Когда умирают слоны - Чингиз Абдуллаев

Ага, машина, вспомнил Дронго. Мы должны были ехать на кладбище в служебном автомобиле полиции, но полковник сказал, что нет дежурных машин. В МВД не было дежурных транспортных средств? Или ему не захотели предоставить машину? Джибладзе предложил отправиться на его «Жигулях». Все так и было. Значит, может быть три варианта. Или четыре. Первый – его подставили сотрудники Министерства национальной безопасности. Это опасный вариант. Значит, о Дронго знали с самого начала и следили за ним. А Нодар не в курсе, что в его ведомстве свои играют на стороне чужих. В таком случае они попытаются уже завтра повторить покушение. Если не сегодня ночью. И дежурящий у дверей молодой человек не сможет остановить обычного киллера, не говоря уже о группе профессионалов.

Это первый вариант. Рассмотрим второй – покушение организовали работники Министерства обороны. Генерал Аситашвили или кто-то из его сотрудников не заинтересован в расследовании гибели генерала Гургенидзе. Вот и взорвали машину, чтобы убрать заодно и полковника Джибладзе и Тамару. Но эта версия Дронго не понравилась. Выходило, что организаторы взрыва среди военных. А они, подумал он, могли пойти на такой шаг, только отчаянно рискуя и прекрасно понимая, каких получат врагов в случае успешного расследования. Но кому могло понадобиться, чтобы одновременно погибли представитель МВД и Министерства безопасности?

Ладно, перейдем к третьему варианту, самому неприятному. Допустим, взрыв организовали сотрудники МВД. Эти люди убрали Гургенидзе и попытались уничтожить Дронго в автомобиле Джибладзе, поскольку абсолютно не заинтересованы в объективном расследовании. Что ж, тогда тем более нужно выяснить, кому и зачем понадобилась смерть генерала Гургенидзе.

И, наконец, есть последний вариант. Четвертый. Взрыв организовали внешние силы. Но их так много, что размышлять об этом – все равно что гадать на кофейной гуще. Над четвертым вариантом придется поработать более детально и для этого прежде всего встретиться с людьми, которые могли знать о последних днях и часах генерала Гургенидзе.

Внизу послышались чьи-то голоса.

«Надеюсь, это пришли не меня убивать, – несколько меланхолично подумал Дронго. – Обидно, что у меня нет даже перочинного ножичка».

Глава 8

Он прислушался к голосам. Кто-то посторонний разговаривал с Мерабом, но уловил и голос дежурившего в доме сотрудника. Дронго решил спуститься вниз.

На первом этаже, помимо Мераба и охранника, стояли двое мужчин. Один из них старался всучить сверток с продуктами хозяину дома, чем, видимо, вызвал его недовольство. Было понятно, что Мераб что-то выговаривает гостю на грузинском. Должно быть, несмотря на очевидные продовольственные трудности, объяснял, что может обойтись собственными силами.

Заметив спускающегося Дронго, мужчина шагнул к нему и коротко поздоровался.

– Мы привезли вам посылку от Нодара, – сообщил он, протягивая ему небольшую картонную коробку.

Дронго кивнул, взяв ее, но решил открыть у себя в комнате.

– С нами приехала госпожа Мегрилишвили, – продолжил сотрудник Министерства безопасности. – Если разрешите, мы пригласим ее в дом.

– Конечно, – согласился Дронго. – Надеюсь, хозяин позволит нам устроиться в соседней комнате.

– Сидите где хотите, – отозвался Мераб. – Я скоро ужин приготовлю. Через несколько минут.

Вернувшись к себе наверх, Дронго осторожно открыл коробку. В ней лежал завернутый в промасленную бумагу пистолет Макарова. Хорошо смазанный и с одной запасной обоймой. Дронго подумал, что теперь будет чувствовать себя гораздо увереннее. Оставив коробку в незапертой тумбочке, он спустился в гостиную, где теперь рядом с одним из сотрудников Нодара стояла молодая женщина, одетая в военную офицерскую форму. У нее была короткая мальчишеская стрижка, мелкие черты лица, карие глаза, узкие губы. Увидев вошедшего Дронго, она замерла, словно ожидая приказа старшего по званию.

– Здравствуйте, – кивнул ей Дронго, – очень рад вас видеть, госпожа Мегрилишвили.

– Спасибо, – чуть улыбнулась она, – вы, очевидно, тот самый эксперт, о котором мне говорили? Я была в гостях, но меня нашли и попросили срочно приехать. Я слышала о взрыве у здания нашего министерства, но не думала, что меня позовут из-за этого. – По-русски женщина говорила почти без акцента.

– Не только из-за этого, – отозвался Дронго. – Давайте перейдем в соседнюю комнату и поговорим. На сколько я могу задержать мою гостью? – обратился он к сопровождающему ее сотруднику Министерства безопасности.

– Мне приказали привести ее к вам и ждать, пока вы не закончите разговора, – доложил офицер.

– Значит, меня можно оставить здесь хоть до утра, – невесело усмехнулась женщина. – Трудно быть военным переводчиком в наше сложное время.

Они прошли в соседнюю комнату, где стоял большой темный рояль, немного пожелтевший от времени. Сели на низкий диван у стены.

– Как мне к вам обращаться? – поинтересовался Дронго. – По фамилии слишком официально, а по имени – фамильярно.

– Конечно, по имени, – улыбнулась она, – меня все зовут Лилией.

– Меня обычно называют Дронго, – произнес он привычную фразу.

– Знаю, – откликнулась она. – Мне сообщили, что меня ждет эксперт с таким странным именем.

– И, очевидно, сказали, что я провожу расследование неожиданной смерти генерала Гургенидзе, с которым вы недавно вернулись из поездки в Вашингтон?

– Да, сообщили. Вообще-то мне сказали, что вы американский эксперт. Но я слышала про Дронго достаточно много, если вы тот самый известный Дронго.

– Тот самый, – проворчал он и предложил: – Давайте перейдем на английский. Возможно, нас здесь слушают. Вы должны знать английский достаточно хорошо, если были официальным переводчиком грузинской делегации.

– Надеюсь, что знаю, – ответила она, тут же переходя на английский. – Мои родители работали в Канаде, в торгпредстве еще в советское время. Я училась там в местной школе. Потом мы переехали в Австралию. Для меня английский такой же родной, как русский и грузинский.

– Я обратил внимание на ваш русский. Вы говорите без характерного грузинского акцента. И ваш английский тоже абсолютно безупречен. Как родной язык.

– У меня должны быть четыре родных языка, – призналась молодая женщина. – По отцу я грузинка, а по матери – еврейка. Мы вернулись в Тбилиси после неожиданной смерти моей мамы в 94-м году. Она погибла в Мельбурне. Мне тогда было семнадцать. Я не могла оставить отца одного, а он хотел вернуться в Грузию. Отец получил инвалидность и считал, что будет лучше, если мы переедем в Тбилиси.

– Он получил инвалидность, а ваша мать погибла, – повторил Дронго, – что случилось с ними в Австралии? Извините, если я задал бестактный вопрос.

– Попали в автомобильную катастрофу, – нахмурилась Лилия, – в них врезался грузовик. Мать погибла сразу, а отец стал инвалидом. Его отправили в Москву, на пенсию. У нас в Москве есть квартира, но отец решил, что будет лучше, если мы переедем в Грузию. Мы сдаем свою квартиру в Москве и на эти деньги живем вот уже около семи лет. Я закончила институт иностранных языков и пошла работать военным переводчиком.

– Ваш отец жив?

– Да. Я живу с ним.

– Он не считает, что ошибся, вернувшись в Грузию? Поменяв жизнь в спокойной Москве на достаточно сложную в Тбилиси?

– Нет, – убежденно ответила Лилия. – Надо знать моего отца. Он гордится тем, что его дочь служит в армии. Папа оформил грузинское гражданство для нас обоих, чтобы я могла служить в нашей армии.

Дронго подумал, что завидует таким людям, сумевшим найти себя в сложных условиях существования новых независимых государств. Как же надо верить в перспективу развития своей страны, чтобы быть таким оптимистом! И вдруг спохватился: «Получается, что я пессимист? Потому что я не верю в нормальное существование отдельных частей распавшегося государства, которое раньше называлось Советским Союзом. И слишком долго, слишком больно переживаю его распад. Хотя, наверное, все правильно. Кто-то мне говорил, что в римских провинциях острее чувствовали распад некогда великой империи, чем в самом Риме. Последние двести лет императорами там были выходцы из провинций. В отличие от римлян, превратившихся в циников и эгоистов, потерявших веру в богов и собственные идеалы, провинциалы продолжали жить идеей великой империи. Может, и я такой же провинциал, переживший распад моей империи?

Но ведь отец Лилии Мегрилишвили тоже пережил этот распад. И даже работал в благополучной Австралии во время всеобщего развала. Но после случившейся трагедии решил вернуться в Грузию. А что должно произойти со мной, чтобы я вернулся в Баку? Или я по-прежнему буду искать преступников по всему миру и ностальгировать по прежней стране, которой нет уже столько лет? Может, мне пора уже завершать мои «сольные» выступления?»