Трибуле - Мишель Зевако

Граф поднялся в свои покои.

Он открыл комнату с поблекшей драпировкой и запыленной мебелью. На одной из стен комнаты находилась картина большого размера. На ней была изображена молодая, ослепительно красивая женщина. У колен красавицы стоял малыш со свежим розовым лицом. На вид ребенку было четыре-пять лет. Малыш довольно улыбался.

Граф де Монклар остановился перед картиной. Его натянутое лицо разгладилось, смягчилось, в угрюмых глазах, кажется, затеплилась жизнь…

Он опустился на колени. Руки его протянулись к картине, и сдавленные рыдания всколыхнули его грудь.

Х. Мадлен Феррон

Перед тем как вернуться в Лувр, гле мы снова встретимся с Жилет, в Лувр, где король встречается с Игнасио Лойолой, необходимо рассказать, что случилось с двумя персонажами, дела и поступки которых нам не безразличны.

Мы расскажем о Ферроне и его жене Мадлен.

Феррон вошел в Париж на рассвете через ворота Монмартр, после того как расстался со своим мрачным помощником и целую ночь блуждал наугад в рощицах, раскинувшихся между городской стеной и деревушкой Монмартр. Феррон казался очень спокойным.

Ужасная ночная казнь успокоила его гнев.

Он пересек Париж медленным, беззаботным шагом добропорядочного буржуа, совершающего свою утреннюю прогулку. Он шел без какой-либо определенной цели, не выбирая направления.

Внезапно он остановился и вздрогнул, осознав, что находится перед домом у ограды Тюильри. С болезненным любопытством Феррон разглядывал этот дом.

В пасмурном печальном свете утра дом этот показался Феррону жалким и зловещим.

Дверь дома все еще была открыта. Машинально, даже не подумав закрыть за собой дверь, Феррон вошел в дом. Он сразу же прошел по комнатам сначала первого, а потом и второго этажа.

Что за странная прихоть толкнула его на этот визит? Какое болезненное любопытство?.. Ясно, что Феррон, раз войдя в это жилище, ни за что на свете не отказался бы еще больше усилить свою боль обнаруженными здесь доказательствами измены.

Он осматривал дом с показным спокойствием, обошел шикарно обставленную столовую, украшенную резными поставцами, покачал головой, рассматривая золоченый серебряный сервиз с гравированной заглавной буквой «Ф».

– Франциск! – догадался он.

И в то же мгновение подумал: «Но могло бы означать и Феррон!»

Тем самым даже в такой момент, даже после казни, даже после всего того, что он видел, обманутый муж неосознанно искал доказательства возможной невиновности жены…

Он продолжил свои поиски в большом кабинете, где был устроен фонтан: сложный туалетный прибор, в котором главную роль играла вода – в противоположность обычаям той эпохи. Там доказательства измены были очевидны.

Он поднялся наверх, вошел в спальню, как он это сделал ночью: осторожно, не делая шума.

В этой комнате ничего не изменилось.

Феррон вспомнил, как он склонился над потерявшей сознание женой. Он восстановил всю сцену.

– Вот, – процедил он сквозь зубы, – когда я вошел, она заканчивала одеваться… Она стояла перед этим зеркалом… Так… руки у нее были подняты к голове, она приводила в порядок прическу…

Несчастный муж, вспоминая это, сам остановился перед зеркалом; он даже попробовал повторить жесты жены.

– Да, да, – продолжал он, – бесстыдница наводила красоту перед этим зеркалом, в то время как я… Ах, подлая! Но когда я вошел… какой ужас отобразился на ее лице! Как она должна была переживать, когда увидела в зеркале, как открывается дверь и появляюсь я… О! – внезапно пробормотал он, бросив испуганный взгляд в зеркало… – Кажется, я схожу с ума!.. Вот открывается дверь… Как и у нее!.. Кто это там?.. Кто вошел?.. Женщина!.. Какой ужас!… Это Мадлен!.. Это ее призрак!

– Добрый день, месье Феррон! – послышался спокойный голос.

Поскольку дверь оставалась открытой, Мадлен смогла войти так же свободно, как это сделал прошлым вечером ее муж. Она на какое-то мгновение задержалась в дверях. Как и Феррон, она закрыла в конце концов входную дверь и спокойно пошла дальше.

Феррона охватила дрожь, волосы на голове встали дыбом, он онемел от ужаса. Он находился на последней стадии страха.

– Добрый день, месье Феррон! – повторила Мадлен.

И она кончиком пальца коснулась плеча мужа. Он резво подпрыгнул в пароксизме суеверного страха и забормотал:

– Кто ты? Ее призрак, не так ли? Ты, мертвая, пришла отомстить мне, как я пришел отомстить тебе… живой!

– Вы возбуждаете жалость, месье, – ответила она спокойным голосом, так хорошо известным мужу. – Перед вами не призрак… Я Мадлен, ваша жена… живая… из крови и плоти… Палач плохо исполнил ваш заказ, дорогой мой.

– Живая! – закричал Феррон.

Он устремился к жене и схватил ее.

– Живая… Да, живая!.. Это, действительно, она!.. Распутница!.. Вырванная из смерти каким-то адским чудом, она сразу де вернулась на место своего преступления… Негодяйка!.. Уж не короля ли надеялась ты здесь найти? Или, может быть, какого-нибудь другого бродягу? Потому что ты готова лечь в постель со всяким, кто этого захочет! Живая!.. Ах! Ах! Теперь посмотрим, смогу ли я справиться с тобой лучше палача!..

Он бросился к двери и запер ее на два оборота ключа. Мадлен спокойно уселась.

– Вы говорите глупости, дорогой. Я пришла сюда, чтобы встретить вас!

– Меня!

– Вас! Я в первую очередь подумала, что вы придете сюда. И не ошиблась, потому что вот же вы… Если бы я вас боялась, то не пришла бы сюда… Вы хотите поговорить со мной?

– Говори!.. Что ты можешь сказать? Попытаешься оправдаться?

– Вы не понимаете меня, – нетерпеливо сказала она. – Мне не надо оправдываться. Я не любила вас. Я любила Франсуа, короля Франции, и отдалась ему без какой-либо задней мысли. Вы узнали об этом и оттого стали несчастны… Мне искренне жаль вас, потому что я никогда вас не любила, но была привязана к вам… Как видите, месье, мне не в чем перед вами оправдываться… Я любила всем своим сердцем, всем своим телом.

– И ты осмеливаешься говорить это мне! Мне! Твоя неблагодарность доходит до такой степени, что ты прославляешь свое преступление!

– Я не прославляю, а только пытаюсь убедить вас в том, что мы должны поговорить открыто. И я начала с откровения…

– С цинизма!

– Если вам так нравится, назовем меня циничной. Повторяю свой вопрос и предупреждаю, что вы рискуете опоздать. Итак, хотите поговорить откровенно?

– Это я тебя предупреждаю: ты не выйдешь отсюда живой… Теперь говори… Потрать последние минуты своей жизни, чтобы еще раз солгать, как ты это делала всю жизнь!

Спазм сдавил его горло. Он очень страдал.

И больше всего в эту минуту Феррон страдал оттого, что знал: на этот раз Мадлен не лжет, не пытается оправдаться, что ей, мол, позволительно было пренебречь доверием, что ее можно простить!