Приди и помоги. Мстислав Удалой - Александр Филимонов

В полдень князь Мстислав Мстиславич, отстояв молебен, затворился с сотником Ларионом и двумя самыми важными из новгородских купцов в верхних покоях. Дело предстояло трудное — написать письмо к жителям новгородским.

Оно должно было быть составлено безукоризненно. Мстислав Мстиславич знал, что, не имея достаточной воинской силы, он может взять Новгород только словом. Но уж и слово надо подобрать такое, чтоб всех новгородцев зажгло. Купцы, правда, уверяли, что великий Владимирский князь своими притеснениями довел новгородцев до состояния сухого хвороста и достаточно будет одной искры — одного упоминания имени князя Мстислава, сына всеми любимого и почитаемого Мстислава Ростиславича, — чтобы они вспыхнули. Но князь хотел, чтоб уже все было честь по чести. Письмо, после долгих трудов, составили, велели писцу его красиво переписать на свиток дивного беленого пергамента — вот и еще труды на целую ночь.

А на следующий день Мстислав Мстиславич отправил в Новгород освобожденных торговых людей с обозом, и среди них — свое посольство. Он верно рассчитал — не посмеет стража Святославова задержать послов среди такого количества торговых людей новгородских, которые будут явно на стороне его посольства И не только помогут войти в город, но и проводят до самого двора Ярославова, где и ударят совместно в вечевой колокол. Отправляя обоз, князь Мстислав лично просил купцов в пути не мешкать, ехать быстрее, потому что теперь всякий час дорог. Ну, об этом купцов и упрашивать не нужно было: насиделись в неволе, соскучились по своим семьям. Как рассвело — тронулись в путь.

Проводив послов своих с обозом, Мстислав Мстиславич тут же начал снаряжать гонцов в Торопец — звать сына Василия с подмогой. Да послал по улицам Торжка бирючей — выкликать охотников вступить в княжеское ополчение. Войска Мстиславу Мстиславичу требовалось теперь много. И к тому же его деятельной натуре нужно было какое-то занятие, чтобы быстрее летели дни. Ответа — и из Новгорода и из Торопца — следовало ожидать не раньше чем через неделю. Вот князь и занимался отбором и снаряжением новых своих ратников. И ждал.

В новгородское посольство, конечно, был включен и Никита. Старшим ехал Власий Бакунец, как самый знатный из нынешнего Мстиславова войска. Был он — по бабке — правнуком какого-то половецкого князя и даже приходился через это отдаленным родственником княгине Анастасии. Власий Никите был по душе — за доброжелательность и спокойный нрав, к тому же Никита много раз слышал о нем как о самом отчаянном бойце — таком умелом, что будто бы даже князь Мстислав ему завидовал. Правда, видеть Власия в деле Никите не пришлось, в Торжке тот находился рядом с князем. Вторым членом посольства стал все тот же Ефим, взятый, как полагал Никита, за степенный вид На него только взглянешь — и тут же подумаешь да, это человек непростой. Говорит мало, все больше знаки подает, но так властно и гордо — куда тебе иной боярин или даже князь! Ефим был, по мнению Никиты, самым полезным из всего посольства — такого и стража пропустит, и народ на вече не обсмеет. Важный! Ну, а третьим послом, вернее — сопровождающим двух первых, был сам Никита. Как было не поехать ему, новгородскому уроженцу?

В пути больше молчали. Все уже заранее было оговорено, все возможные неприятности — о каких подумалось — учтены. Самое главное — добраться до двора Ярославова, а там уж, по обычаю, никому не позволено будет их тронуть, пока вече не решит.

Да Никите и не хотелось разговаривать — слишком он был поглощен своими мыслями. Вот и опять едет он в родной город. И все враги его в этом городе — живы. В этот раз его непременно узнают, ведь теперь он, сын Олексы Сбыславича, встанет перед народом открыто, не таясь. Что-то Мирошкиничи будут делать? И как там дядя Михаил — не попал ли к ним в немилость? Никаких вестей из Новгорода Никита после расставания с дядей не имел. Что, если и дяди Михаила уже нет в живых, и новгородцев не удастся поднять против князя Святослава и могущественного отца его? Тогда — смерть всему посольству, и ему, Никите, — в первую очередь. Ах, как этого не хочется! Ведь жизнь славная только для него началась. Был миг — Никита даже пожалел, что поехал, наверное, разумнее было бы остаться при князе Мстиславе. Но это сожаление лишь один раз всколыхнулось в нем — на второй день пути, к вечеру, когда на лесной дороге стало сумрачно и послышался откуда-то протяжный и тоскливый волчий вой. Тут обоз остановился, коней распрягли, разожгли костры, забулькало в котле варево — и все тревожные мысли улетели прочь.

Обоз двигался вдоль реки Меты, по наезженному торговому пути. К Новгороду должны были подойти по той же самой дороге, по какой Никита в начале прошлой весны пробирался. Чем ближе был город, тем отчетливее Никите вспоминались знакомые места. А когда вдали завиднелся золотой крест большой главы Великой Софии, Никита невольно бросил взгляд налево, нет ли там копны, за которой он прятался? Не поверил своим глазам — копна была, на том же самом месте! Может, и другая, но такая же раздерганная разными проезжающими. И к ней точно так же по снегу было протоптано множество следов от дороги. Никите даже не по себе стало — он снова пережил свой тогдашний унизительный стыд. И рассердился на себя за это. Не удержался — на прощанье подмигнул той копне: спасибо, милая, помогла и теперь! К Новгороду Никита приближался полным решимости и спокойной злости.

Подъезжая к городским воротам, обоз замедлился — нужно было подождать тех, кто немного отстал, и собраться плотнее. Из ворот высыпала вся стража, больше десятка человек, и смотрели разинув рты — такого огромного обоза никто в Новгороде не ждал. Ему просто неоткуда было взяться. Над воротами и на стене тоже обозначилось настороженное движение: кто знает, что за обоз, уж не вражеская ли хитрость?

Но когда первые сани поравнялись со стражей, все быстро выяснилось. Стража, слава Богу, большей частью состояла из новгородцев, те мигом распознали своих купцов, нежданно-негаданно вернувшихся из плена, — и уж ни о какой проверке обоза речи быть не могло. Одни вопросы: да как, да что, да почему? Уж не смилостивился ли князь Всеволод над новгородским торговым сословием? Может, и хлеб начнут теперь возить? А то дорого все стало. Жизнь совсем не сытая, несмотря на то что князь Святослав на столе сидит. А, купцы?

А купцы, хоть и распирало их, но уж так заранее уговаривались: до времени молчать — и все в один голос отвечали стражникам, что скоро, очень скоро те все узнают. Что, спросил кто-то из стражи, не веча ли ждать нынче? В ответ ничего определенного: ждите, мол, братцы, сами мало что знаем. Начальник воротной стражи был наверняка из владимирцев или городских прихвостней великого князя, злился, пытался шуметь, не пускать — но что он один мог сделать против народа? Куда-то ушел. Может, помчался своих предупреждать — загородить мост через Волхов, не пустить, кого не следует, к двору Ярославову? Заметив, что исчез начальник стражи, Никита поделился своим наблюдением с послами.

— Ну ты ж новгородец, — ободряюще сказал ему Власий. — Чай, знаешь, как пройти туда поскорее да незаметно?

— Все же — вместе с купцами надо идти, как договаривались, — возразил рассудительный Ефим. — Они проведут куда надо.

— А и заступят мост — какая беда? — усомнился Власий. — Колокол-то не один в Новгороде. Соберем людей как-нибудь!

Никита знал, что ни Бакунец, ни Ефим раньше в Новгороде не были. Не понимают! Он принялся разъяснять:

— Можно, конечно, и на Софийской стороне ударить. А будет — не то, не так. Через Волхов надо, на Ярославов двор. Там — торговая сторона. Там все главные дела решаются! Самое место знаменитое! Закроют мост — по льду надо переходить. Купцы нас до места довели — и спасибо. Возле моста они свои возы не бросят и через лед их не потащат. А нам обязательно к тому колоколу надо. Он главный! От него в Новгороде князей на стол сажают!

— Ну, ну, что ж, значит, — важно проговорил Ефим, — значит, пойдем туда. Веди, показывай.

Власий, как показалось Никите, понял важность его слов гораздо лучше, чем Ефим. Он только кивнул — и трое всадников, не попрощавшись даже с купцами, недавними попутчиками, миновали стражу, все еще занятую разговорами, въехали в город — и сразу же пустили коней рысью. Загородский конец прошли быстро.

Дальше дорога шла мимо старого города — детинца с княжеским и владычным дворами. Здесь рысить не следовало — чтобы не привлекать к себе излишнего внимания Святославовых людей. Несколько раз Никита ловил на себе удивленные взгляды, но старался отвечать на них полным равнодушием. Конечно, трое всадников, хорошо одетых, вооруженных и явно не владимирцев, должны были вызывать любопытство. Особенно сейчас — во время затишья, причиной которого был как великий князь Всеволод, так и зимние холода, остановив главную струю новгородской жизни — торговлю, обмен товарами, вечный людской водоворот. Когда жизнь шла как ей положено — каких только гостей, бывало, не встретишь на улицах Новгорода! Со всех концов света! А сейчас Никита всей кожей чувствовал: их троица невольно приковывает к себе взгляды — в том числе и такие недобрые взгляды, каких надо бы избегать. Но пока все шло без помех, ехали они не торопясь, но внушительно — и ни у кого рука не поднималась их остановить и расспросить, кто такие и откуда — даже у княжеской охраны, сторожившей вход в детинец.