Белый Лотос - Бхагаван Раджниш

Поэтому когда весть Будды достигла Китая, это слово осталось непереведенным, потому что в китайском языке для него не нашлось эквивалента. А китайский язык гораздо богаче, чем любой другой язык мира. Тем не менее в нем не оказалось слова, которое могло бы служить синонимом слова «дхьяна», по простой причине: такое слово отсутствовало потому, что дхьяну не практиковали нигде, кроме этой страны. Эта страна принесла миру только одну вещь, а именно — искусство дхьяны. И этого одного вклада достаточно, вполне достаточно.

Всю науку можно собрать вместе по одну сторону, и все же она не перевесит это одно слово «дхьяна». Все знание мира можно собрать вместе, но слово «дхьяна» все же будет весить больше. Оно имеет бесконечное значение, оно представляет совершенно новое видение сознания: сознание без содержания, сознание без мысли, без желания; океан без ряби, без волн, совершенно спокойный и тихий, отражающий все небо вместе со всеми звездами. Вот что такое дхьяна.

В Китае это слово осталось непереведенным, но когда вы переносите слово из одного языка в другой, даже если вы не переводите его, оно меняет свою окраску, свою форму. Это естественно, это случалось много раз.

Например, вы знаете слово «Индия»; это просто иное произношение слова «Синду» — большой реки, которая теперь ІЄ-чет по территории Пакистана. Когда персы впервые пересекли эту реку, они произносили ее название «Инду», а не «Синду». Слово «Инду» превратилось в «Индус», а «Индус» — в «Индия». А затем ее пересекли люди другой языковой группы и произносили ее не «Синду», а «Хинду»; отсюда пришли слова «Хинду», «Хиндуизм», «Хиндустан». Но все они возникли из наименования «Синду». Теперь они разошлись так далеко, что кажется, будто между «Хинду» и «Индия» вообще нет никакой связи.

Когда была подготовлена индийская конституция, разгорелась большая дискуссия вокруг того, как называть эту страну: Индия или Хиндустан? Большие споры вокруг одного и того же слова! — так как оба они возникли из одного и того же слова, наименования большой реки, «Синду», которая сейчас течет по территории Пакистана. Ее пересекли в одном направлении, и она стала «Хинду» и «Хиндустан», пересекли в другом — и стала «Индус», «Индия».

То же случилось со словом дхьяна. Будда никогда не говорил по-санскритски; это тоже было одним из его оригинальных новшеств. В Индии санскрит всегда был языком священнослужителей, культурных, утонченных людей. Будда первым осуществил радикальную перемену: он начал говорить на языке народа.

Санскрит никогда не был народным языком, он всегда был языком высших слоев общества. И они охраняли его с большой тщательностью, чтобы он никогда не попал в руки простого народа. Это было одной из стратегических уловок всех священнослужителей во всем мире, а именно, что их язык не должен быть понятен простому народу, потому что если их язык будет понятен простому народу, тогда они будут у всех на виду, — потому что то, что они говорят, просто, очень ординарно, однако, поскольку это говорится на языке, которого вы не понимаете, кажется, будто они говорят нечто возвышенное, нечто весьма сверхъестественное.

Если вы прочитаете Веды на своем языке, вы будете удивлены: в них нет ничего особенного — значительных сутр не более одного процента, а 99 % — просто чушь. Но если вы слушаете, как их декламируют на санскрите, вы будете очарованы, вы будете просто загипнотизированы. То же самое и в случае Корана. Если вы слушаете его на арабском, то это будет нечто магическое. Если его перевести на ваш язык, вы будете сбиты с толку: он будет выглядеть очень ординарно. Священнослужители всегда понимали, что их писания будут цениться, высоко ставиться, уважаться и почитаться только в том случае, если они не будут переведены на язык обычного народа

Будда в этом смысле также является одним из революционеров. Он начал говорить на языке народа. Языком народа, окружавшего Будду, был пали; на пали слово «дхьяна» стало звучать «джхана» — более закругленно, более употребительно. Когда слово часто используется, оно становится округленным, оно теряет свои углы. Это подобно камню в текущей реке, мало-помалу он становится круглее, мягче, он приобретает красоту, он приобретает восхитительную форму. «Дхьяна» — жесткое слово, «джхана» — округлое, мягкое, легкое для произношения. Так что когда буддийские миссионеры проникли в Китай, слово «джхана» стало по-китайски звучать «чань». А когда то же самое слово проникло из Китая в Японию, оно стало произноситься «дзэн». Однако корнем является «дхьяна».

В европейских языках тоже нет эквивалентного слова. Можно воспользоваться словом «медитация», потому что оно наиболее близкое по смыслу, однако его следует использовать с большой осторожностью, потому что «медитация» сама по себе означает медитирование (размышление) над чем-либо, а дхьяна означает пребывание в состоянии медитации, а не медитирсвания над чем-либо. Это не связь с каким-либо объектом, а абсолютная пустота; нет никакого объекта, даже Бога. Простая безобъектность, зеркало, не отражающее ничего, просто зеркало само но себе, каково оно есть. Когда вы приходите к этой простоте, к этой невидности, вы находитесь в медитации.

Вы не можете делать медитацию, вы можете только находиться в медитации. Это не вопрос делания чего-либо, это вопрос бытия. Это не действие, а состояние.

Ученик спрашивает Бодхидхарму, мастера: «Что такое медитация в пустоте?»

Он, должно быть, был сбит с толку. Многие люди спрашивают меня: «На чем мы должны медитировать??» На какой форме? Что мы должны визуализировать? Какие мантры мы должны произносить или какую мыслеформу мы должны создавать в своем уме, чтобы фокусироваться на ней?» Они спрашивают о концентрации, но думают, что спрашивают о медитации. Существуют тысячи книг о концентрации, но во всех них используется слово «медитация». Это одно из наиболее ложно интерпретируемых слов, а опыт медитации столь редок, что вы никогда не поймете, что кто-то использует это слово в совершенно ошибочном смысле.

Я прочел сотни книг, в которых используется слово медитация так, будто это высшая стадия концентрации. В действительности же она не имеет ничего общего с концентрацией, она прямо противоположна концентрации. При концентрации имеется объект. Вы должны фокусироваться на объекте, вы должны быть абсолютно сконцентрированы на нем, причем все ваше сознание должно быть направлено на объект, не теряя его ни на секунду. Это и есть концентрация. Концентрация имеет свою собственную ценность, она является великим методом в руках науки, но она не имеет вообще никакой религиозной ценности. Она имеет научную ценность, она имеет художественную ценность, но не имеет никакой религиозной ценности. Наука не может сделать ни шагу без концентрации. Искусство не может творить без концентрации.

Человек искусства так концентрируется на своей картине, скульптуре или музыке, что забывает весь мир. В его концентрации все остальное исключается, отсеивается; только одна вещь остается в его уме, как если бы весь мир состоял из одной этой вещи. Эта вещь и есть весь мир в данный момент; ничто другое не существует.

Есть старая история.

Существует очень знаменитая книга, одна из величайших когда-либо написанных — комментарий на Брахмасутры, написанный Врихаспати. Название этого комментария очень странное: он называется «Бхамати». Это название является очень странным потому, что оно не имеет ничего общего с Брахмасутрами, одним из величайших изложений философии адвайты, не-дуализма.

Бхамати — имя жены Врихаспати. Какая может быть связь между комментарием к Брахмасутрам и женой Врихаспати? В этом кроется некая тайна. Врихаспати был человеком глубокой концентрации — он был великим философом. Он женился по-тому, что его отец состарился и пожелал, чтобы Врихаспати женился. А в старые времена послушание было простой вещью; оно было вполне естественным — люди привыкли выполнять пожелания своих родителей. Вопрос об отказе даже не поднимался, поэтому Врихаспати согласился.

Он женился на Бхамати, однако он был не из числа тех людей, которые нуждаются в жене или в семье. Вся его концентрация была направлена на большой комментарий к Брахмасутре, который он писал. Он был так поглощен им, что привел жену домой и совершенно забыл о ней.

Жена всячески заботилась о Врихаспати. Такие вещи больше невозможны — какая женщина захочет заботиться о таком муже, который полностью забыл ее? Он не имел никакого представления о том, кто она такая и как ее зовут. Он никогда даже не спрашивал ее имя. Она служила ему, как тень. Она никогда не появлялась перед ним, потому что это могло отвлечь, рассеять его.

А он непрерывно писал свой комментарий. Он спешил, потому, что в своем сердце принял обет, что в тот же день, когда закончит комментарий, он отречется от мира. И он хотел отречься от мира как можно скорее. День за днем он писал. Он продолжал писать и поздно ночью. Иногда свеча выгорала, тогда жена подходила сзади и меняла свечу. Иногда он замечал руку жены, которая подносила еду, убирала тхали и тарелки, он же был так сконцентрирован на своей работе, что никогда не интересовался: «Что это за женщина?»