Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России - Савелий Дудаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вспомним 11-й пункт инструкции от 3 февраля 1825 г., касающийся как раз сокрытия истинного числа иудействующих: сведения требовалось собирать тайно – по лексике инструкции – "со всею возможною скромностью". Вспомним и тайного субботника Аггея Касьяновича, выдавшего себя за старовера. Сколько же было этих странных маранов новейшего времени? Писатель С.А. Анский, интересовавшийся русским субботничеством, слышал от одного иудействующего следующее: "А, между прочим, нас, геров, ведь не мало будет. Почитай, по одной Волге с полмиллиона (?) душ наберется…"123 Авторский вопросительный знак не убеждает. Счет субботникам шел на сотни тысяч. Другое дело – их идентификация по паспорту. Если исследователь сектантства увеличил официальную цифру в 10 раз, то такое же увеличение субботников приведет нас к тому же числу – сотни тысяч. Один из авторов Воронежских епархиальных ведомостей договорился даже до того, что жидовствующие размножались так быстро, как "некогда Евреи в Египте" – ценное свидетельство из другого лагеря!124 Возникает, впрочем, один из самых сложных вопросов. Почему русские люди, известные своим религиозным консерватизмом, переходили из "стана ликующих" в стан "униженных и оскорбленных"? Этот вопрос не давал покоя ревнителям веры, правительству и Синоду. Утверждение, что их "прельстили" в иудаизм, "сманили" в жидовство, что они вошли в "соблазн" или даже были "совращены" – мало вразумительны. Если только не обратить внимание на почти фрейдистскую лексику.
Попытки объяснить рациональностью поступки сектантов, в конечном итоге, мало что дают. Прислушаемся к голосу одного из первых исследователей русского сектантства С.В. Максимова, который удивляется переходу в иудаизм, к которому никто не принуждает: это не насильственная ассимиляция (по Максимову – "подделка") и не корысть. "Там, где подделка под чужую национальность затребована корыстными целями и для них необходима, в ней мы не видим ничего удивительного. Там, где для этой подделки нет благоприятных причин и она переходит в подражание при безвыходности, мы также не найдем ничего странного. Подивимся другому явлению, когда все причины его находятся вне всяких вероятных явлений, когда они не экономические, не географические, не климатические – никакие. Нет изолированного, безвыходного положения, среди одной и той же и все чуждой народности; нет и того сильного рычага деянии человеческих, каково искание корысти, материального обеспечения, денежного обогащения. Есть даже для русского человека кое-что из неприятного ему, несочувственного: вера, несходная с той, за которую он кровь проливал и теперь пролить не задумается; есть и при этом народ, и у русских людей находящийся в каком-то подозрении. Между тем, больше двух тысяч русских семей (речь идет о закавказских герах и субботниках. – С. Д.) стремятся уподобиться этому народу, считая для этого лучшим средством его веру, и подчиняют ей свои житейские обычаи и отечественные привычки. Для этих людей Евреи стали идеальным народом (курсив мой. – С. Д.), Ветхий Завет исключительным руководством в вере и жизни. Притом же эти люди стали так думать и так поступать не там, где ютится гонимое племя, не в тех местах, где оно пустило глубокие корни; напротив, пошли русские люди в еврейскую веру в тех местах, где все тому противодействовало: евреям воспрещено было постоянное жительство… Как бы то ни было, факт совершился. Русский человек самым делом доказал сочувствие к угнетенному и презираемому племени и принял его веру… (курсив мой. – С. Д.). И, принявши Закон Моисеев, естественным образом должен был подчиняться и предписаниям этого закона: к народным обычаям своим примешал он еврейские и стал сознательно стремиться к тому, чтобы сделаться совершенным евреем"125.
Очерк 2
АПОСТОЛ ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЛЮБВИ ПРОИСХОЖДЕНИЕ И ПРЕДШЕСТВЕННИКИ
Николай Сазонтьевич (Созонтьевич) Ильин (1809 или 1812-1890), "солдатский сын", отставной штабс-капитан артиллерии, был внебрачным сыном русского генерала, судя по всему, шведского происхождения, Владимира Григорьевича Паткуля (умер в 1855 г.), ревельского коменданта и члена генерал-аудиториата, потомка знаменитого Иоганна-Рейнгольда Паткуля – героя Северной войны, казненного Карлом XII. Мать – полька-католичка, Тенчинская. "Номинальный отец", узнав об измене жены, оскорбил генерала и был разжалован в солдаты. Далее его следы теряются. Детство Николая было безрадостным. Жил он с матерью, отца не знал. Хотя, по-видимому, генерал как-то все-таки помогал "соломенной вдове". Его крестили в православную веру и первым его учителем был сельский дьячок, дальнейшее образование он получил в Полоцком иезуитском колледже. В 1832 г., числясь военным кантонистом, Ильин поступил в учебную артиллерийскую бригаду. В качестве вольнослушателя он посещал офицерские классы Михайловского артиллерийского училища в Петербурге (впоследствии преобразованного в военную академию), для того чтобы получить первый офицерский чин прапорщика. В училище обратили внимание на его талант и усидчивость, и ему было предложено написать руководство для действий артиллеристов "на берегу и на море". Его техническое образование, как ни странно, отразилось в его будущих богословских трактатах, например, говоря о трех главных событиях в Мире – он называет их тремя бомбами Божьей Артиллерии1. В 1834 г., довольно поздно, в 26 лет он был произведен в прапорщики, женился (жена – Ольга Евстафьевна Тиде, протестантка) и получил назначение в Юго-Западный край. Жизнь в маленьких местечках, при всех ее минусах, заставила Ильина сосредоточиться, и он усиленно занялся самообразованием. В это же время вышла первая часть его "Руководства", которая вызвала восторженный отзыв редактора морского журнала "Маяк", корабельного инженера и писателя, впоследствии генерал-лейтенанта С.А. Бурачека. Он назвал автора настоящим ученым, предрекая Ильину мировую славу. Этот успех окрылил Николая Сазонтьевича, но тем удивительнее, что он вскоре оставил навсегда военные занятия – причиной этого стало духовное перерождение. И не исключено, что к тому подтолкнуло его тесное общение с еврейством, составлявшим весомое большинство местечек Юго-Западного края.
Ильин болезненно переживал свое положение незаконнорожденного. Вероятно, русская поговорка "Иван, не помнящий родства" была для него не пустым словом и толкнула его на поиски всеобщего братства. С откровенностью, не свойственной тому времени (вспомним историю А. Фета – Шеншина) и вызывающей ассоциации с "Исповедью" Жан-Жака Руссо, он писал впоследствии: "Так как я не мог узнать, от какого народа я зародился, то и стал признавать всех людей за родных моих"2. Увы – "родные" даже не предполагали наличие нового родственника, они были далеки от идеи всемирного братства. Мысль Николая Сазонтьевича обратилась в сторону создания общего языка.
В какой-то степени он стал предшественником Лазаря Заменгофа, создателя эсперанто. В журнале "Маяк" в 1842 г. была помещена "Общая азбука в природе человека" (полное название "К пополнению житницы истинного просвещения, первое зерно человеческого знания, умовый (т. е. теоретический. – С. Д.) взгляд на общую азбуку в природе человека"). Это была попытка преобразовать русскую азбуку, приблизив ее к другим народам, и попытаться объединить человечество посредством общего языка. И это было, как мы бы сказали, малым практическим делом. В предисловии к труду он рекомендовал соединение веры и науки. (Но даже эта попытка создания общего языка, с точки зрения ортодоксии, есть покушение на волю Всевышнего, есть богоборчество – ибо разделение произошло по Его решению: "И сошел Господь, посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Господь: вот один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать. Сойдем же, и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле…" – Быт: 2, 5 – 7.) Несравненно более решительно Ильин приступил к реформации духовной жизни. На русской почве он стал предшественником Владимира Соловьева в попытке создать единую религию для всего человечества. По его мнению, не было более крепкого связующего звена между народами, чем религия, и, конечно же, именно православие должно лежать в основании единения. С точки зрения Ильина, он сам идеально подходил для диалога с другими конфессиями. Напомним, что сам Ильин был крещен в православие, но мать его была католичкой. Несмотря на сыновние чувства, Ильин относился к католицизму с недоверием – его юность совпала с польским восстанием 1831 г. и с антипольской истерией, которой поддались многие. (Как ни странно, полонофобию Николай Сазонтьевич сохранил до конца жизни.) Женился Николай Сазонтьевич, как мы говорили выше, на лютеранке и стремился к полному духовному единению как с ней, так и со всем человечеством. Единению мешала разность религий – и он хотел слияния всех религий в единую истинную, конечно же, православную. Борьбу за единение религий он начал своеобразно. Прежде всего он отправился в синагогу, которую стал посещать очень усердно, вступая в богословские споры с раввинами. Как тут не вспомнить древнего благочестивца митрополита Киевского Илариона (XI в.), который дискутировал с евреями, что и было зафиксировано в "Слове о законе и благодати". Некоторые ученые даже считают Илариона крещеным евреем. В летописях Нестора можно прочитать и о преподобном Феодосии, игумене киево-печерском, современнике князя Изяслава Ярославича (1036-1074).