Над Антикайненом идет суд. Прокурор требует смертной казни. Жизнь Тойво в опасности. Во всех странах мира рабочие требуют свободы Антикайнену. И прежде всего за его жизнь должны бороться мы — финны. И ты тоже.
— Я готов. Что я должен делать?
— Мы будем писать листовки, будоражить души людей, требовать свободы Антикайнену. Листовки нужно будет расклеивать на перекрестках дорог, в соседних селениях. Раздавать на рынке… Ты готов вступить в борьбу за жизнь Антикайнена? — спросил Эйно.
— Да, всегда готов! — Ваня вскинул в пионерском салюте руку.
— Ты сумеешь молчать?
— Да, — твердо ответил Ваня. — Я буду хранить это в тайне.
— А если попадешься с листовками и тебя будут допрашивать и будут бить, ты не выдашь товарищей?
— Нет. Я буду так же тверд, как сам Антикайнен. Клянусь!
Эйно и Свен пожали Ване руку.
Сердце Вани бешено колотилось в груди. Лишь бы ему поверили!
Доверие товарищей, как дорого оно! И он этого доверия хотел лишить Эйно. Страшно подумать.
— А ты меня простил? — спросил тихо Ваня.
— За что? — удивился Эйно.
— За то, что я плохо подумал о тебе.
Эйно взъерошил волосы на голове.
— Мы долго изучали друг друга. Я рад, что поняли. Поверили друг другу. Итак, начнем… Пиши: "Свободу Антикайнену".
Ваня старательно вывел крупно: "Вапа Антикайнену".
Эйно нахмурился:
— Ты сделал в двух словах две, даже три ошибки. Две грамматических и крупную политическую.