Дитя камней - Пол Макоули

Но не в Калиостро — он распылил бы их в одно мгновение, а в Донни Халливела.

Они врезались в громадину и прилипли, покрыв его трещащими искрами паники и отвращения, которые в одно мгновения напрочь сожгли безмятежность его транса. Его лицо просветлело, он повернулся к Калиостро, поднял свой маленький черный пистолет и выстрелил в него, а потом выстрелил и еще раз, когда тот дернулся вперед с залитым кровью лицом. Когда оба выстрела отразились эхом от кирпичной стены по другую сторону канала, упавшее ничком тело Калиостро на мгновение расплылось, словно фотография с двойной экспозицией, но в тот момент, когда дух, вырвавшийся их него в секунду жестокой насильственной смерти, начал подниматься вверх, из канала выхлестнулась гибкая белая змея, широко распахнула челюсти и прижала его к земле. Миранда пронзительно вскрикнула, и что-то массивное и быстрое, как поезд-экспресс, пронеслось над моей головой и врезалось в древнего ревенанта. Он взорвался, словно снежная баба от прямого попадания гаубичного снаряда. В одно мгновение тысячи фрагментов понеслись во всех направлениях над спокойными черными водами канала, а потом истаяли дымом в воздухе и пропали.

Миранда упала на колени. Красная кровь хлынула у нее из носа, ужасно яркая на фоне белой кожи. Она стерла ее тыльной стороной ладони, увидела, что я смотрю на нее, и сказала:

— Тварь достала его. Я видела. Она сожрала его душу.

— Она сожрала дух, который он отбросил в момент смерти. Если и существует такая вещь, как душа, то я еще не видел ни одной.

Донни Халливел сказал:

— Я не понимаю, о чем вы тут оба толкуете. И не хочу понимать. Скажите только, он хотел вас убить?

— Что-то в этом роде, — ответил я. Моя нога уже довольно сильно болела, распухла и ныла до самой кости. Штанина намокла от крови. В ботинок тоже налилась кровь.

Донни Халливел сунул пистолет в карман пиджака. Рука его так сильно тряслась, что он попал только с третьей попытки.

— Он заставил меня стрелять в вас, — сказал он.

— Я знаю.

— Это была не моя мысль. Я ничего такого и не думал. Я даже не понимаю, где я сейчас. Последнее, что я ясно помню, это как открываю ему дверь. А потом все словно куда-то ушло. Было похоже, что я сижу у себя в затылке, наблюдая, что происходит на очень маленьком телевизоре.

— Он загипнотизировал вас, — сказал я.

— Где Райнер?

— Он помог мне, а потом я отослал его домой.

— Он так обрадовался, когда этот тип написал ему что-то об этих его глупых книгах. Он слишком верит людям. Вы уверены, что он в порядке? В какой-то момент мне казалось, что я колю ему какую-то наркоту.

— Я дал ему адрес человека, который сможет ему помочь, — сказал я.

— Мне бы лучше пойти и посмотреть, как он там, — сказал Донни Халливел. — Он не слишком хорошо управляется сам по себе.

— Конечно, — сказал я и почувствовал облегчение, когда громадина продралась сквозь колючую зеленую изгородь.

Миранда вздрогнула раз, другой, потом вся задрожала и сказала:

— Я думала, он прикончит нас.

— Я тоже так думал. Твой мобильник работает?

— Конечно. Я вызову скорую.

— В этом нет необходимости, — сказал я и дал ей телефонный номер симпатизирующего мне врача. Когда она позвонила, я сказал, чтобы она открыла портфель и принесла мне книгу.

Она отводила глаза, вручая ее мне. Это был тяжелый том ин-кварто, переплетенный в шкуру нерожденного теленка, потемневшую от возраста и приобретшую неровный цвет масла. Страницы были из качественной льняной бумаги. Я провел пальцами по сложному узлу, тисненному на коже переплета под напечатанным золотом заголовком.

— После смерти родителей мне было важно воссоздать их библиотеку. Это последний том, что бы мне нужен, самый редкий и самый дорогой. Ты не поверишь мне, когда я скажу, сколько я заплатил за него, — сказал я и швырнул книгу в канал.

Раздался тот еще всплеск.

— Вы сумасшедший, — сказала Миранда.

— Мне следовало сделать это довольно давно. Наш мертвый друг в одном был прав: времена меняются. И настало время уйти от прошлого. А теперь, не будешь ли ты так любезна и не срежешь ли ветку с бузины?

— Что вы собираетесь делать? Пронзить его сердце?

— Калиостро не был вампиром. Но я не хочу, чтобы доктор Барроу нашел нас здесь, рядом с трупом. Если я хочу доковылять до дороги, то мне нужен костыль.

— А потом?

— Потом доктор Барроу заберет меня в свой дом, обработает рану, и я смогу соорудить историю для полиции.

— А что будет со мной?

— Полиция захочет поговорить с тобой о твоем отце, но я могу поручиться за тебя.

— Он насиловал меня, — сказала она откровенно и просто. — Когда мама сбежала, он каждую ночь приходил в мою комнату и насиловал меня.

— А когда ты смогла, то в свой черед обратила насилие на него. Я понимаю. Но разрушая его таким способом, посвятив свою жизнь его наказанию, ты одновременно разрушаешь саму себя.

— Я хотела убить его, — сказала она. — Но не хотела, чтобы его дух гонялся за мной. Я иногда вижу духов, но ничего не могу с ними сделать.

— Ты очень хорошо справилась с любимчиком Калиостро.

— Меня заметут, да?

— До сих пор у меня никогда не было учеников, Миранда. Я жил уединенной жизнью с тех самых пор, как приехал в Лондон. Прошлой ночью ты сказала, что у меня нет настоящих друзей, потому что я никого не подпускаю к себе близко. И ты была права. Но времена изменились гораздо больше, чем я думал, когда впервые стал ночами разгуливать по улицам. Ты обладаешь могущественным даром, и я могу научить тебя, как пользоваться им, если ты мне это позволишь. Но я должен предупредить тебя, что это будет трудная тропа.

— Учите меня.

Она произнесла это с внезапной, резкой, обнаженной страстью, и в это мгновение я впервые уловил очертания реальной Миранды, того человеческого существа, что пряталось за угрюмой маской многоопытного ребенка, воспитанного на камнях города.

— Учите меня, — сказала она, — учите меня всему.