Мозг - Робин Кук

Маннергейм вскинул голову. Луч налобной лампы прочертил стену, затем потолок, а голос его стегал, как бич. — Доктор Филипс, не могли бы вы убраться отсюда вместе с вашими снимками и дать нам возможность закончить операцию? Когда нам потребуется ваша помощь, мы вам об этом скажем.

Затем, уже нормальным голосом, он потребовал у операционной сестры штыковидные пинцеты и вновь занялся делом.

Мартин спокойно собрал снимки и вышел из операционной. В раздевалке, возвращаясь в свою обычную одежду, он старался не слишком задумываться — в его теперешнем настроении так было проще. На обратном пути в Радиологию он позволил себе поразмышлять о возникших в результате этого инцидента противоречивых чувствах. Для общения с Маннергеймом требовались такие качества, которых вряд ли можно требовать от него как от радиолога.

Он возвратился в отделение, так ничего и не решив.

— Вас ждут в кабинете ангиографии, — сообщила Хелен Уокер, когда он подошел к двери кабинета. Она встала и прошла за ним внутрь. Хелен, чрезвычайно грациозная тридцативосьмилетняя негритянка из Куинса, пять лет работала секретаршей Филипса. У них были отличные рабочие отношения. Мысль о том, что она когда-либо уйдет, приводила Филипса в ужас — как всякая хорошая секретарша, она была необходима для ведения повседневных дел Филипса. Даже его нынешний гардероб был результатом ее усилий. Он и до сих пор не снял бы мешковатую одежку времен учебы в колледже, если бы Хелен не вынудила Филипса встретиться с ней воскресным днем в магазине Блумингдейла.

В результате этой встречи возник новый Филипс, современный облегающий костюм которого хорошо гармонировал с его атлетической фигурой.

Филипс сунул маннергеймовские снимки на стол, где они слились с общей массой других снимков, газет, журналов и книг. Этого единственного места Филипс запретил Хелен касаться. Не важно, как стол выглядит, зато известно, где что лежит.

Хелен стояла позади него, читая множество сообщений, с которыми она считала себя обязанной его ознакомить. Звонил доктор Риз по поводу компьютерной томографии своего пациента; рентгеновская установка во втором кабинете ангиографии налажена и действует нормально; из кабинета неотложной помощи сообщили, что ждут пациента с серьезной травмой головы и потребуется срочная томография. Поток был бесконечен и обычен. Филипс велел ей всем этим заняться, что она и собиралась все равно сделать; Хелен ушла к себе.

Филипс снял белый халат и надел просвинцованный фартук, которым пользовался для защиты от облучения при некоторых рентгеновских процедурах.

Выцветшую надпись «Супермен» не удавалось вывести никакими средствами. Два года назад ее сделали приятели из Нейрорадиологии. Филипс знал, что в это вложено чувство уважения, и надпись не вызывала у него раздражения.

Уже собираясь выйти, он окинул взглядом поверхность стола, чтобы насладиться видом программной кассеты и убедиться, что новость Майклза не плод фантазии. Не увидев кассеты, Мартин подошел и порылся в самых свежих слоях завалов. Кассета оказалась под маннергеймовскими снимками. Филипс двинулся к двери, но вновь остановился. Он взял кассету и последний боковой снимок черепа Лизы Марино. Крикнув через открытую дверь Хелен, что сию минуту будет в кабинете ангиографии, он подошел к рабочему столу.

Просвинцованный фартук был снят и повешен на стул. Глядя на уже обсчитанный прототип, он с сомнением думал, как это все будет в действительности работать. Мартин поднял сделанные в операционной снимки Лизы Марино и посмотрел их на свет, идущий от экранов. Силуэты электродов его не интересовали и он мысленно удалил их. Ему важно было знать, что скажет по поводу краниотомии компьютер. Филипс знал, что в программу эта операция не закладывалась.

Он щелкнул выключателем центрального процессора. Зажглась красная лампочка, и он медленно стал вставлять кассету. Едва кассета была вдвинута на три четверти, как машина вцепилась и проглотила ее, как голодный пес. Сразу ожила пишущая машинка. Филипс подвинулся и стал читать выдаваемое ею.

— Привет! Я Радиолог, Череп 1. Введите имя пациента.

Филипс настукал двумя пальцами «Лиза Марино» и ввел.

— Спасибо. Введите нынешние жалобы.

Филипс напечатал «нарушения, связанные с припадками» и тоже ввел.

— Спасибо. Введите соответствующую клиническую информацию.

Филипс напечатал: «Женщина 21 года, в течение 1 года эпилепсия, связанная с височной долей».

— Спасибо. Вставьте снимок в лазерный сканер.

Мартин подошел к сканеру. Ролики в приемной щели двигались. Он осторожно вставил снимок, держа его эмульсией вниз. Машина схватила снимок и втянула внутрь. Заработала выходная пишущая машинка. Подойдя, он прочел:

«Спасибо. Выпейте чашечку кофе.» Филипс улыбнулся. Чувство юмора Майклза проявляется самым непредвиденным образом.

Сканер издавал слабое электрическое гудение; устройство вывода молчало. Филипс схватил фартук и вышел.

В операционной 21 стояла тишина, пока Маннергейм освобождал правую височную долю Лизы и медленно отделял ее от основания. Было видно несколько мелких вен, связывающих ее с венозными синусами, и Ньюмен искусно коагулировал и отделил их. Наконец, височная доля была свободна и Маннергейм вынул эту часть мозга из черепа Лизы и бросил в лоток из нержавеющей стали, поданный операционной сестрой Дарлен Купер. Маннергейм взглянул на часы. Все идет хорошо. В ходе проведения операции настроение его вновь изменилось. Теперь он был исполнен радости и справедливого удовлетворения своей работой. Все проделано вдвое быстрее обычного. Можно рассчитывать, что в полдень он вернется в кабинет.

— Это еще не все, — сказал Маннергейм, беря в левую руку металлический отсасыватель, а в правую зажим. Он тщательно обработал прежнее место нахождения височной доли, отсасывая мозговую ткань. Он называл это удалением глубинных ядер. Это была, вероятно, наиболее рискованная часть процедуры, но именно она и нравилась Маннергейму больше всего. Маннергейм действовал отсасывателем с величайшей уверенностью, избегая касаться жизненно важных структур.

В какой то момент крупная частица мозговой ткани на мгновение заблокировала отверстие. Послышался слабый свистящий звук, а затем частица прошла по трубке. — Музыкальные уроки, — произнес Маннергейм. В устах Маннергейма после всего вызванного им напряжения это обычное среди нейрохирургов присловье прозвучало смешнее обычного. Рассмеялись все, даже два японских врача.

Как только Маннергейм закончил удаление мозговой ткани, Ранад сократил вентиляцию пациента. Он хотел, чтобы кровяное давление Лизы немного поднялось, пока Маннергейм осматривал полость, чтобы удостовериться в отсутствии кровотечения. После тщательной проверки Маннергейм признал операционное поле сухим. Взяв иглодержатель, он стал закрывать прочную мозговую оболочку. В это время Ранад начал понемногу уменьшать анестезию.