Властитель темных небес - Шериз Синклер

по подбородку, медленное движение теплого кончика пальца ощущалось мучительно чувственным. Обогнув впадинку на шее, он поцеловал это место, его губы на ее коже были бархатистыми, а затем его палец прошелся по верхней части грудной клетки. Ее груди, и без того плотно зажатые ремнями, напряглись еще сильнее, а соски запульсировали, словно требуя, чтобы он отвлекся и занялся ими.

Его прикосновение скользнуло между грудей, обогнуло левую, затем по спирали двигалось по кругу, прямо к соску.

О, пожалуйста, прикоснись ко мне.

Он осторожно потянул за вершинку, долгожданное прикосновение было словно свет, пробивающийся сквозь витражи и освещающий каждый уголок ее тела. Следующее потягивание было более сильным, заставляя пульсировать и половые губы. Когда он ущипнул, продолжая удерживать сосок пальцами, не отпуская, боль зажгла что-то глубоко внутри нее, вызвав смущающее ощущение удовольствия.

Ее мысли колебались, желание вырваться вступало в противоречие с желанием выгнуться в его объятиях.

Улыбаясь, он отпустил ее сосок, и кровь прилила к нему с новой силой.

— Когда я закончу, они будут красивого насыщенного красного цвета, — сказал он, не поднимая глаз. Его палец обвел ареолу.

Клитор покалывал и горел, но она не хотела, чтобы он… прикасался к ней. Не там. Но в то же время отчаянно желала, чтобы он это сделал. Нет. Да. Стиснув зубы, она отвернулась от него, пытаясь отвлечься. В конце концов, она должна была заниматься исследованиями, а не позволять какому-то… человеку… играть с ней. Какая же она шлюха?

В другом конце комнаты Дом чистил оборудование, в то время как Домина раздавала воду и обнимала завернутых в одеяла сабмиссивов. Каким образом два Доминанта решали, кто из них…

— Ты намеренно отвлекаешься, — заявил Ксавье. Это был не вопрос.

Ее взгляд метнулся вверх.

— Я думал, что тебя отвлекает происходящее вокруг, и что тебе нужно дисциплинировать себя, но это не так. Ты мыслями сбежала, как если бы умчалась на собственных ногах подальше. Почему?

— Я… Там была интересная сцена.

Его черные брови сошлись вместе, а глаза ожесточились.

— Нет. Ты смотрела, чтобы отвлечься. Ты проделала тот же маневр с Сетом, — он оперся бедром о стол, совершенно непринужденно беседуя с ней, пока она была обнажена, а ее ноги широко раскрыты, чтобы все могли видеть ее гениталии. — Я не думаю, что есть сомнения в том, что ты саба, Эбигейл, и что ты возбуждена. Возбуждение доставляет тебе такой дискомфорт, что тебе нужно сбежать?

Когда румянец залил ее лицо, она дернулась и вывернулась, желая освободиться от ремней. Кто он такой, чтобы спрашивать ее о чувствах?

Он обхватил ее грудь, большим пальцем небрежно поглаживая сосок. Ее спина начала выгибаться, и она напряглась. Нет. Ощущение желания было… неправильным. Она не контролировала свои реакции, ее тело сбивало ее с мыслей.

— Ты боишься возбуждения?

— Конечно, нет. — Страх — не то слово, которые описывает ее ощущения. Стеснение… определенно.

Его глаза сузились, взгляд стал пристальным. Он перекатывал ее сосок между пальцами, и ее глаза закрылись от нахлынувших ощущений. Когда он остановился, она попыталась взять себя в руки, чтобы…

— Тебя беспокоит потеря контроля, — пробормотал он. — Не возбуждение, по большей части, но это разрушает твою способность оставаться в трезвом уме и сознании. Думать, — он наклонился, чтобы погладить ее по лицу. — Кудряшка, неужели ты не понимаешь, что именно в этом и заключается покорность? Отказаться от контроля, чтобы не думать и не волноваться? Пока мы вместе разделяем эту сцену, думать — моя работа.

Его слова пронзили ее страхом и одновременно надеждой. Внизу живота зародился тревожный трепет предвкушения, как хлопанье занавески во время свежего шторма.

— Ксавье.

— Попробуй еще раз.

— Милорд, я не хочу… Это не… — она не могла думать в этот момент.

— Тебе не нужно анализировать в этот самый момент. Доверишь ли ты мне контроль над сценой и собой прямо сейчас на следующие полчаса или час?

Если бы она сказала «нет», то ранила бы его чувства. А она ему доверяла. В основном. Может ли она позволить ему сделать то, что он хочет?

— Вы не заткнете мне рот?

— Нет, Эбби, — его улыбка была нежной. — Ты еще не готова к этому.

Но что он конкретно сделает? Она хотела выяснить… вроде того.

— Хорошо.

— Хорошая девочка, — к ее замешательству, он снял с нее очки.

— Нет!

Он прищурился сквозь линзы.

— Они для расстояния, да? Ты видишь мое лицо?

— Немного, но не так хорошо, когда они на мне.

— А другую сцену?

Она повернула голову. Все, что находилось дальше трех футов, стало размытым.

— Нет, — быть полуслепой было слишком страшно. — Мне нужны очки.

— Нет, — то, как рассеянно он это сказал, будто у нее не было выбора, вызвало странное покалывание в ее мышцах. Он посмотрел на нее.

— Тебе страшно без них? Больше, чем быть привязанной к столу?

— Я стараюсь не думать о рабстве, — ворчливо ответила она.

Он усмехнулся, коротко и потрясающе.

— И, да, мне страшно. Что если что-нибудь случится, например, пожар? — Она бы не смогла найти выход. — Или террористическая атака. Или зомби.

Он усмехнулся.

— Мне нравятся сабмиссивы с воображением.

Это было не воображение — просто готовность ко всему.

— Во-первых, я бы никогда не оставил того, кто скован, — он опустил руку на ее лицо, словно обещая. — Однако мы можем пойти на компромисс. Тебе разрешено держать их рядом, — он положил ее очки на бедро, где ее пальцы могли проследить за металлом. — Но не в руке, потому что ты можешь сломать их, не осознавая этого.

Каким образом это может произойти? Когда ее волнение возросло до уровня защиты диссертации, его губы дрогнули.

Из своей сумки он достал восьмидюймовую коробку, бутылку с водой, крошечные салфетки для рук… Это, что, йогурт? Наконец, он вытащил все еще запакованный вибратор.

— Это твоя первая игрушка от меня.

Она не просила никакую игрушку.

Он провел рукой между ее ног, обводя ее складочки, посылая по ее телу радостное предвкушение. Ее клитор пульсировал от желания. Пальцем он очертил его по кругу, словно измеряя, а затем толкнулся внутрь, почти как на медицинском осмотре… только ни один врач никогда не заставлял ее чувствовать себя так.

Осознание того, что она не может избежать его интимных прикосновений — или чего бы то ни было, что он решил сделать, — пронизывало ее волнами жара. И что еще хуже, она не могла направить его руки в нужное ей место. Она попыталась приподнять бедра вверх, чтобы он обратил внимание на ее клитор, но ремень, удерживающий ее в области нижней части живота, препятствовал