Крушение империи - Михаил Родзянко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Государь, видимо, все время волновался. Он брал одну за другой папиросы и опять бросал.
Тогда я решил подойти с другой стороны и убедить государя, что Распутин обманщик. Я показал ему фотографию Распутина с наперсным крестом.
— Вы видите, ваше величество, Распутин не иерарх; он здесь изображен как бы священником.
Государь на это сказал:
— Да, уж это слишком. Он не имеет права надевать наперсный крест.
— Ваше величество, это кощунство. Он, невежественный мужик, не может надевать клобук и, кроме того, это дается, при священстве. Вот другая фотография — «хлыстовский корабль», эта фотография была в «Огоньке», ее видела вся Россия. Вот Распутин, окруженный молодыми девушками, а вот и мальчики, он среди них. Вот Распутин с двумя молодыми людьми: они держат доску и на ней текст хлыстовский, а у Распутина в руках икона божьей матери хлыстовская. Корабль, ведущий к повальному греху.
— Что это такое? — спросил государь.
— Прочитайте брошюру Новоселова, которую я вам представлю. Вот его фотография, где Распутин с двумя женщинами и подписано: «Путь, ведущий к спасению». Ведь, это соблазн. А запрещение писать о нем невольно возбуждает мысль, что царь покровитель хлыстов. А если вспыхнет война? Где же престиж царской власти? Многие лица, близко стоящие ко Двору, называются как приверженцы Распутина. Слухи о том, что высшее общество подпало влиянию Распутина, как хлыста, дает повод пренебрежительно относиться к этому обществу — это унижает общество, унижает Двор. Несмотря на запрещение писать о нем, слухи и толки о Распутине с жадностью перепечатываются в провинциальных газетах.
— Читали ли вы доклад Столыпина? — спросил меня государь.
— Нет, я знал о нем, но не читал.
— Я ему отказал, — сказал государь.
— Жаль, — ответил я, — всего этого не было бы. Ваше величество, вы меня видите крайне взволнованным, мне тяжело было говорить вам жестокую истину. Я молчать не мог, не мог скрывать опасности положения и возможности страшных последствий. Я верю, что господь поставил меня посредником между царем и представителями народа, собранными по его державной воле, и мой долг русского и верноподданного сказать вам, государь: враги хотят расшатать трон и церковь и замарать дорогое для нас имя царя. Я всегда помню слова присяги: «О всяком же вреде и убытке его величеству своевременно извещать и предотвращать тщатися». Умоляю вас во имя всего святого для вас, России, для счастья вашего наследства прогоните от себя грязного проходимца, рассейте мрачные опасения верных трону людей…
— Его теперь здесь нет, — произнес государь.
— Позвольте мне всем говорить, что он не вернется?
Государь помолчал немного и сказал:
— Нет, я не могу вам этого обещать — вашим же словам верю вполне.
— Верите ли вы, государь, что возбудившие запрос были движимы самыми верноподданническими чувствами и преданностью к престолу, что их побудили к тому те же чувства, которые заставили и меня вам докладывать?
— В вашем докладе я чувствовал искренность и верю Думе, потому что верю вам.
Мне хотелось узнать, остался ли доволен государь моим докладом.
— Ваше величество, — сказал я, — я шел сюда, готовый понести кару в случае, если бы я имел несчастье разгневать ваше величество. Если я превысил свои полномочия, скажите слово, и я сниму с себя звание председателя Г. Думы. Я думал исполнить свой долг. Я считал своей прямой обязанностью довести все до вашего сведения. Видя, какое волнение вызывает это дело в Думе, я не мог молчать своему государю.
— Я вас благодарю. Вы поступили, как честный человек, как верноподданный.
— Ваше величество, позвольте мне просить у вас, в знак особой милости ко мне, счастья быть представленным наследнику цесаревичу.
— Разве вы его не знаете?
— Я никогда его не видал.
Государь велел позвать наследника, и я представился ему как «самый большой и толстый человек в России», чем вызвал его веселый смех. На мой вопрос, удачен ли был накануне сбор в пользу «колоса ржи» — этот удивительно симпатичный ребенок весь просиял и сказал: «Да, я один собрал пятьдесят рублей, это очень много».
Государь с доброй улыбкой смотрел на сына и добавил:
— Он целый день не расставался со своей кружкой.
Здесь государь встал и, протянув руку, сказал:
— До свидания, Михаил Владимирович.
И когда уходил, услышал громкий шопот наследника: «Кто это?» и ответ государя: «Председатель Думы».
Наследник выбежал за мной в переднюю и все время смотрел в стеклянную дверь. «Не простудитесь, — сказал я ему, — здесь дует». Он закричал: «Нет, нет, ничего». Рядом появился улыбающийся Деревенько, и я обратил внимание на всех, выстроенных в шеренгу лакеев, солдат и казаков. С какой любовью они смотрели на наследника.
Характерно, что старший камердинер государя Чемодуров, провожая меня, сказал: «Ваше превосходительство, вы бы почаще приезжали к нам. У нас мало кто бывает, и мы ничего нового не знаем».
Я был растроган доверием к себе и терпением, с каким я был выслушан до конца, особенно после всех предупреждений: «Он не будет слушать, он заупрямится, он рассердится и т. д.».
Когда я вернулся домой, у меня произошел интересный разговор с управляющим собственной его величества канцелярией А. С. Танеевым в телефон:
— Михаил Владимирович, скажите мне, отчего меня хотят видеть два члена Думы?
— Не могу вам сказать, ничего от них не слышал.
— Я боюсь, что они по поводу Григория.
— Какого Григория?
— Да вы знаете… Григория (заикаясь) Распутина.
— Что общего между вами и Распутиным, какая связь?
— Так знаете… Я думал…
— Рад, что вы сами признаете, что с вами есть причина говорить об этом мерзком хлысте. Я вам скажу, что если вы честный человек, вы должны его убрать из Царского — и вы знаете как.
— Я ничего не знаю.
— Нет, вы знаете, и если не исполните своего долга честного человека, вся ненависть России падет на вашу голову. Ваше имя все связывают с проклятием России — Распутиным.
— (Издает какие-то звуки…). До свидания…
В тот же вечер я поехал в Думу и был моментально окружен депутатами, которым в кратких словах сообщил содержание доклада и о милостивом ко мне отношении государя. На всех мой рассказ произвел хорошее впечатление. Самым близким же я передал все дословно.
28 февраля утром мне из Царского Села позвонил по телефону дворцовый комендант генерал-адъютант В. Н. Дедюлин и просил заехать к нему на городскую квартиру его. С Дедюлиным мы были старые школьные товарищи и друзья, почему разговор наш носил интимный характер.