Добрые друзья - Джон Пристли

— А, вот в чем дело! — Хилари скривился.

— Да, всего лишь в этом. Мне словно показывают какой-то жуткий фокус. Я живу тут год за годом, вокруг все по-прежнему, а ты постоянно меняешься: детский сад, подготовительная школа, частная школа, теперь Оксфорд…

— Пожалуй. Но я уже перестал меняться, уверяю тебя, — с некоторым высокомерием ответил Хилари.

— А вот и нет. Скоро ты женишься, отпустишь усы…

— Не дай Бог! — пронзительно вскрикнул Хилари. — Такое бывает от жизни в деревне, милая моя тетушка. Нездоровая жизнь. Только взгляни на эту несусветную глушь!

Мисс Трант вместо этого взглянула на него — подтянутого и элегантного молодого человека с точеным, нагловатым лицом и самыми возмутительными суждениями обо всем на свете. Его отец — ее брат, индийский судья — очень удивился бы, спустя много лет увидев родного сына. Эта мысль грела мисс Трант душу: все-таки на жизнь судьи выпало слишком мало неприятных сюрпризов.

— Так-так, — проговорила она. — Тебя приняли в коллегию барристеров?

— Скоро примут, — ответил Хилари. — Это папина затея, и я теперь таскаюсь по всяким званым ужинам и прочее. Но по профессии я работать не стану. Мало кто работает, знаешь ли. Все эти прирожденные адвокаты, день-деньской готовящие речи для Союза, в итоге становятся спортивными журналистами, мюзик-холльными агентами или еще кем.

Следующие пятнадцать минут мисс Трант слушала разглагольствования племянника о том, почему он не может стать адвокатом. Дело это недостойно человека мыслящего, считал Хилари, и мисс Трант потихоньку злорадствовала, вспоминая помпезного и властного братца. Когда с коллегией было покончено, мисс Трант спросила, чем Хилари думает заняться.

— Ты, конечно, слышала про «Оксфорд-статик»? — начал он.

— Нет, а что это? — Увидев обиженно-удивленное лицо Хилари, она поспешно добавила: — Прости, ты же знаешь, до нашей глуши новости не доходят.

Он просиял.

— Конечно, не доходят! С вами вообще невозможно связаться, да еще дедушка и все такое. В общем, слушай: «Оксфорд-статик» — это наше периодическое издание. Наше — то есть мое, Карреры-Брауна, мудрейшего человека с блестящим умом, и Стурджа, нашего поэта. Мы имели огромное влияние, просто огромное. Без наших отзывов люди не смели пошевелиться, шагу ступить не могли!

— О чем же вы писали?

— Обо всех искусствах, обо всех, даже о танцах и кинематографе. Предлагали читателям свежий взгляд на культурные события. — Хилари так разволновался, что встал со стула и заходил по комнате, вещая все громче и громче: — Мы, Статики, — отличное название, не правда ли? — убеждены, что искусство должно быть выше чувств. Жизнь и Искусство по горло увязли в сентиментальной жиже, и мы говорим людям: пора вам стать — как бы выразиться? — бесчувственными, спокойными и возвышенными. Выбросьте чувства на помойку, вот к чему мы призываем. Задумка родилась года два назад: мы сидели в комнате Карреры-Брауна и болтали, болтали до самой ночи, пока все не решили. Вот это был вечер!

— Представляю, — пробормотала мисс Трант.

Хилари мерил комнату шагами и размахивал сигаретой.

— Потом мы придумали себе имя, и очень скоро наше издание увидело свет. Теперь мы хотим печататься на городском уровне, сократив название до «Статика». Думаю, он будет выходить ежемесячно. Заинтересованы многие влиятельные лица страны — Каррера-Браун знает всех, попросту всех! — даже леди Баллард обещала помощь. Но для начала нам надо собрать кое-какие деньги. Я буду вести колонки о театре, кино и французской литературе. Синтия Грамм — ну, из Парижа, она еще не ставит знаков препинания и вечно выдумывает новые словечки — согласилась для нас писать. Но мы приняли решение, что имен авторов нигде не будет, только номера: я, к примеру, Статик № 3. Блестящая идея, не находишь? Рисовать будет Оппельворт, Статик № 6. Мы быстро его вразумили. Он пропагандировал абстрактное искусство — это когда художник изображает не окружающие предметы, а собственные чувства, — но теперь он понял, что это никуда не годится, полностью отказался от чувств и стал Статиком. У нас даже будет музыка. В чистой форме, понимаешь?

— Честно говоря, не очень, Хилари, — ответила мисс Трант. Разговор с племянником доставлял ей удовольствие, но ее начинало клонить в сон.

— Правильно, я и объяснять-то не начал! — выпалил Хилари. Тут его тетушка с трудом подавила зевок, и он, будучи юношей благовоспитанным, сразу умерил пыл: — Прости, пожалуйста, я тебя утомил! Ты ведь обычно ложишься в девять? Не буду тебя задерживать. Поговорим утром. Найдется что почитать?

— Вряд ли. Книги-то есть, но тебе такие не по вкусу.

— Я кое-что прихватил с собой и пороюсь в твоих запасах, если можно. Чую, мне теперь не уснуть, никак не уснуть! От всех этих разговоров о «Статике» я бодр, как никогда.

— Ты действительно очень взволнован, — серьезно заметила мисс Трант.

— Правда? — невинно переспросил Хилари. — В самом деле, прямо кровь кипит в жилах, Еще бы! У меня столько планов, возможностей и… ах, масса всего!

Она оставила племянника успокаиваться и собираться с мыслями, а сама пошла к себе — на душе у нее было гораздо веселей и радостней, чем днем. В печати вот-вот должен появиться «Статик», который перевернет все людские представления о прекрасном, а она ничегошеньки не знает о Синтии Грамм и Оппельворте, не говоря уж о Каррере-Брауне и Стурдже, но это не помешало мисс Трант мгновенно погрузиться в сон. Все же порой очень приятно быть тетей.

Утром мисс Трант ждало единственное письмо, но письмо поистине важное.

Дражайший Элизабет!

Известно ли тебе, что твой отец задолжал мне 600 фунтов? Он распорядился, чтобы долг выплатили после продажи его имущества, но Труби объяснил мне, кто в таком случае потеряет деньги. Будь это твой брат или сестра — они оба в средствах не нуждаются, по крайней мере раньше не нуждались, — я бы принял деньги без зазрения совести, но забирать их у тебя я не намерен. Словом, я вернул Труби 600 фунтов. Пожалуйста, не упорствуй, я обеспеченный человек и знаю, в каком ты теперь положении. Уверен, здравый смысл не позволит тебе отвергнуть мою помощь. Что думаешь делать? Двадцать или даже десять лет назад я бы пригласил тебя погостить, но теперь Восток уже не тот. Треклятая студенческая политика! Если ты гарантируешь мне хотя бы некое подобие лета, возможно, я приеду в гости сам, но не раньше: последний раз я только и делал, что дрожал и кутался в плед.

Мисс Трант оторопело прочитала письмо и хотела прочесть заново, когда явился Хилари — весь из себя Статик.

— А, это мой двоюродный дед, хозяин чайной плантации? — спросил он, выслушав новости. — Видел его однажды, когда еще учился в школе. Помню, он здорово смахивал на Марка Твена. Надеюсь, ты возьмешь деньги?

— Может быть… — медленно и неуверенно протянула мисс Трант.

— А почему нет? — Хилари воззрился на нее, — Они, между прочим, и так твои. Ты их полностью заслужила. Да ты и не богата, верно?

— Нет, у меня будет около трехсот фунтов годового дохода, когда я сдам усадьбу, Кстати, завтра ее придут смотреть. И еще больше тысячи осталось после торгов.

— Значит, вместе с неожиданным подарком от дяди у тебя будет около тысячи шестисот фунтов. — Хилари аккуратно почистил яйцо, приподнял брови и взглянул на тетушку. — Ты, конечно, не горишь желанием вложиться в «Статик»?

— Не горю, Хилари, — прямо ответила мисс Трант.

— Так и думал, — уныло проговорил племянник. — Жаль, конечно, тебе бы страшно понравилось — я имею в виду, принимать в этом участие, — дай прибыль не заставит себя ждать. Ничего, что я спросил?

— Ничего. — Мисс Трант улыбнулась и решила не называть ему истинной причины отказа: ей не хотелось помогать племяннику тратить время впустую. — Ты ведь знаешь, семья взбунтуется, если ты бросишь адвокатуру…

— Еще бы, — спокойно согласился Хилари. — Я пока не писал в Индию, но на днях сообщил тете Хильде, и она жутко расстроилась. Впрочем, ничего удивительного. Она не как ты, ее жизнь — сплошная оргия чувств, не находишь?

— Тем более, — продолжала мисс Трант. Мысль о том, как Хильда встретилась лицом к лицу со Статиками, вызвала у нее улыбку. — Я не хочу быть замешана в этом деле, а иначе не выйдет, если я тебе помогу.

— Можешь вложить деньги анонимно.

— Рано или поздно все выяснится. В смысле, мое участие. Ты же знаешь, как оно бывает. — Сама она не очень-то знала, как оно бывает, но ее слова прозвучали убедительно.

— Да уж, — важно кивнул Хилари, который знал и того меньше.

Они понимающе переглянулись и порадовались своей сообразительности.

— У меня в запасе есть сотня, — сказал Хилари, прикурив первую сигарету. — Но для начала нужно двести пятьдесят. Я подумываю продать автомобиль. В городе от него все равно нет проку. Сплошные затраты. Никому из твоих знакомых, случайно, не нужна машина? Это «мерсия» прошлого года выпуска.