Хозяин Земли Русской. Третий десант из будущего - Алексей Махров

Рассказывает Еремей Засечный

За дело у моста Хозяин нас перед строем похвалил, при всех офицерах пообещал просить Государя о наградах всей нашей команде. Известно, за царем служба не пропадет, однако ж хорошие слова ребятам слышать было лестно, особенно перед служивыми — досель-то они на нас, дружинников, свысока поглядывали, хотя у нас много бывших солдат было. А тут сразу со всем уважением, за своих признали — табачком там поделиться, в круг к чаю с приварком посадить…

Меня в первый вечер к фельдфебельскому чаю унтера пригласили, да спор меж собой завели — какую награду за наше дело дать могут, да какая выплата к каждой награде положена, да какие выгоды после службы дает… Сами-то все служаки матерые, про какую медаль ни заговорят — тут же кто-то на груди ее покажет… Знают, о чем говорят.

В общем, сошлись во мнении, что «Анненскую медаль» нам вряд ли дадут — ею больше унтеров, которые лет по двадцать отслужили, жалуют, но с ней и деньги большие идут: рублей пятьдесят могут дать, а то и поболе — как начальство решит.

Нам же медаль «За храбрость» положена, тут все согласились. За нее казна двенадцать рублей платит. Показали мне эту медаль — серебряная, спереди покойный Государь, а сзади надпись: «За храбрость». Ее на шее носят. Еще, сказали, недавно разрешили на груди с бантом носить, а бант-то — как на Георгии!

Фельдфебель Белоусов, который еще на турка ходил, сказал, мол, помяните мое слово, братцы, Государь за это дело — за усмирение — особую медаль учредит, никто из наших без наград не останется… В общем, хорошо посидели.

Потом у меня разговор с Хозяином состоялся. Сказал он, что командир из меня получился хороший и погоны прапорщика за минера я уже могу пришивать — он только от штабных по телеграфу подтверждения ждет. А вместо офицерского экзамена будет взятие Петербурга! И так мне тут станица родная вспомнилась!

Минера, мною захваченного, допросили. Хозяин потом долго ругался! Это же надо, говорил, под самым боком Москвы диверсионное подразделение противника минирует стратегический мост морскими минами, а наши горе-вояки даже не чухнулись! А может, и без измены не обошлось! Ведь морские мины — это не брусок тола, их ведь сюда по железной дороге привезли! Да с лодок ставили! И все это на территории Московского военного округа! И никто ничего не заметил?

Отбил Хозяин Государю телеграмму с докладом, где особливо все «странности» помянул. Потом вслух сказал, но как бы для себя: «Будет теперь князю Васильчикову работа…»

Тронулись мы дальше. Но вот после Волги началось вокруг пути, как Хозяин выразился, «шевеление». В бой никто не вступал, но дозоры постоянно о вражеских конных разъездах докладывали. Мелькнут вдалеке и уходят на галопе.

Ну, собирает Хозяин в главном салоне «Железняка» совещание. Тут и он сам, и мы с Сашкой за адъютантов. И начарт бронепоезда подполковник Никитин. И офицеров человек десять набилось. Накурили так, что хоть топор вешай, — принудительная вентиляция уже не справлялась. Цельных три часа думали да спорили: что дальше-то делать? Четких указаний генерал Духовский не дал. Тут командир нашей КМГ[31] полковник Волосюк и предлагает — а давайте, мол, рванем вперед? Чего это мы так плетемся? Хозяин ему объясняет доходчиво: мол, нарвемся на засаду — костей не соберем. Тише, мол, надо, тише. Вообще, «шепотом» идти. А не шашкой бренчать. Ну Волосюк и завелся. Поддел его Хозяин-то — у полковника в ножнах пятиалтынный серебряный бренчал. Для пущего форсу. Звонко так…

Завелся стало быть Волосюк. Усищи дыбом, морда покраснела. С каких это пор, рычит, какие-то купчишки мне, русскому офицеру, указ? Приказываю, мол, двигаться вперед с удвоенной скоростью!

А Хозяин ему ласково отвечает: я, говорит, тебе напрямую не подчинен. Приказ Государя нашего помнишь? Установить с противником контакт, закрепиться и ждать подкрепления. Всего лишь установить контакт, а не брать штурмом Питер! Бронепоезд оказывает отряду посильную помощь, сообразуясь с обстановкой. Применение бортового оружия остается полностью на усмотрение командира бронепоезда!

Тут на Волосюка вообще стало смотреть страшно — того и гляди взорвется. Уже не только лицо, но и глаза покраснели. Начал он было шашку из ножен тянуть, но заметил, как я да Сашка руки на «кистени» положили. Опомнился малость полковник. Но, не сказав более ни слова, кинулся из салона вон. Остальные офицеры переглянулись меж собой да тоже на выход засобирались. Хозяин хоть Государю и друг первейший, но Волосюк — свой, а мы так… черная кость…

Ну, в Лихославле мы ордер походный изменили — один из эшелонов с войсками вперед поставили, а «Железняк» следом пошел. Ну и рванул эшелон воинский вперед — сам Волосюк на нем ехал. Чуть не на полных парах — со скоростью курьерского поезда. А мы так и продолжали плестись. Моряки, ну те, которые к орудиям приставленные, давай ворчать: мол, так мы славы не добудем. Без нас супостата победят! А все из-за робости купеческой… Но Хозяин, слыша такие разговоры, только глазами сверкал, однако заданный темп движения не менял. К вечеру оторвались мы от передового эшелона километров на двадцать-тридцать. И вот движемся мы потихоньку, а тут дрезина инженерной разведки возвращается и докладывает: впереди слышно стрельбу! Ляксандра Михалыч аж затрясся весь и, приказав полностью застопорить ход, полез на крышу вагона — сам послушать решил. А я за ним.

Вот вылезли мы наверх, на самую крышку перископной башни, и стоим. Слушаем. Точно — впереди из пушек стреляют. Верстах в семи от нас. Да хорошо стреляют! Как Хозяин сказал — не меньше дивизиона «большаков» лупит. Да полевушки. Причем лупят не наши — столько стволов нет, да и те, что есть, — малокалиберные.

— Все-таки влетели они в засаду, дурачье! — говорит Ляксандра Михалыч. Причем горько так говорит, не радуясь собственной прозорливости. — А теперь нам, Ерема, придется им на выручку идти — и головы свои класть на условиях, навязанных противником!

Спустились мы с крыши. Скомандовал Хозяин «полный вперед». И понеслись мы, да так, что почти в хвост бронелетучки уперлись. Тут вдруг с дрезины нам сигнал дают: путь впереди разрушен. Ляксандра Михалыч как закричит: «Стоп!!!» «Железняк» встал как вкопанный. В рубке народ чуть с ног не повалило. Поворачивается ко мне Хозяин и говорит:

— А ведь не дураки засаду готовили! Скорее всего пути разрушены впереди и сзади эшелона. — А потом добавляет непонятно: — Нет, все-таки есть у них попаданец — больно грамотный, стервец…

— Что же теперь делать? — спрашивает Никитин. — Противника мы не видим! Стрелять перекидным огнем, с корректировкой — так надо корректировщиков с телефоном вперед выслать!

Ну, это дело мы на учениях отрабатывали — на бронелетучку должны два офицера-моряка сесть да пара дружинников-связистов с телефоном. Вот только пути-то разрушены…

— А «медведи» наши на что? — отвечает Хозяин. — Давай, Ерема, дуй в эшелон обеспечения — готовьте рампы, спускайте броневики на грунт. Благо повезло нам — насыпь тут невысокая.

Ну, это-то мы изначально планировали — случись чего — броневики с платформ спустить. Тренировались даже. Будь даже и повыше насыпь — один хрен управились бы. И получаса не прошло — поставили все четыре «медведя» на колеса. Приспособили на два из них катушки с проводом — на задней броневой плите даже кронштейны специальные для этого были приварены.

А тут и стрельба стихла.

— Может, наши их того… победили? — осторожно спрашиваю я.

— Нет, Ерема, это очень вряд ли! — отвечает Хозяин. — Там по нашим не менее шести десятков стволов долбило. А наши, наверное, даже из вагонов высадиться не успели.

И вздохнул тяжко. Но делать нечего — скомандовал: «По машинам». Полезли мы в броневики. Сашка Ульянов в головном башнером, с ним моряк-корректировщик и дружинник-связист. Я с Витькой Плужниковым — во втором. Витька водителем, я на пулемет. С нами тоже офицер и связист. Да снаружи на броню по четыре дружинника сели. А двум оставшимся «медведям», под командованием Демки Ермилова да Яшки Кузнецова, Хозяин велел сильно в сторону забирать, чтобы, значит, во фланг и тыл супостату выйти.

Ну, тронулись мы потихоньку вдоль путей. С трудом продрались, валя молодые деревца, через мелкий лесочек. А тут и дорожка наезженная подвернулась — пошли уже бодрее. Я почти по пояс из башенного люка высунулся да по сторонам смотрю. И вперед (где-то там супостаты притаились!), и на дружинников (как бы кто-нибудь с брони не навернулся!), и назад — на провод телефонный. Тут главное, чтобы провод равномерно разматывался, а то, не дай бог, зацепится обо что да порвется.

Проехали версты три. Глядь, а навстречу всадник одинокий несется. И вроде как военный — в мундире. Только издалека не понять — свой или чужой. Тормознули мы. А всадник спокойно к головному «медведю» подъезжает и что-то Сашке говорит. А что говорит — мне за дальностью не слышно. Выслушал его Сашка и мне рукой махнул, мол, дальше едем. Рванули мы вперед. Ну, думаю, наверняка этот конный из наших — подмоги просит, дорогу показывает.