Литературно-художественный альманах «Дружба», № 3 - В. Азаров

Оленька рассмеялась. А Зойка уже сорвала с ветки платок, спрятала его в карман юбки и, подсев к Оленьке, спросила:

— Нравится моя Фекла Ферапонтовна? Пойдем ко мне. У меня целый театр. — И, не ожидая согласия Оленьки, схватила ее за руку и потащила на улицу.

Зойка жила, как почти все в Шереметевке, в небольшом глинобитном доме, но полы в нем были не земляные, а деревянные, выкрашенные масляной краской. Так как все взрослые уехали в степь, то Зойка без всяких затруднений превратила низенький круглый стол в подмостки, одеяло с кровати — в ширму, небольшое зальце — в театр, и спектакль начался.

Первой шла пьеса «Ворона и лисица». За ней был сыгран «Храбрый заяц». Если не считать кота, забравшегося на стул, Оленька была единственной зрительницей. Но она так громко смеялась, что с улицы могло показаться, что Зойкин театр переполнен.

А после Зойка предложила Оленьке испробовать свой талант в качестве актрисы кукольного театра. Оленька старалась изо всех сил и, как только могла, повторяла за Зойкой текст пьески о храбром зайце. На одной руке у нее был заяц, на другой лев. Но лев и заяц ее не слушались. Заяц всё время рычал и бросался на льва, а лев трусливо прятался от зайца. Нет, не выйдет из нее кукольницы. Зойка старалась вселить в нее надежду. Надо потренироваться месяц, а то и все два. Это же искусство!

Только после этого Зойка, наконец, сочла возможным приступить к выполнению поручения пионервожатой. И с нежностью, на которую она была способна, заговорила об опытном поле, пионерском долге и закончила тем, что посулила отколотить Егорку Копылова, если он еще хоть раз попытается обидеть Дегтяреву.

Оленьку тронуло участие Зойки. Задиристая, колкая Зойка, оказывается, очень добрая. Да, ради того, чтобы быть вместе с такой подругой, она готова вернуться в юннатовский кружок. Но тут же это непосредственное желание исчезло. Оленька представила себе, как она придет на опытное поле, как Егор Копылов крикнет ей: «Что, пришла, базарница!» — и старая обида вспыхнула в ней с новой, еще большей силой. И чтобы как-то отомстить своему обидчику, она проговорила презрительно и стараясь всем своим видом подчеркнуть свое превосходство над Егорушкой:

— Нечего мне там делать с этим старостой. Подумаешь, опытное поле! Какие-то деляночки!

Даже Зойка, которая не считала себя патриоткой опытного участка, даже она возмутилась. Так вот ты, Дегтярева, какая! Тебе опытное поле — не поле, а какие-то деляночки! Хороша пионерка, нечего сказать! — Она схватила куклу, надела ее на руку, и Оленьке показалось, что не Зойка, а Фекла Ферапонтовна прокричала ей с возмущением и презрением:

— И копайся у себя на огороде!

Оленька вернулась домой расстроенная. Обедала нехотя. Даже любимый борщ, приправленный перцем и баклажанами, показался безвкусным. А после обеда вышла на крыльцо и, задумчивая, грустная, присела на ступеньку. Ее не тянуло ни в сад, ни на огород. Ей хотелось сделать что-нибудь такое, чтобы унизить Егора Копылова, показать всем, что она настоящий юннат. Не мириться она будет с ним, а воевать! И она ему еще покажет. Но сколько Оленька ни думала, ничего придумать не могла. И от сознания своего бессилия она готова была заплакать.

Но тут же решительно поднялась и пошла на огород, где мать, готовясь к завтрашнему базару, связывала петрушку, морковь, укроп. Оленька подбежала к ней и взволнованно сказала:

— Мама, оставь мне этот участок.

— Какой участок? — Анисья не могла понять, чего от нее хочет дочь.

— Из-под капусты.

— Да постой, там ведь ничего нет, одни кочерыжки…

— Кочерыги и оставь. Не выкапывай их.

— Вот чудачка! А зачем они тебе?

— Я второй урожай выращу. Еще кочаны будут.

— Еще? — Анисья недоверчиво посмотрела на дочь. Так ли она ее поняла? На кочерыгах, оставшихся после срезки кочанов, снова вырастут кочаны? Но Оленька говорила так уверенно, что Анисья улыбнулась и сказала.

— Бери, доченька. Что хочешь бери!

В тот же день Оленька окучила, полила водой и подкормила минеральными удобрениями все капустные кочерыжки. Она работала с ожесточением. Посмотрим, чья возьмет! Ишь, выдумал живую землю! Она была зла, как никогда.

Оленька быстро привыкла к степной жаре, а сад у дома в какой-то мере восполнял отсутствие леса. Но речная шереметевская вода не могла ей заменить холодную, прозрачную воду ладожских колодезных ключей.

Река огибала Шереметевку с двух сторон. Выше всех находилась быстрина, оттуда полагалось возить воду для питья; пониже — лодочная станция и песчаная отмель — место для купанья; еще ниже — мостки для полоскания белья и, наконец, за околицей, где река делала крутой по ворот, конский водопой.

Каждый день Оленька ходила за водой на речку к старой иве. Она сделала одно открытие. Если воду взять рано утром, то она дольше сохраняет свою прохладу. Но приятнее всего было пить прямо из реки, ощущая холодное прикосновение воды к губам, подбородку и самому кончику носа и видя покачивающееся в зеркальной глади свое лицо и кусочки голубого неба, обложенные ватой белых летних облаков.

Там, на речке, Оленька встретилась с Колькой Камышом. Он сидел под ивой и ловил удочкой рыбу. От воды тянуло утренней свежестью, пахло травой, сама вода стояла неподвижная, еще не тронутая ветерком. То здесь, то там проклевывалась мелкая рыбешка, и по воде ходили круги, казалось, что кто-то бросал в речку маленькие камушки.

Они разговорились. Узнав, что Оленька — дочь Анисьи Олейниковой, Камыш сказал:

— И зря ты нашлась.

— Почему?

— А что хорошего дома? То сделай, этого не делай! Я бы на твоем месте жил бы да жил один! Да еще в Ладоге! Сама говоришь, леса там. Хорошо, наверное, в лесу. Ходи и никому не подчиняйся.

Колька Камыш держал голубятню. Она помещалась на чердаке, и Оленька, забравшись на крышу, любила наблюдать за полетом голубей.

Они шли по кругу, и там, в вышине, кувыркались, падали на крыло, словно ныряя в золотой, солнечный поток. И часто, сидя на крыше, она слышала, как вдруг в доме, ни с того, ни с сего начинает ругаться мать Кольки. Кому только от нее не доставалось! Председателю за то, что ястребы унесли с птичника пять цыплят; бригадиру — еще не передал в контору табель трудодней; попадало даже продавщице разъездного ларька, привезшей в степь недостаточно холодный лимонад. Колькина мать говорила громко, быстро, и слова вылетали у нее изо рта короткими очередями. Как правило, ее речи кончались тем, что она выбегала во двор и набрасывалась на сына:

— По крышам голубей гоняешь? Лодырь, дармоед непутевый! Дожила Лукерья, лихорадка тебя затряси!

И, обругав самое себя, бросалась преследовать забравшихся в огород кур.

Оленька подружилась с Камышом. Он расспрашивал ее о ладожских лесах, мог без конца слушать ее рассказы о лесных чащобах и как бы возвращал ее в далекую, родную Ладогу. Но вскоре ей наскучила дружба с ним. На реке, не спуская глаз с поплавка удочки, он больше молчал, а дома, гоняя голубей, всё время торчал на крыше. Оленьке не хватало Егорушки, Володи и даже Зойки. Она не прочь была бы помириться с Егорушкой, жалела, что так неосторожно оттолкнула от себя Зойку, с удовольствием спела бы с Володей, хотя он нот не знает и не так легко подладиться под его аккомпанемент. В конце концов, вероятно, примирение так или иначе состоялось бы, если бы не случай, который еще больше отдалил Оленьку от ее недавних друзей.

Однажды ранним утром Оленька пошла по воду. Недалеко от старой ивы Колька Камыш ловил рыбу. Оленька зачерпнула ведра, подхватила их коромыслом и уже собралась идти обратно, как увидела Егорушку, Володю и Зойку. Они шли вдоль берега на овощное поле. Неожиданно Егорка и его друзья свернули на ведущую к реке тропинку и подошли к Камышу. Чтобы не быть замеченной, Оленька спряталась за иву и оттуда наблюдала за ребятами. Она не слыхала, о чем они говорили, но вскоре убедилась, что между Камышом и Егорушкой завязалась та самая беседа, после которой им ничего не оставалось, как в виде последнего доказательства пустить в ход кулаки.

И в первую минуту ее сочувствие было на стороне Егорушки. Долговязый Колька Камыш, конечно, сильнее его. Но когда на помощь Егорушке бросился Володя, а за ним и Зойка и втроем они стали теснить Камыша, ее сочувствие перешло на его сторону, и она решила вмешаться в неравный бой трех против одного. Схватив коромысло, Оленька рванулась на защиту рыболова. Ее нападение было так неожиданно, что сначала вызвало растерянность во вражеском стане, а потом заставило Егорку, Володю и Зойку изменить тактику боя. Хорошо поняв, что с голыми руками против коромысла не пойдешь, они отступили в глубь берега, и повели оттуда беглый обстрел камнями. Оленька и Камыш ответили им тем же. Бросать камни сверху было удобнее, да и боеприпасов там было больше, а потому Оленьке и Камышу пришлось отступить под защиту ивы. Тогда Егорушка и его друзья с воинственным кличем пошли в атаку. И в тот момент, когда Оленьке и Камышу уже ничего не оставалось, как спасаться от каменного дождя бегством, произошло чудо. Атакующие повернули назад и в панике побежали со всех ног в степь.