Скажи мне все - Линда Ховард

Хозяин кабинета тяжело вздохнул. Кто знает, что у этого Витлоу было на уме, когда он грозился обнародовать записи? Человек он психически неуравновешенный, непредсказуемый… Вел сомнительный, надо прямо сказать, антиобщественный образ жизни, бродяжничал, не имел собственного угла. Возможно, ему было наплевать на то, как сложится его судьба после того, как он предаст огласке содержимое тетради. По сути, его жизнь не удалась, ему было наплевать на то, что с ним станется. Он ничем не дорожил, потому что у него ничего не было: ни репутации, ни социального статуса, ни семьи.

— Я уверен, Витлоу держал тетрадь не в арендованном сейфе, — высказал предположение его собеседник, которого звали Хейс. — Где угодно, но только не там.

Хейс был грузный, коренастый мужчина средних лет, с маловыразительной внешностью. Единственное, что выделялось на его лице, — это глаза: острые, проницательные, словно видящие собеседника насквозь.

— А почему ты так уверен, что Витлоу не хранил документы в сейфе?

— Потому что он постоянно переезжал с места на место, колесил по стране. Он ведь грозился в любой момент предать огласке содержимое тетради, значит, она должна была находиться у него под рукой. Не помчится же он за ней из одного штата в другой? Да у него и денег-то, похоже, не было. Знаете, мне кажется, что он отдал на хранение тетрадь кому-нибудь, кто вызывал у него доверие. Например, членам своей семьи.

Хозяин кабинета отрицательно покачал головой.

— Насколько мне известно, он давно бросил свою семью, — сказал он, и на его лице появилось осуждающее выражение. Он не одобрял людей, пренебрегающих семейными обязанностями и не ценящих кровные узы. — Витлоу оставил жену и маленькую дочь чуть ли не двадцать лет назад.

— А где они в то время жили? — быстро спросил Хейс.

— Где-то в Западной Виргинии, но потом, кажется, переехали. Говорили, будто бы несколько лет назад они переселились в Огайо. Но я не наводил справок.

— Я уверен, Декстер Витлоу знал их новый адрес в Огайо! — воскликнул Хейс. — Может быть, даже и навещал их. Наверняка перед тем, как начать вас шантажировать, Витлоу отдал тетрадь жене и дочери. В нужный момент он мог прийти забрать ее или попросить членов семьи прислать ему тетрадь по почте.

Хозяин кабинета оживился, отошел от окна и снова сел в кожаное кресло.

— Точно, Хейс. Теперь надо установить, где его семья. Может, через страховые полисы, проверить по данным об уплате налогов… Но только осторожно, не через официальные каналы. Как бы не наследить!

Хейс кивнул, мысленно усмехнувшись глупым речам своего босса. Разумеется, он не полезет напролом.

— Достаньте мне их имена и даты рождения, и я очень скоро добуду всю необходимую информацию, — сказал он. — Будьте уверены, я не наслежу!

— Надеюсь! — отозвался хозяин кабинета. — Только сам, без меня, ничего не предпринимай. Я вовсе не хочу, чтобы две ни в чем не повинные женщины были убиты.

Хейс кивнул, попрощался и ушел, а сенатор Стивен Лейк решил, что после трудного напряженного разговора не мешало бы отдохнуть. Он поднялся из-за стола, вышел из кабинета и направился к лестнице, ведущей на второй этаж.

Медленно поднимаясь по лестнице, устланной толстым пушистым ковром, он ласково поглаживал рукой гладкие, приятные на ощупь перила из черного дерева и вдыхал чудесные ароматы цветов и свежескошенной травы, доносившиеся через открытое окно. Ему нравилось, как садовники ухаживают за его большим роскошным садом, и он всячески поощрял их труды. Что может быть лучше запахов прекрасных цветов, вида аккуратно подстриженных кустарников и сочной зеленой травы, устилающей землю сплошным мягким ковром? Сенатор Стивен Лейк очень любил свой сад и обожал свой дом.

С самого раннего детства, как только научился ходить, и по сегодняшний день, когда стал взрослым, зрелым мужчиной, он не переставал восхищаться красотой своего жилища, его основательностью, указывающими на высокое общественное положение хозяев, уютом, тщательной продуманностью планировки. Он любил вспоминать, как отец, возвращаясь вечером с работы, ласково поглаживал прохладные стены, облицованные изысканными сортами мрамора и свидетельствовавшие о богатстве и значительности положения обитателей дома. Стивен вместе с ним любовался огромной помпезной хрустальной люстрой, висевшей под потолком в холле, восхищался присланной из Европы прекрасной удобной дорогой мебелью, сделанной вручную, по индивидуальному заказу, и наслаждался изысканными коврами, в которых ноги утопали, словно в морском песке.

Он часто и подолгу разглядывал картины в золоченых рамах, любил наблюдать из окна за садом, вспоминая, как он вместе со своим старшим братом Уильямом часами носился там, изображая индейцев, играл в ковбоев, стреляя из игрушечного оружия в невидимых врагов. Потом, усталые и разгоряченные, они прибегали в дом. В жаркие летние дни они с Уильямом пили прохладный лимонад, а зимой после долгих прогулок и игр на снегу согревались горячим шоколадом.

Стивену всегда нравилось, вернувшись с улицы, вдыхать несильный, чуть терпкий аромат дорогих отцовских сигар, витавший в комнатах. Этот запах тоже свидетельствовал о богатстве, влиятельности, могуществе хозяина дома. Помнил Стивен и тонкий, нежный, еле уловимый запах духов матери. Он чувствовал его, когда мать обнимала их с Уильямом, крепко прижимая к себе и целуя в щеки.

«Мои дорогие, ненаглядные принцы», — ласково шептала она им.

Мать горячо любила сыновей просто потому, что они — ее дети. Отец же был другим. Строгим, серьезным, скупым на похвалу. Стивену не всегда удавалось завоевать его расположение, поймать внимательный взгляд, услышать одобряющее слово. Уильяму, казалось, было легче общаться с отцом. Старший брат всегда выглядел ответственным, умным, принципиальным, более естественным, открытым, чем Стивен.

Стивен рос застенчивым, немногословным мальчиком, он не был так уверен в себе, как старший брат. Наверное, отец любил Уильяма больше, чем его. Впрочем, конечно же, нет, отец относился к ним обоим хорошо, но выделял все-таки старшего брата. «Еще бы, — думал Стивен, — ведь Уильям — старший сын, наследник, продолжатель дела отца. Отец надеется на него, считает его достойным преемником».

Стивен с раннего детства мечтал походить на отца и был одержим идеей заставить отца гордиться им. Гордиться искренне, от всей души, хвастаться младшим сыном перед родными и друзьями, обращаться к нему за советами, просить о помощи. Однако отца не так-то легко было обмануть мнимыми заслугами. Стивен с детства помнил, как даже слегка нахмуренные брови отца или его строгий взгляд заставляли многих людей трепетать и испытывать страх.