Петр Великий - Мэтью Андерсон

Оно с заметным успехом проявило себя в изоляции Азова от моря и турецких укреплений. После двухмесячной осады город сдался. Это была первая победа Петра. Он отпраздновал ее по возвращении в Москву в октябре на первом же из больших церемониальных парадов, полных помпезных сцен и классических аллегорий, к которым он питал большую склонность. Это также показало пренебрежение царя к традиции и прошлому. Под триумфальной аркой, возведенной по этому случаю, он прогуливался в костюме простого капитана в сопровождении адмирала Лефорта; и одет он был не в традиционное русское платье, а в костюм западноевропейского типа: однотонный черный сюртук и шляпа с плюмажем. Спустя несколько лет была учреждена памятная медаль, посвященная взятию Азова, самопрославление, давно использовавшееся правителями Западной Европы[14].

Победа значила для Петра много больше, чем престиж и случай выставить себя напоказ. Теперь он обладал полоской побережья, которая, хотя и давала выход только к Азовскому морю, предоставляла новые возможности для усиления военно-морской мощи России. Она могла быть с успехом использована как стартовая точка для входа в Черное море и даже в Средиземное. Сам Азов, покинутый турецким гарнизоном и большей частью разрушенный, был заселен принудительно переселенными крестьянами из района Казани, и вновь укреплен. Очевидно, Петр надеялся, совершенно ни на чем не основываясь, что сможет сделать его главным российским портом. Он принял большое личное участие в крупных строительных работах, которые сразу же там начались; и большая часть иностранных техников и специалистов, поступивших на службу за последние годы, была привлечена к разработке нового похода. В тридцати милях к западу, у Таганрога, было приказано начать строительство новой военно-морской базы. В последующие годы тысячи рекрутированных крестьян должны были работать на верфях и защитных сооружениях: 20 000 были вывезены только с Украины в 1698 году для этих целей. Самые значительные и напряженные усилия, впервые в истории России, были направлены на создание мощного флота из больших и хорошо вооруженных кораблей по западноевропейскому образцу. Целый ряд указов в ноябре — декабре 1696 года предписывал светским и церковным землевладельцам создавать компании, которые должны были заниматься строительством, оснащением и вооружением солдат. Каждый светский землевладелец или группа таковых, контролирующая 10 000 крестьянских хозяйств, и каждый монастырь или группа монастырей или духовных лиц, владевшая 8 000 крестьян, должны были оснастить корабль. Помещики, владевшие менее чем 100 крестьянскими хозяйствами, освобождались от этой обязанности, но должны были оплатить свое участие в государственном деле деньгами. Такое довольно грубое распределение дало замечательные результаты, по меньшей мере, в короткий срок. В конце концов была создана 61 компания (19 церковных и 42 светских)[15], и в последующие три года под Воронежем был построен значительный флот. Петр лично заложил киль одного из новых кораблей, 58-пушечного судна «Предестинация» (обращают на себя внимание иностранные названия) в ноябре 1698 года. В первой половине 1697 года более пятидесяти заграничных корабелов — голландцев, англичан, датчан, шведов, венецианцев — прибыли для работы под Воронеж. Почти одновременно приблизительно такое же число молодых россиян были посланы за границу изучать искусство кораблестроения. Более половины из них отправились в Венецию, все еще считавшуюся главным центром технологии построения галер, остальные — в Голландскую Республику и Англию. Они составили первую группу нужных специалистов, но по мере дальнейшего развития правления, поток русских студентов разной специализации, посылаемых Петром в Западную и Центральную Европу, постоянно разрастался.

Однако итог затянувшейся реализации задуманного 1696–1697 годов был разочаровывающим. Корабли были построены, но построены плохо. Новая программа тормозилась (это было типично для молодого Петра) детальным рассмотрением вариантов и бесплодными спорами, как бы она сработала да как бы ее использовать для создания того флота, который хотелось иметь. Из-за бегства рабочих работа часто продвигалась с трудом: в июле 1698 года были отданы приказы окружить Воронеж и его верфи солдатами, чтобы ни русские рабочие, ни иностранные специалисты не могли покинуть их без официального разрешения[16]. Споры между различными группами иностранных экспертов тормозили и портили дело. Управление было совершенно неэффективным. В результате корабли строились с нарушением пропорций и с хрупкой конструкцией, которая долго не выдерживала и судна часто в большей или меньшей степени оказывались не пригодными к использованию на море даже при спуске их на воду. К пятидесяти двум построенным в 1696 году добавились в 1698 году еще двадцать пять, но это мало что меняло, поскольку большинство кораблей из первой группы были неудовлетворительны: сам царь думал о них как о «скорее подходящих для несения торгового бремени, чем для несения военной службы». В начале 1701 года не менее десяти из спущенных на воду всего год или два назад судов подлежали переделке или ремонту.

Одной из причин плохого управления программой было отсутствие Петра в России. В марте 1697 года он покинул страну и не возвращался до сентября 1698 года. Все эти восемнадцать месяцев он переезжал через Курляндию и Бранденбург в Голландскую Республику, затем в Англию и, на обратном пути, в Вену. Он не видел Франции и был вынужден отказаться от запланированного визита в Италию. Но даже без этих важных исключений он познакомился с наиболее развитыми регионами Европы. Официально он путешествовал просто как «Петр Михайлов», член Великого посольства, формальным руководителем которого был Лефорт. Это легко раскрываемое инкогнито никого не могло обмануть; но оно заботливо охранялось во время всей поездки. Оно отражало глубокую веру Петра в то, что реальную ценность в мире представляет только внутреннее богатство человека, состоящее из его знаний, энергии и народного духа, а не титулы, церемонии или внешний вид. Чувство, которое заставляло его раньше нести службу в чине сержанта-артиллериста и работать корабельным плотником, теперь запрещало ему путешествовать за границу в образе царя. Поездка наглядно показала его презрение к традициям и церемониям, а заодно и острое, хотя и несколько поверхностное, любопытство к современному миру. Ни один русский правитель никогда прежде не выезжал за границу; и, за исключением небольшого количества дипломатов и торговцев, очень мало русских независимо от звания и сословия путешествовало за границу. Теперь в Петре видели человека, ломающего все барьеры, которые до сих пор отделяли его страну от остальной Европы.