Быки, медведи и миллионеры - Роберт Коппел

Вопрос: Должно быть, Вы также были чертовски горды собой!

Соломон: У меня в голове сразу же возник вопрос, а что если бы я собирался продавать без покрытия?

Вопрос: У меня есть внутреннее чувство, что тогда он стал бы играть на понижение, а у Вас?

Соломон: Многие из них действительно не понимали, что я делаю. Они восхищались мной, но, я думаю, некоторые люди также меня боялись.

Вопрос: Чего они боялись?

Соломон: Думаю, люди боятся того, чего не понимают или, возможно, они чувствуют каким–то образом, что их как–то обманут.

Там был один дилер, я обнаружил в его области величайшие возможности, которые выходили за пределы товара, которым я торговал и я пытался объяснить это ему. И знаете, он долго задавал мне вопросы, а потом разозлился. Я просто отстал от него. Примерно три недели спустя он подошел ко мне и сказал: «Соломон, помнишь ту сделку, которую ты хотел, чтобы я заключил! Теперь я это понимаю! Это была бы прекрасная сделка». Это была математическая сделка, которая гарантированно сработала бы. Вот видите, он слишком боялся или сопротивлялся для того, чтобы просчитать логику, аргументацию, структуру за тем, что я пытался сделать.

Вопрос: Считаете ли Вы, что трейдеры иначе обрабатывают информацию, не так, как другие люди?

Соломон: Да. я полагаю, мы думаем очень быстро и очень эффективно. Мы привыкли принимать решение незамедлительно, потому что нам приходится это делать. Нам приходится воспринимать и обрабатывать информацию очень быстро. Если мы не можем получить на что–то точный ответ, мы тут же устанавливаем спектр возможностей. И я очень расстраиваюсь, например, если ко мне приезжает друг и я спрашиваю: «Когда ты приезжаешь?», — а мне отвечают: «Не знаю», — потому что я привык к жестким, квалифицированным ответам.

Вопрос: Лично я тоже это ненавижу. Я имею в виду, что я воспитывался в семье, где ты мог ответить «да» или «нет», но где не принято было отвечать «не знаю». Это был просто неприемлемый ответ и иногда, когда его получаешь, расстраиваешься! Трейдеру необходима точность в ответах.

Вопрос: Что биржевая торговля поведала Вам о Вашей личности?

Соломон: Биржевая торговля в разное время поведала мне много обо мне самом, в зависимости от того, как развивалась ситуация. Она научила меня тому, что я могу быть дисциплинированным, что мне не нужно искусственно принуждать себя к чему–то. Тому, что я очень уверен в себе. Часто я могу сложить мозаику несмотря на то, чго некоторых кусочков не хватает, и способен проникнуть вглубь сделки, чего не могут сделать другие трейдеры. Иногда я понимаю, что был очень самонадеян в том, как я что–то делал.

Очень интересно, как биржевая торговля учит нас чему–то о нас самих, тому, что мы совсем не обязательно хотим знать, но информация эта всегда очень инструктивна.

Я всегда думаю о своей биржевой торговле. Я оглядываюсь назад и анализирую, как все шло. почему я принял определенные решения, ТО> я делал с имевшейся у меня информацией, как я взаимодействовал с Другими людьми на рынке и это всегда очень обучающий опыт.

Вопрос: Что, на Ваш взгляд, выделяет Вас среди всех остальных на рынке?

Соломон: Я такой, какой я есть. Это что–то совершенно естественное и инстинктивное. Это не то, о чем я действительно думаю. Когда я вступаю в спор с брокером или дилером о том, как они хотят заключить сделку, я вижу некоторые четкие различия между нами.

Если бы мне пришлось это обобщить, я бы сказал, что думаю диаграммами на основе абстрактной структуры. Другие склонны больше концентрироваться на деталях, на меньшем охвате. Иногда мне кажется, что я смотрю на комнату в целом, в то время как другие подглядывают в замочную скважину.

Вопрос: Вы очень интересно это выразили. А музыка и математика? Они наделяют Вас большей способностью видеть всю комнату и не потеряться, подглядывая в замочную скважину?

Соломон: Безусловно, потому что и математика, и музыка учат структуре и способности видеть структуры. Если взять для примера алгебру и то, как мы приходим к общему решению задач, ее можно широко применять к целому ряду вещей. Так что мы ищем модели и симметрию и от этого можно плясать дальше и применять концепцию к отдельным ситуациям.

Вопрос: А музыка?

Соломон: Музыка тоже говорит о структуре.

Вопрос: Она говорит о структуре, также как математика, но в данном случае мы говорим о музыке. Она ведь рассказывает об абстрактной структуре, не так ли?

Соломон: Как это?

Вопрос: Ну, я имею в виду, что музыка, очевидно, обладает структурной основой, также как математика. Но чтобы по–настоящему понять музыкальную композицию, нужно в некотором роде выйти за пределы структуры отдельного отрывка и дойти до его абстрактной сущности.

Соломон: Что ж, люди часто не видят структуры в музыке. К примеру, мой отец совсем недавно сказал, слушая какие–то сочинения Бетховена: «Боже, это так прекрасно, что я не представляю, как кто–то мог такое сочинить!». На самом деле музыка представляет из себя комбинацию творческой силы, знаете, чего–то необработанного и первичного. Однако в ней есть модель, которой следует композитор. И существуют структура и метод для того, чтобы развить идею музыкальными средствами.

Без структуры музыка казалась бы бесформенной. Это была бы не соната или симфония — это был бы просто хаос!

Вопрос: Но, конечно, именно структура, ключ, если Вы позволите мне так сказать, дает Вам возможность увидеть всю комнату, которая абстрагирует всю структуру.

Соломон: Да. Важный аспект музыки, который мы не затронули, — это ее способность всколыхнуть сильные эмоции, которые на самом деле противоположны успешной биржевой торговле. Нельзя позволять своим эмоциям оказывать влияние на Ваши решения.

Вопрос: Таким образом, когда Вы исполняете сонаты Бетховена во время торговой сессии, это позволяет Вам удовлетворить эти эмоциональные потребности, так что после этого Вы можете подойти к заключению сделок парадоксально, с большей отстраненностью и дисциплинированностью.

Соломон: Определенно. Думаю, я сошел бы с ума, если бы всю свою жизнь проводил перед торговым монитором!

Вопрос: Здорово сидеть за таким инструментом как «Бехштейн», не так ли?

Соломон: Да. У меня всегда была мечта его купить.

Вопрос: У меня тоже.

Соломон: Красивые инструменты. Но, знаете, их не так–то просто найти в Америке.

Вопрос: Не сложнее, чем доход в 297 процентов.

ГЛАВА 5 Полет на спине носорога

Тимоти МакОлифф

Господин МакОлифф является членом Международного денежного рынка. Он является членом и трейдером торгового зала Чикагской товарной биржи с 1982 года.

Вопрос: Что в первую очередь привлекло Вас в торговле на бирже?

Тим: Я, бывало, играл на деньги с другими трейдерами в сквош. Они были членами Чикагской товарной биржи и Чикагской опционной биржи.

Вопрос: Так что Ваше первое знакомство с трейдерами состоялось на корте для игры в теннис от стены?

Тим: Я входил в спортивный клуб, когда впервые начал играть в сквош. Мне просто нравилась игра, а затем однажды старый трейдер, Сэмми Карл, отвел меня в сторонку и сказал: «Тимми, сынок, ты слишком взрослый, чтобы шнуровать свои кроссовки и играть просто так». Так я начал брать 5 долларов за игру и всегда удваивал эту сумму или не получал ничего. В конце концов ставки дошли до 7000 долларов за игру и обе стороны делали большие ставки!

Вопрос: Против трейдеров?

Тим: Трейдеров и брокеров, и если принимать во внимание размеры пари, я играл с очень успешными участниками финансового рынка. На определенном этапе один из трейдеров предложил мне попробовать себя на рынке.

Вопрос: Как Вам удалось из игрока в сквош превратиться в трейдера?

Тим: На самом деле я уехал из Чикаго и сначала подписал контракт, чтобы стать профессиональным игроком в теннис от стены. Через два года я ушел.

Вопрос: Потому что Вы думали, что там платят большие деньги?

Тим: Да и мне нравилась сама игра. Это было в 1977 году. Я подписал контракт с клубом в Майами и переехал туда.

Вопрос: Какое все это имеет отношение к биржевой торговле?

Тим: В несезонное время мой брат Кевин позвонил мне и попросил помочь ему, снабдив ставкой для заключения сделок.

Вопрос: Чем он занимался?

Тим: Он собирался стать брокером на Нью–Йоркской фьючерсной бирже. Кевин хотел, чтобы я переехал туда и работал с ним. Между турнирами у меня было два месяца. Это было сразу после чемпионата страны. Я решил поехать в Нью–Йорк и, примерно, через шесть недель я потерял все деньги, заработанные мной за год игрой в сквош.