Просвещённый (ЛП) - Чемберс Джоанна

Дэвид улегся и, поморщившись, приподнял онемелые бедра, дабы вытянуть из-под себя покрывало и укрыть свое изможденное тело. Вопреки физической усталости в голове метались мысли. Внутри поселились тревога и горе, покуда он обдумывал прощальный совет Чалмерса и удручающее видение того, что ждало в будущем.

Много месяцев назад, еще до несчастного случая, Мёрдо упоминал некую договоренность, согласно которой они смогут видеться раз в год, а иную жизнь — ту, где жена и семья, — Мёрдо тщательно отделит. Дэвиду без надобности проверять эту договоренность на практике, он и так понимал, что жить с этим не получится. При одной лишь мысли внутри все бунтовало. Женившись, Мёрдо пообещает хранить супруге верность. Как Дэвид сможет отдаваться Мёрдо? Это неправильно во всех смыслах. Нечестно по отношению к жене Мёрдо и к самому себе.

Дэвид мог себе представить, как Мёрдо отреагирует на это прекословие. Он заявит, что барышня, на коей он женится, вступит в брак, допуская — даже уповая, — что у Мёрдо будут любовники. И что она тоже сможет обзавестись любовниками. Скучающим тоном, коим он толковал о мире аристократии, где обитал, Мёрдо скажет: «Так устроен мир...» Дэвид уже слышал эти слова, их не хватило тогда, чтобы пресечь возражения, не хватит и сейчас.

В какой-то миг он погрузился в беспокойный сон, плыл в путаном лабиринте грез. Дэвиду снилась первая любовь, Уилл Леннокс, они купались в реке в Мидлаудере, по телу бегали мурашки. Уилл юный и прекрасный, мокрые темные волосы прилизаны, зеленые глаза озорно мерцали. Посмеиваясь, они слились в поцелуе.

Поначалу поцелуй был невинным, но вскоре стал жарче, а Уилл стал упорнее и требовательнее. Дэвид осознал, что он уже не с Уиллом, а с Мёрдо.

Мёрдо с мольбой смотрел на него мрачными темными глазами.

Дэвид разорвал поцелуй и спросил, что случилось, но Мёрдо не ответил, лишь глядел на него с немой болью. Дэвид углядел, что истекавший кровью Мёрдо пытался закрыть длинными пальцами зияющую рану на груди. Дэвид, завопив, тоже прижал руки к ране и беспомощно вскрикнул, едва темная кровь просочилась сквозь их сплетенные пальцы.

Он пробудился от собственного крика, сердце грохотало от страха и смятения, лицо от слез промокло. В тот же миг дверь отворилась, ручка стукнулась о стену. В опочивальню влетел Мёрдо.

— Что стряслось?

Дэвид сел.

— Ничего... Мне приснился сон... кошмар. — Смутившись, он смахнул слезы. — Извини, если встревожил.

Мёрдо, расслабив плечи, тихо закрыл за собой дверь.

— Я подумал, тебя убивают! — пошутил он, подходя к кровати, и смущенно хохотнул. Усевшись рядом с Дэвидом, он ласковее примолвил: — Ты в порядке?

— Честно говоря, чувствую себя неважно. — Дэвид вымученно засмеялся.

Он хотел попросить Мёрдо обнять его, но не получилось произнести ни слова. Изречь «Обнимешь меня?» невозможно.

Как оказалось, облекать потребность в устную просьбу без надобности. Без спроса Мёрдо обхватил его руками и придвинул ближе.

— Господи, да ты окоченел. — Он начал растирать озябшего Дэвида большими теплыми ладонями. — Ты спал под тонким покрывалом?

— Я хотел вздремнуть несколько минут. Но, видимо, все-таки уснул. Который час?

— Начало шестого.

— Выходит, я проспал три часа! — потрясенно воскликнул Дэвид.

— Виделся с Чалмерсом?

Черные как смоль, тревожные глаза вызвали воспоминания о кошмаре, и сердце у Дэвида вновь забилось чаще. Отведя взор, он подполз ближе, нуждаясь в физическом заверении, что Мёрдо теплый и живой. Он обвил руками Мёрдо за талию и припал щекой к шее, вдыхая знакомый пьянящий аромат.

На миг Мёрдо замер, будто изумился, а затем прижал холодного Дэвида к себе и чмокнул в висок.

Дэвид ощутил вспышку благодарности за то, что они с Мёрдо живы. Живы и рядом, вместе, сейчас.

На него снизошло глубокое понимание того, что значит быть живым. Какая это честь. Что значит разделять жизненные моменты — даже тягостные моменты — с любимым человеком.

«Любимый человек».

Мёрдо.

Откровение осталось невысказанным, непривычные слова произнести еще сложнее, чем «Обнимешь меня?». Гораздо проще остаться на месте, цепляться за мужчину из плоти и крови, передавая чувства через касания.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Чуть погодя он догадался, что так и не ответил на вопрос.

— Прости, наверное, я еще сплю. Да, я виделся с Чалмерсом. Он кое о чем меня попросил. Чуть позже обсудим.

— Если хочешь, можем обсудить сейчас.

— Нет... — Дэвид замолчал, подбирая слова. Те, на коих он остановился, прозвучали беззащитно и отчаянно: — Сначала мне нужен ты.

Он поднял голову, зная, что гримасой выдаст все тайны. Он даже не пытался утаивать свои чувства. Мёрдо увидел все: отчаяние, горе, пронзительное неотступное желание. А какой смысл прятаться? Какой смысл обладать даром жизни — и знать, сколь он прекрасен, — если нельзя разделить его с Мёрдо?

Мёрдо заглянул Дэвиду в глаза, и его взор смягчился.

— Ты тоже мне нужен, — прошептал он и завладел губами Дэвида.

Поначалу они касались друг друга едва уловимо, прижимались друг к другу устами, дышали в унисон. Невероятная близость. Невероятная нежность. Наслаждение настолько невыносимое, что в сердце словно впилась колючка. Телесная мука, плотская утеха.

На миг они прервались, глядя друг на друга, засим Дэвид снова потянулся к губам Мёрдо, правда, на этот раз поцелуй вышел жадным, ненасытным. Спустя секунду Мёрдо ответил с той же страстью. Одетый Мёрдо и нагой Дэвид переплелись языками. Мёрдо поглаживал холодную кожу.

Как бы ни были приятны прикосновения, Дэвид порадовался, когда Мёрдо наконец-то принялся сбрасывать одежды. Он жадно взирал, как Мёрдо быстро раздевался, благодарно застонал, как только они сблизились, наслаждался шелковистой плотью и покалыванием волосков у Мёрдо на груди, коей он прижимался к практически гладкому торсу. Дэвиду понравилась захватывающая дух услада, когда они соприкоснулись членами. Мёрдо уткнулся головкой в основание, едва приник к Дэвиду стройными бедрами. Они слились в одно целое, одаривали друг друга глубоким отчаянным поцелуем, дышали одним воздухом, двигались в бешеном ритме. Казалось, прошло не более нескольких секунд, как наступила разрядка. Дэвид вскрикнул, а миг спустя Мёрдо ответил стоном.

Долгие минуты они лежали в дружеском молчании. Однако Мёрдо наконец-то повернул голову на подушке.

— Так чего хотел Чалмерс?

Дэвид пересказал, что поведал Чалмерс про визит Киннелла к Чарльзу Карру, сообщил, что он попросил перевести управление доверительной собственностью.

— Придется как можно скорее поехать в Лондон. Хочу, чтобы завтра ты взял меня с собой. — Он заметил, что Мёрдо нахмурился, и добавил: — Я не смогу спокойно спать, пока не выполню обещание, Мёрдо.

— Дэвид Лористон снова спешит на помощь, — иронично подметил Мёрдо. — Хочешь, чтобы я приказал оседлать для тебя лучшего белого коня?

— Я лишь исполняю обязанности, что входят в компетенцию попечителя... — Дэвида остановил вздох Мёрдо.

— Хорошо, хорошо. Раз ты все решил, лучше даже не пытаться тебя отговаривать. Вечером придется паковаться. Мы отбываем на рассвете.

Глава 8

И снова вояж в карете. Так далеко Дэвид еще не путешествовал. Поныне он проводил в карете не более двух дней. До Лондона же добираться добрую половину недели. Дэвиду казалось, что это самая длинная неделя в его жизни.

Мёрдо заверил: если в заказанных гостиницах не найдется свободных опочивален, никто и глазом не моргнет, что они с Дэвидом переночуют вместе. Дэвид очень на это надеялся, только вот по какой-то иронии судьбы во всех гостиницах отыскивались свободные опочивальни. Не говоря уже про любопытных хозяев и гостей, что ночами слонялись по коридорам. Посему Дэвид и Мёрдо провели пять дней мучительно близко друг к другу в раскачивающейся закрытой карете, где им могли помешать в любой момент, а на ночь разлучались.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Время они коротали за разговорами. Наконец-то Мёрдо начал нарушать правила, установленные несколько месяцев назад, когда Дэвид поехал в Лаверок. Конечно, это не совсем правила. Мёрдо никогда без обиняков не заявлял, что есть темы, кои он не станет обсуждать. Просто он никогда не скрывал, на какую тему ему говорить неприятно. Говорить о семье было неприятно всегда.