Так далеко, так близко… - Барбара Брэдфорд

Себастьян долго был единственным оставшимся в живых отпрыском Сиреса Лока. Насколько нам было известно. Была у него сестра, которая пропала без вести несколько лет назад, и что с ней случилось — это осталось абсолютной тайной, тревожной для всех нас. Может быть, она еще жива, а может, и нет.

Себастьян был старшим сыном Сиреса от первой жены, которая умерла родами. От второй жены, Хильдегард Орбах Лок, у него было еще трое детей — две девочки и мальчик.

Гленда, единокровная сестра Себастьяна и самая близкая ему по возрасту, покончила жизнь самоубийством давным‑давно. Его единокровный брат Малькольм утонул, катаясь на лодке по озеру Комо в Швейцарии, при невыясненных обстоятельствах. А Фиона, младшая, — это та самая, которая семь лет тому назад растворилась в воздухе, затерялась где‑то в наркотическом аду, где томятся люди с дурными наклонностями, развращенные, ничтожные и бездомные. Живой труп — так называл ее Себастьян.

Себастьян долго искал пропавшую Фиону, и, насколько мне известно, детективы при «Лок ИНдастриз» не прекращали поисков исчезнувшей женщины.

Если не считать древнего патриарха Сиреса Лока, из потомков этого рода остались только Джек и Люциана. И детей у них нет. Конечно, трагично, что династия Локов дошла до такого плачевного состояния: эта великая американская династия почти прекратилась. Ее основатель Малькольм Лайон Лок перевернулся бы в гробу, если бы узнал об этом. Интересно, что подумал бы он о своих потомках, будь он жив. Этот ловкий шотландец из Арбосета, отплывший в Америку из Данди в 1830 году и ставший миллионером к двадцати восьми годам, был бы страшно разочарован. И я его вполне понимаю.

Если Люциана будет по‑прежнему отвергать самую мысль о детях и избегать зачатия, и если Джек не женится еще раз и не заведет ребенка, тогда семье Локов придет конец. Правда, не совсем. Есть еще какие‑то двоюродные братья и сестра, внуки братьев Сиреса — Тревора и Джеймса, но это люди ничем не выдающиеся, просто пустые места, которые держатся в стороне и живут на не заработанные ими деньги.

В дверь постучались, и я услышала голос Джека:

— Можно войти, Вив?

— Можно, — ответила я, и пока я входила с спальню, дверь открылась и ворвался Джек. Вид у него был ликующий.

— Я все сделал! — воскликнул он. — Я переговорил с корнуэллским пастором. Заупокойная служба начнется в одиннадцать. Похороны — через сорок пять минут. На корнуэллском кладбище. Это прямо по дороге от церкви.

— Я знаю, где находится кладбище, — пробормотала я. — Думаю, Джек, нам нужно будет пригласить несколько человек на завтрак после похорон.

— На поминки? Ты это хочешь сказать? — он с любопытством глянул на меня.

— Нет, конечно, нет, — ответила я, решительно покачав головой. — Не поминки. Просто завтрак для нескольких близких друзей и членов семьи.

Он загоготал.

— Ну, насмешила! Какие такие члены семьи?

— Ты, Люциана. И я. И твой дед с Мадлен. Или ты думаешь отправить их в Мейн прямо с кладбища, даже не покормив? Я полагаю, что кто‑то из твоих кузенов появится. И несколько друзей Себастьяна, кто‑то из «Лок Индастриз», из «Фонда Лока». Его помощники, секретари, сотрудники.

— Пожалуй, ты права, — нехотя согласился он. — Составим списки. Потом сравним.

— А как быть с женами, которые еще живы? Бетси, Бетьюни, например?

— Забудь о Бетси, — буркнул он. — Она играет на своем рояле в Сиднее. Кругосветное концертное турне.

— А Кристобель?

— Господи, Криста! Как ты о ней‑то вспомнила? Я не знаю, где она. И Люциана не знает. Скорее всего, она умирает. От цирроза печени. Где‑нибудь там. Не приглашай ее. Или Люциана из тебя все кишки вымотает. Она терпеть не может свою мать.

— А что насчет поминальной службы в церкви Иоанна Богослова? — сменила я тему разговора.

— За это отвечает Люси. Она обещала все устроить. Сегодня.

— Она, наконец, согласилась заказать ее там? Ты же знаешь, как она… как она любит все делать наперекор.

— А меня ты, очевидно, для контраста обзываешь пушинкой. Ты чертовски упряма.

— Да. Пора уже называть вещи своими именами.

— Решила быть жутко правдолюбивой, детка, да?

— Да. Ты был груб, жесток и равнодушен к Себастьяну. Просто беспощаден. Это трудно вынести. Ты просто невозможен, Джек.

— Да ладно. Считай, что мы квиты. Шпаги в ножны! Идет?

— С удовольствием.

Он повернулся и направился к двери, но задержался у порога.

— Так и быть, давай скорей похороним его. И увековечим память. И тогда я смогу умотать. Вернуться в Париж.

Я уже готова была вспылить, но прикусила язык и сказал холодным деловым тоном:

— Ты бы лучше поговорил с людьми из отдела общественных связей «Лок Индастриз», чтобы они подготовили необходимые объявления, и тогда мы вместе просмотрим тексты. Просто, чтобы проверить, нашли ли они верный тон. То есть, конечно, если ты хочешь, чтобы я тебе помогала.

— Хочу. Я только что говорил с Миллисент Андервуд. Из фонда. Она уже трудится.

— Это замечательно.

— Что именно?

— Эта твоя неожиданная и необъяснимая активность.

— Я хочу развязаться с этим. Раз и навсегда, — ответил он. И улыбнулся.

Я смотрела на него.

Я увидела его широкую, искреннюю улыбку, я увидела полное отсутствие озабоченности в его глазах, и никакого намека на горе. И я все поняла. Он был рад. Джек был рад, что Себастьян умер.

Я была ошеломлена очевидностью этого внезапного открытия. Я могла только опустить голову, а потом я отвернулась от него и пошла в ту часть спальни, где стоят маленький письменный стол и кресла.

Так я стояла спиной к нему, пытаясь овладеть собой.

— Я составлю свой список, — пробормотала я, не оборачиваясь. Смотреть на Джека у меня просто не было сил.

— Пока, Вив. — Джек захлопнул за собой дверь.

А я стояла, опираясь руками о письменный стол, дрожа и пытаясь успокоиться. И я спрашивала себя со все возрастающим ужасом: неужели Джек Лок приехал в Америку для того, чтобы совершить преступление? Неужели он вернулся, чтобы убить отца? От этой мысли меня пробирал мороз.

Весь день, который я провела у себя наверху, пытаясь чем‑нибудь занять себя, я ощущала внутреннюю дрожь. Я привела в порядок бумаги, сложила в стопку мои заметки и приклеила ярлычки к свежим магнитным лентам. Завершив работу над очерком, я обычно систематизирую все собранные для него материалы и укладываю их в архив, и теперь я с удовольствием занималась этим. Это отвлекало мои мысли.

К вечеру, вскоре после того, как Белинда уехала домой, я разожгла камин в кабинете, заварила большую кружку чая и уселась перед пылающими поленьями.