«Америкашки» - Гийом Ру

– Это продолжалось долго?

– Нет, лишь несколько недель. Внезапно она решила прекратить нашу связь.

– Можно узнать причину?

– Она не назвала никакой причины. В прошлое воскресенье я пошел к Мэнни исключительно потому, что был уверен, что найду ее там... Я хотел снова увидеть ее. Она показалась мне очень нервной, более странной, чем когда-либо.

– Что вам показалось в ней странным?

– О, это трудно объяснить. Это была нежная женщина... очень нежная. Однако...

– Однако что?

– В воскресенье она была резкой, уклончивой... необычной.

– Вы считаете, что у нее были и другие любовники?

– Многие ухаживали за ней.

Легкая улыбка тронула его губы:

– ...даже Корнелл.

– Почему даже Корнелл?

– Вы еще с ним не встречались?

– Нет.

– Подождите, вы увидите. Можно сказать, что это... священник... воплощенная добродетель! Однако и он, кажется, не мог устоять перед Дженни.

– А Шварц?

– Она относилась к нему очень враждебно, не знаю почему. Она видела в нем лишь выскочку, который считает, что все может купить на свои деньги, даже привязанность. Но я думаю, она ошибалась. Мэнни, как мне кажется, производит впечатление человека, который еще из прошлого несет в себе никогда не заживающую рану.

Льезак должен был очень хорошо знать людей. Он говорил о них трезво, объективно, но без иллюзий.

Глава 7

Говард вышел из-под душа и, мокрый, растянулся на постели. Он захватил с собой вечерние газеты, которые купил по дороге домой, и начал читать заголовки.

Зазвонил телефон. Это была Симона.

– Ну как, хорошо провел время в своих старых притонах?

– Это роскошные подпольные заведения, я хожу только в такие, – пошутил он. – Но чтобы там развлекаться, надо ходить туда с кем-то, а я был один.

– Тебе дали приют, но не накормили.

– Блюда подаются только по заказу.

– Я думаю, ты сделал сенсационное открытие.

– Не смейся надо мной. Я все-таки кое-что узнал о Шварце. Он известен тем, что всегда ищет роскошных проституток. А поскольку он не считается с расходами, то ему остается лишь выбирать. Кажется, что он берет за сеанс не меньше трех. Они приходят к нему домой, он же заходит в публичные дома, как в агентства по найму.

– Я вижу эту картину: сатир и три грации. Этот Шварц кажется мне воплощением мощи природы! – воскликнула Симона, которая была сегодня в явно игривом настроении.

– Может быть, он лишь безобидный зритель. Во всяком случае, сегодня вечером я хочу попытать счастья в одном заведении, которое я знаю в Барбизоне.

– У Джоя?

"Есть ли хоть что-то, чего она не знает? – спросил себя Говард. – Удивительно, что патрон не сделал ее своей личной секретаршей. Симона одна могла бы дать ему больше информации, чем несколько его компьютеров". Однако эта машина была человеком, и – Говард признал это – очень соблазнительным.

– Да, Джой. Я позвонил ему, и он меня ждет. Однако то, что я узнал о Шварце, не ускорит расследование Француза. Я еще не нашел никакой информации обо всех остальных.

– Возможно, речь идет о людях с безупречными нравами. Ты знаешь, такие существуют.

– Я хожу в подобные места не для того, чтобы упрекнуть, их в чем-либо, но для того, чтобы собрать информацию. Ты действительно никогда не ходила в заведение Джоя?

– Я не хожу в подозрительные заведения.

– Это же роскошно подозрительное заведение. Туда стоит поехать хотя бы для того, чтобы полюбоваться его убранством. А кухня там одна из лучших во Франции! Хочешь пойти со мной? Я заеду за тобой через час.

– В своем "Роллсе"?

– Нет, я своих пятнадцатимильных сапогах-скороходах.

– Насколько я знаю, сказочные сапоги были семимильными.

– Ты забываешь о прогрессе. Мои сапоги пробегают пятнадцать лье в час.

Говард с любопытством рассматривал себя в зеркало. Скоро уже два года, как он не надевал смокинга. Он придавал ему вид бывшего, ныне процветающего пирата, и шел ему гораздо больше, чем его англо-бюрократический твидовый пиджак.

Он поднял телефонную трубку.

– Говорит господин Ракози, комната 324. Можно через пять минут подогнать ко входу мою машину?

Говард за время своей карьеры нажил много врагов, и у него давно уже вошло в привычку сохранять инкогнито, куда бы он ни направлялся.

Его отец, болгарин, приехавший в США в начале первой мировой войны, сменил имя, как это, впрочем, делали многие иммигранты, становясь американскими гражданами. Его фамилия Ракози превратилась в Рея, более короткую, более "американскую". Говард, любивший забавные ситуации, часто использовал, как вымышленную, свою подлинную фамилию.

Машина уже ждала его в боковой аллее, и посыльный из гостиницы нетерпеливо притопывал ногой.

Это был отель "Ритц", и машина Рея как бы дерзко поддразнивала столь значительное место. Сапог-скороход из волшебной сказки становился здесь гротескным сабо неотесанного провинциала.

Говард протянул посыльному десятидолларовую банкноту, которую тот ошеломленно положил в карман. Как по волшебству, Говард в его глазах из деревенщины преобразился в эксцентричного помещика. По-своему он тоже верил в волшебные сказки.

Говард несколько раз мигнул фарами перед порталом из массивного дуба, который открылся автоматически.

За опереточной сторожевой будкой песчаная дорожка, обсаженная каштанами, терялась в миниатюрном лесочке.

Их машина проехала мимо десятка бунгало, слабо освещенных изнутри. Более яркий свет тихонько мерцал на крыльце одиннадцатого бунгало; Говард поехал по дороге, ведущей к гаражу, двери которого открылись также автоматически.

Симона смотрела во все глаза, изображая растерявшуюся девчонку.

Они вышли из машины и прошли по мостику, который возвышался над крошечным прудиком, заросшим лилиями. Дверь бунгало открылась сама собой.

Войдя туда, Симона замерла, пораженная видом интерьера: окна просторной гостиной-спальни выходили в садик, окруженный высокими стенами, покрытыми плющом и цветами вьющихся растений. Климатизированный воздух, приглушенное освещение. Тихо льющаяся музыка, тропические растения и экзотические рыбки. Обстановка же, напротив, была скудной: низкий стол с индийскими скатертями с каждой стороны, которые покачивались, как плоты, над мягким ковром, лежавшим на полу. В центре же был шедевр вызывающей роскоши – овальная кровать "суперкоролевского размера", в три раза превосходившая по величине обычную.

– Это и называют изысканным борделем! – присвистнула Симона, взволнованная увиденным. – Я не знала, что Джой заправляет таким изысканным заведением!

– Изысканным? Он принимает у себя самых серьезных людей во Франции!

Как раз в это время мелодично зазвонил телефон.

Говард снял трубку.

– Алло! Привет, Джо... Да, снова в делах. Хорошо, я приду. Ты мне пришлешь метрдотеля?.. Ну, Джо!

Он повернулся к Симоне:

– Он подсказал нам мысль пойти поужинать в другом месте, в сельской таверне, недалеко отсюда. Он уверяет, что там кухня лучше.

– Жаль, это местечко начинало мне нравиться, – вздохнула она, поддразнивая его.

– Ты подождешь меня? Джо не слишком любит показываться перед женщинами.

– Почему?

Вот, наконец, вещь, которой она не знала!

– У него изуродовано лицо. Его танк взорвался возле Мюнхена. Он перенес, я уж не знаю, сколько операций, но ему кажется, что ни одна из них не закончилась успешно. И тогда он начинает по новой.

Официант тихо постучал в дверь, затем вошел в комнату мягкими шагами, неся бутылку шампанского. Он умело откупорил ее, наполнил два бокала и исчез, не глядя на них, с угодливой поспешностью.

– Какая скромность! Обслуживание производится призраками, – сказала Симона, забавляясь.

– Скромность здесь – это ложь. Здесь во всех спальнях полно микрофонов и миниатюрных кинокамер.

– Возможно, нас сейчас подслушивают, – прошептала Симона.

– В данный момент опасности нет, – улыбнулся Говард. – Устройство автоматическое и включается лишь тогда, когда задергивают шторы.

– Почему шторы?

– Весьма проницательно Джо считает, что до этого люди не скрывают ничего важного.

Джо поворачивался спиной или в профиль, избегая, насколько возможно, показывать лицо своим собеседникам. Огромный, массивный, но с быстрой походкой и плоским животом, он весьма заботился о том, что у него оставалось нетронутым: о своем теле. Однако его уклончивый взгляд был взглядом человека, напуганного собственным увечьем.

Его кабинет был обклеен фотографиями голых женщин, в позах скорее акробатических, чем скабрезных. С этой стороны, он, кажется, преодолел свои комплексы. Злые языки рассказывали, что для такого рода испытаний он надевал капюшон, как палач.

– Да, она приезжала сюда с Билли Боттомуортом, писателем.

– Я думал, что это известный гомосексуалист!

– О, он должно быть, бисексуал, – сказал Джо голосом глухим, как заткнутая труба. – Обычно он приводит своих сопляков, но он не пренебрег и этой девушкой. Хочешь, чтобы я напечатал для тебя фотографии?