Авария, дочь мента (сборник) - Юрий Коротков

– Сломали, гадство, – сказала девчонка, ощупывая нос. – Теперь с горбом будет…

– А ты держи, чтоб правильно срослось, – посоветовал толстяк.

– За что они вас? – спросил Николаев.

– Пойди, спроси.

– В Подольске фестиваль, гадство, а я с таким рулем… Вообще!

– Во фишка! Я тащусь! – с восторгом сказал толстяк, разглядывая в зеркале багровый кровоподтек под глазом.

– А кто они вообще? – спросил Николаев.

– А-а, как собак нерезаных, – ответил парнишка-хозяин.

– «Ленинцы», наверное. Или «Отечество», – сказал толстяк.

– Хоть домой не ходи, – сказал третий парень. – Отец добьет.

– А ты чего полез? – спросил хозяин.

– А что – смотреть? – удивился Николаев.

– Все смотрят – ничего… Ладно, пошли, – хозяин провел их через громадную кухню и открыл низкую дверь. Раньше здесь была комната для прислуги или кладовка, всю длину комнаты занимал диван, впритык, без стула, стоял стол с разбросанными кассетами, учебниками и тетрадями.

Все, как могли, расселись на диване, девчонка забралась с ногами. Хозяин врубил магнитофон.

– А ты кто вообще? – спросил толстяк.

– Да так… – Николаев пожал плечами. – Знакомых ищу. Не знаешь: Боб, здоровый такой, волосы светлые. Лет тридцать. Еще с ним загорелый, ну смуглый такой. И еще длинный, каратист. На белой «восьмерке»…

– Не, не знаю. Наши на «восьмерках» не ездят…

– Выруби шарманку! – послышался голос из-за двери.

– Исчезни, череп!

– А меня кто-то спрашивал уже, – сказала девчонка.

Николаев напряженно глянул на нее.

– Ну да, Авария приходила… Ох, гадство. – Она снова пощупала переносицу. – Боб, «восьмерка». А этот каратист – Алик. Или Олег…

– Когда приходила? – растерянно спросил Николаев.

– Да сегодня. – Девчонка скосила глаза к носу, пытаясь разглядеть, растет ли уже горб…

Дома Николаев спрятал куртку в шкаф и вошел в комнату к дочери. Валерка сидела над раскрытым учебником и смотрела в окно.

– Занимаешься? – спросил Николаев.

Дочь медленно обернулась к нему.

– Занимаюсь, – тихо сказала она.

– Не гуляла сегодня?

– Нет.

Николаев пристально, испытующе смотрел в глаза дочери. Валерка спокойно выдержала взгляд. Николаев хотел сказать что-то, но только кивнул:

– Занимайся…

В обед на патрульной машине он заскочил домой. С порога глянул на кухню: Валерка только что вернулась из школы и сидела с дедом за столом. Мать разливала суп.

– А вот и я! – торжественно объявил Николаев и поставил перед Валеркой магнитофон. Он отдавал его знакомым ребятам из мастерской, те склеили корпус так, что не было заметно даже швов.

Дочь равнодушно посмотрела на магнитофон.

– Спасибо, пап…

– Убери, мешает, – сказала жена.

Николаев переставил магнитофон на окно, пошел в прихожую, расстегивая портупею, крикнул:

– Наливай, мать. Оголодал что-то! – вернулся на кухню, шаркая шлепанцами, сел за стол, искоса взглянул на дочь. Валерка сидела, опустив ресницы. Она теперь не красилась и выглядела совсем ребенком, на бледной тонкой коже отчетливо проступили веснушки.

– Как здоровье, дед? – бодро спросил Николаев.

– Ничего, живой пока.

– А как гранит науки? – обратился он к дочери.

– Нормально, – тихо ответила Валерка.

– Это хорошо! – Николаев громко подул на суп, начал есть. Снова быстро глянул на дочь, засмеялся: – А у нас анекдот! Все отделение ржало! Как это – вор у вора… Нет: не рой другому яму, да! Тут народный мститель объявился – три раза у фарца машину потрошил. Японскую сигнализацию отключал. Ну, тот, умелец, самострел поставил! Где?! Между спинкой и сиденьем! А самострел возьми и сработай, когда он сам за рулем был! Цепь замкнулась. Машины кругом, ни остановиться, ни к тротуару прорваться – так и едет со стрелой в заду! Орет и едет!

Валерка улыбнулась. Отодвинула тарелку:

– Спасибо, мам, – и пошла к себе.

Николаев проводил ее взглядом, посмотрел на часы, негромко сказал жене:

– Давай быстрее, копаешься, как… не знаю кто…

Валерка затихла в своей комнате. Потом щелкнул замок входной двери. Николаев успел заметить, как дочь, уже в джинсах и куртке, выскользнула из квартиры.

Он разломил котлету вилкой. Вдруг насторожился и, торопливо дожевывая, вышел в прихожую. Огляделся и опрометью бросился в дверь. Вылетел из подъезда, увидел мелькнувшую за угол дома Валеркину куртку и, теряя шлепанцы, побежал вдогонку.

– Валерка! Стой!..

Настиг ее в конце двора, схватил за руку.

– Отдай, – сказал он, с трудом переводя дыхание.

Валерка круглыми сумасшедшими глазами смотрела на него снизу вверх, часто дыша сквозь стиснутые, по-звериному оскаленные зубы.

– Ну? – Николаев протянул ладонь.

Валерка погасла, опустила голову. Вытащила из кармана пистолет, отдала ему. Николаев, не отпуская руку, повел ее домой. Он ничего не спросил и не сказал больше ни слова.

Войдя в свою комнату, Валерка обернулась.

– Все равно убью, – сказала она с такой нечеловеческой ненавистью, что Николаев похолодел…

Николаев с трудом дотянул до конца дежурства. Каждые полчаса он звонил домой и, услышав Валеркин голос, вешал трубку. Единственное, о чем он молился сейчас – чтобы Валерка не ушла до его возвращения. Ясно было, что она нашла парней раньше, чем он. Стащить пистолет не удалось, что она еще придумает? Подожжет несчастную «восьмерку»? Угонит грузовик, чтобы проутюжить ее вместе с парнями? Теперь уже Николаеву наплевать было на этих подонков, пусть живут как хотят, пусть дышат и топчут землю – только бы с ней ничего не случилось…

Он сдал оружие и, проскакивая светофоры на красный свет, помчался домой. Увидев за матовым дверным стеклом силуэт дочери, немного успокоился. Закурил в своей комнате. Посадить ее под замок, пока не перегорит? Все равно не уследишь. Удержишь сегодня – сбежит завтра, через неделю, через месяц, уйдет из дома. А главное – уже никогда не простит ему, снова будет смотреть сквозь него, жить рядом, как на необитаемом острове.

Николаев услышал, что дочь одевается за стеной, отчетливо звякнули металлические бляхи на куртке. Он встал, затянулся последний раз, раздавил сигарету в пепельнице и, надевая на ходу кожанку, вышел из квартиры.

Он ждал за углом дома, не спуская глаз с подъезда. Вернулась с работы жена, она, видимо, задержала Валерку очередным скандалом, потому что появилась дочь только минут через двадцать. Николаев двинулся следом.

Валерка спустилась в метро. Николаев стоял на эскалаторе на несколько ступенек выше, пригибаясь за спинами пассажиров. С середины лестницы Валерка побежала вниз, чтобы успеть на поезд. Николаев, прыгая через три ступеньки, вылетел на платформу в тот момент, когда двери с тяжким пневматическим вздохом закрывались. Двое мальчишек придержали створки, и он вскочил в последний вагон. Не глядя, кивнул мальчишкам и протолкался в начало вагона. Валерка ехала в предпоследнем, привалившись спиной к торцевой двери.

Выйдя за дочерью из метро, Николаев некоторое время пережидал, пока Валерка поговорит с окликнувшей ее компанией металлистов, старательно изучал названия журналов в киоске.

Двинувшись дальше, Валерка обернулась махнуть на прощание – и заметила отца. С одеревеневшей спиной, ощущая его взгляд, она прошла еще квартал и юркнула за телефонную будку, замерла, откинув голову к стене. Потом осторожно выглянула сквозь грязное треснувшее стекло будки – отец метался взад и вперед, не зная, в какую сторону идти.

Валерка постояла немного, сосредоточенно глядя под ноги, решительно вышла из-за автомата и, уже не скрываясь, зашагала по проспекту. Наклонилась на ходу, будто бы проверить шнурок на кроссовке, стрельнула глазами назад – отец шел следом. Николаев не подозревал, что дочь уже сама ведет его, и Валерке приходилось тормозить, когда он отставал, слишком уж тщательно маскируясь среди прохожих.

Они вышли на тихую арбатскую улицу, Валерка резко остановилась, прислонившись к стене за полуколонной старого дома. Николаев тотчас отступил к стене за чугунную решетку, ограждающую черный голый сквер. Улица была безлюдна, по всей ее длине стояли, въехав двумя колесами на тротуар, машины, и среди них – белая «восьмерка». Николаев сразу понял, что та самая. Он полез в карман за сигаретами, прикурил, стискивая прыгающую в пальцах сигарету.

Они ждали долго. Николаев докуривал третью сигарету, когда вышли Боб и загорелый с какой-то девицей. Они остановились у машины, загорелый обнимал девицу за бедра, та кокетничала, смеялась.

Валерка, чуть отступив от стены, глянула назад – удостовериться, что отец видит. В это же мгновение Боб случайно повел глазами в ее сторону. И перестал улыбаться. Негромко сказал что-то приятелю. Тот отпустил девицу, убрал руки в карманы и досадливо покачал головой. Появились двое других парней, загорелый шагнул им навстречу и, приобняв, зашептал что-то. Каратист скрылся во дворе дома, а загорелый похлопал девицу по плечу, прощаясь, подталкивая в сторону. Та удивленно улыбалась, еще не веря, что ее гонят, потом надулась и, оскорбленно пожав плечами, застучала каблуками прочь по тротуару.