Часть Азии. История Российского государства. Ордынский период - Борис Акунин

Среднеазиатский поход Чингисхана (1219–223). М. Руданов

Второй эпизод имеет непосредственное отношение к нашей истории. Я имею в виду рейд чингисхановских темников, завершившийся сражением на реке Калке. Просто теперь, когда монголы для нас уже не «языци незнаеми», мы имеем возможность посмотреть на это событие с другой стороны.

Когда основные силы Мухаммеда были разгромлены, его столица пала, а сопротивление возглавил храбрый принц Джелал-ад-дин, сам великий хорезмшах думал только о собственном спасении. Он уже хорошо знал, какая участь ожидает виновника гибели монгольских послов.

Рейд Субэдея и Джэбе (1220–224). М. Руданов

Мухаммед пустился в бега. Его свита, вначале многочисленная, постепенно таяла. В конце концов, бывший владыка центральной Азии спрятался на маленьком островке в Каспийском море, где вскоре умер, всеми оставленный.

Чингисхан отрядил в погоню за врагом лучших своих военачальников, Субэдея и Джэбе, дав им два тумена. Не найдя хорошо спрятавшегося хорезмшаха, корпус возмездия прошел через весь Кавказ, сокрушая сопротивление попадающихся на пути стран, потом вышел в Степь, которую половцы привыкли считать своей (она так и называлась – Половецкой или Кипчакской Степью), а дальнейшее нам известно: разбитый хан Котян побежал жаловаться своему воинственному зятю, тот перебаламутил князей, и русское войско пошло навстречу своей погибели.

С точки зрения монголов, всё это, вероятно, выглядело следующим образом.

Какие-то неведомые чужеземцы с бородатыми лицами, неестественно светлыми волосами, в железных кольчугах и остроконечных шлемах, почему-то стакнулись с половцами и варварски убили послов, отправленных к ним с разумными, мирными словами: мы-де против вас ничего не имеем и завоевывать вас не собираемся (что было правдой). Чудовищное злодеяние требовало наказания – иначе Субэдею и Джэбе пришлось бы нести ответ перед великим ханом. Исполнив предписание степного закона, монголы повернули обратно на восток. Это русская летопись сочла, что они неведомо «кде се деша» (куда делись); на самом же деле воины после долгих странствий отправились с дальнего края земли домой, в Монголию.

Смерть великого завоевателя

Сколь бы великим ни был человек, который сумел повернуть ход истории, рано или поздно его время заканчивается. Как мы помним, секрета вечной жизни от даосского старца Чингисхан не получил, а мудрым советом продлить земные годы посредством умеренности в эмоциях и привычках, по-видимому, не воспользовался.

Завоевав огромные пространства центральной Азии, император затеял еще один поход, гораздо меньшего масштаба. Даже странно, что сравнительно небольшую войну он решил возглавить лично, а не послал какого-нибудь из полководцев. Такое ощущение, что здесь было нечто личное.

Дело в том, что несколькими годами ранее, когда Чингисхан только собирался идти на хорезмшаха Мухаммеда, он потребовал от своего вассала, тангутского царя, подмоги, а тот ответил отказом, причем невежливым – вероятно, был уверен, что с хорезмскими полчищами монголы не справятся.

Хан не стал перед великим походом тратить время и силы на наказание тангутов, но, покончив с большим обидчиком, явился расквитаться и с маленьким.

Карательная экспедиция началась осенью 1226 года.

Всё шло гладко. Монголы без труда брали один за другим тангутские города. Но однажды старый хан упал с коня и сильно расшибся. Некоторое время похворал, да и умер. Это произошло 25 августа 1227 года. Величайший завоеватель мировой истории ушел из жизни весьма невеличественным образом.

Тангутов это, правда, не спасло. Чтобы не деморализовать войска, приближенные хранили смерть государя в тайне вплоть до полной победы над врагом.

Не только смерть великого хана, но и его погребение были окружены невероятной таинственностью. Чингисхан еще при жизни стал для монголов священным символом, и этот символ не мог, не должен был умереть. Окружение завоевателя хорошо понимало, что полная дематериализация кумира подействует на воображение потомков сильнее, чем какая-то монументальная пирамида или лицезрение мумии в мавзолее. Никто не должен был видеть труп Чингисхана или его гробницу.

Погребение совершилось безо всякой помпы и в полной тайне. Все рабы, рывшие могилу, и даже все, кто случайно встретился похоронной процессии на пути, были убиты; потом казнили и тех, кто сопровождал хана в последний путь. Поэтому никто не знает, где зарыт прах Чингисхана. Существует множество версий: что по могиле прогнали табун лошадей, дабы сравнять ее с землей; что могилу скрыли под водами реки, чье русло было изменено, и так далее, и так далее. Есть, конечно же, и легенды, согласно которым Чингисхан умер не окончательно и однажды воскреснет, – куда ж без этого?

Основатель империи развоплотился и превратился в дух империи. Всё, связанное с его именем, у монголов будет почитаться сакральным.

Траурная процессия. И. Сакуров

С точки же зрения политической, смерть Чингисхана примечательна тем, что империя осталась без очевидного и бесспорного наследника. Начался небыстрый и трудный процесс передачи верховной власти. На время монгольская экспансия затормозилась (так будет происходить еще не раз после кончины очередного государя).

Однако законы, по которым развиваются империи, долговечнее и могущественней усилий одного человека. Военная держава монголов была создана и устроена таким образом, что она не могла не продолжить своего роста, даже когда осталась без выдающегося вождя.

Нашествие

Судьба Руси решена

Наследство Чингисхана

У основателя империи было множество детей, однако право наследования признавалось лишь за сыновьями старшей и любимой жены великого хана – той самой Бортэ, которую Чингисхану еще в детстве сосватал отец.

Бортэ пользовалась полным доверием мужа, управляла Монголией во время его длительных походов и отлично справлялась с этой задачей. Важную роль великая ханша сыграла и в напряженный период междувластия, длившийся целых два года.

Отношения между четырьмя ее сыновьями были непростыми. В особенности не ладили двое старших: Джучи и Чагатай. На первом лежало пятно: он считался «меркитским отродьем», хоть Темучин официально и признал его своим первенцем.

Сам Чингисхан, видя враждебность старших сыновей, очевидно, в качестве компромиссной фигуры прочил в наследники третьего сына, Угэдея, однако окончательно решить вопрос о преемнике, согласно Ясе, мог только великий курултай.

Подготовка к нему растянулась надолго, поскольку претенденты и «делегаты» должны были съехаться со всех концов огромной империи.

Согласно монгольской традиции, хранителем родовых земель, остающимся при матери, являлся самый младший ее сын. Он (его звали Толуй) и стал кем-то вроде престолоблюстителя или регента на время созыва съезда.

Еще при жизни Чингисхан выделил каждому из четырех сыновей улус – не феодальное владение, а нечто вроде вице-королевства, на основе временного управления.

Джучи достались обширные степи к северу и западу от Аральского моря; Чагатай получил земли завоеванного кара-киданьского царства и основную часть бывшего Хорезма; Угэдей – Джунгарию и верховья Иртыша. Толую же досталась «малая родина» – Монголия, которая теперь была большой и сильной, а больше всего позицию регента укрепляло то, что под его командованием оказались основные силы отцовской армии: сто одна из ста двадцати девяти «тысяч». Именно это обстоятельство и стало гарантом стабильности в переходный период.

Судя по всему, Чингисхан и его вдова были уверены в исполнительности своего младшего сына и его верности родительской воле. Когда в 1229 году великий курултай наконец собрался, очень многие его участники хотели избрать государем Толуя, который два года фактически правил империей и был популярен у монголов, однако регент отказался от претензий на престол, почитая желание отца священным. Наследником Чингисхана без каких-либо раздоров был утвержден Угэдей (1229–1241), тем более что Джучи к тому времени умер.

Мнения историков о личности второго императора монголов различны. Кто-то считает его способным администратором, внесшим большой вклад в обустройство и организацию огромного государства. Есть и другое мнение, согласно которому Угэдей был любителем роскошной жизни, который беспечно растратил колоссальную добычу, накопленную во время победоносных походов.

Как бы там ни было, но довольно скоро обнаружилось, что трофеи заканчиваются и государству жить не на что. Доходы империи, которая в ту пору была еще сугубо военной, целиком зависели от грабежа и контрибуций. Новообретенные привычки монгольской знати и потребности армии требовали новых завоеваний.