Гора из черного стекла - Тэд Уильямс

Она оглянулась, ожидая вопросов, но Рени и остальные слишком долго ждали ее историю, чтобы перебивать. Флоримель пожала плечами и тут же продолжила:

— Для моей мамы край настал тогда, когда ее муж был убит во время бунта, — так объявили власти. Но на самом деле это была попытка спровоцировать и посадить в тюрьму недовольных властями, и мама сбежала из Мюнхена в долину Эльзаса, в Черный лес. Возможно, вы не помните имя Мариуса Трогота — он давно умер. Он был учителем, целителем и, как мне кажется, мистиком. Он стал знаменит благодаря волне суеверий, прокатившейся в конце прошлого века. Трогот купил последний участок старого леса, приватизированного правительством Рейцлера, и основал приют, который назвал Убежищем Гармонии.

— А это не… не помню название?.. — Рени попыталась вспомнить репортажи новостей. — Это не религия Социальной Гармонии?

Флоримель отрицательно покачала головой.

— Нет, совсем нет. Один из первых учеников Трогота отошел от него и организовал Армию Социальной Гармонии в Америке, но мы от них сильно отличались, можешь мне поверить, хотя многие называли и Убежище Гармонии религиозным культом. Неважно, как это назвать: культ, коммуна, социальный эксперимент. Моя мама принадлежала к обращенным. Она примкнула к ним, когда мне было всего несколько лет, отдав то немногое, что имела, за койку в бараке и место у ног доктора Трогота.

Несмотря на диету, состоявшую только из сырых овощей и растительной пищи, Трогот прожил там только несколько лет и умер в восьмидесятилетнем возрасте. Убежище Гармонии не свернулось и не распалось. Несколько его помощников поддерживали приют. Они периодически меняли философию, иногда на очень экстремальную. Какое-то время, когда мне было лет двенадцать, жители лагеря выступили с оружием против намерения правительства начать наступление на демократию. А в другой раз наиболее мистически настроенные члены пытались передать послание звездам. Но в основном все оставалось таким же, как при докторе Троготе. Для меня это был просто дом. Мы, дети, ели, спали вместе, вместе пели песни. Наши родители тоже жили коммуной. Но дети и родители редко бывали вместе. Детей учили, особый упор делался на философию, науку о здоровье и религию. Поэтому неудивительно, что я заинтересовалась медициной. Правда, удивительно, что Фонд Убежища Гармонии на свои деньги послал меня учиться в университет во Фрайбург. Дело в том, что люди в Убежище не доверяли докторам со стороны и традиционной медицине, и в те времена только одна медсестра оказывала медицинскую помощь почти двум сотням жителей.

Я не стану утомлять вас рассказами, как изменили меня университетские годы. Я оказалась среди молодых людей, которые не называли свою маму «сестра во Христе», которые спали в собственных кроватях в собственной комнате, и они казались мне людьми из другого мира. Конечно, я стала по-другому оценивать свое воспитание, стала более критичной к тому, чему меня учили в Убежище Гармонии, и стала меньше принимать идеи доктора Мариуса Трогота. Возможно, вам покажется странным, что после окончания университета я вернулась домой. Хотя у меня не было официальной медицинской степени, моих знаний было достаточно, чтобы стать главным медицинским авторитетом в Убежище.

Я считаю, что должна вам кое-что объяснить, иначе вы можете неправильно меня понять, как иногда бывает. Нельзя не признать, что идеи Трогота, в основном, были ерундой, и люди, которых привлекла в коммуну его доктрина, в основном, были из тех, кто не имел ни сил, ни возможностей участвовать в великой коммерческой битве за пределами Убежища. Но разве это лишало их права на жизнь? Если они были неумны, доверчивы или просто устали карабкаться по лестнице, на которой они столько раз спотыкались, разве это значит, что они ничего не стоили?

Моя мама принадлежала к таким людям. Она решила уйти от социальной борьбы, но не хотела заменять ее буржуазными ценностями. Все, чего она хотела, — это иметь постель, безопасное место, где можно воспитывать дочь, и общество людей, которые не обвиняют ее в невежестве или бесхребетности за то, что она боится выйти на улицу и швырять камни в полицию.

Люди Убежища Гармонии были моей большой семьей. Они многого боялись, но если обычно страх озлобляет, то они не дошли до этой грани. Тогда еще не дошли. Итак, после университета я занялась практикой, и хотя я больше не принимала слепо основные верования Убежища Гармонии, я не испытывала угрызений совести, помогая этим людям. И я делала их жизнь лучше, к тому же быстро. Мне повезло в университете с подругой, ее отец руководил крупной медицинской компанией, по его настоянию и к моему большому удивлению, компания пожертвовала нам кое-какое современное оборудование.

— Послушайте, — хмыкнула она. — Я что-то долго добираюсь до сути. Я начала рассказывать вам всю свою жизнь в Убежище Гармонии, потому что так вы узнаете меня лучше. Я хочу только добавить, что моя мама научилась у доктора Трогота и на собственном опыте в Мюнхене бояться современных средств связи, нереальных миров, то есть Сети. В университете я стала свободно пользоваться Сетью, но страх остался. Сеть была противоположностью тому миру, который меня учили чтить: воспринимаемому, осязаемому, живому. Когда я поняла, что иду наперекор учению Мариуса Трогота, я стала бороться со страхами, я проводила в Сети столько же времени, сколько и большинство студентов, кроме самых больших энтузиастов. Когда я вернулась в Убежище, у меня была стычка с Советом: я угрожала уйти совсем, если мне не позволят иметь хотя бы одну линию с пропускной способностью, годной не только для голоса. Я заявила, что не могу их лечить без такой линии, что было только частью правды. Мой шантаж сработал.

Таким образом, я принесла в Убежище Гармонии Сеть. Никто, кроме меня, ею не пользовался, и Совет успокоился. В конце концов все забылось, хотя мне пришлось расплачиваться за удовольствие, и недешево. Когда стало проходить чувство новизны, я стала пользоваться Сетью лишь от случая к случаю. Я поддерживала связь кое с кем из моих университетских друзей. Старалась быть в курсе последних медицинских новостей. Очень редко я просто бродила по Сети — моя работа отнимала много времени. Во многом я была оторвана от современного мира, как ты, !Ксаббу на твоей Окаванго. Мою жизнь изменили мой ребенок и мужчина по имени Анико Берг.

Моя мама погибла от несчастного случая — как и твоя, Рени. Это случилось зимой, двенадцать лет назад. Обогреватель в домике, где она жила в Убежище Гармонии с несколькими другими старушками, сломался, и все задохнулись. Это не самая страшная смерть. Но после этого случая я стала чувствовать, что коммуна — не совсем семья. Когда не стало мамы, я ощутила недостаток человеческих отношений с миром, даже с самой собой, если так можно выразиться.