Костотряс - Прист Чери

Покинув приют, Брайар под моросящим дождем зашагала прочь, в темноту. Хотелось кричать, но ходьба отнимала все силы. Тревога и злость вымотали ее. Она пыталась убедить себя, что Зик не ушел неподготовленным.

Он ведь не просто перебрался через стену и брякнулся в центре района, кишащего неприкаянными мертвяками и бродячими шайками бандитов. Он принял меры предосторожности. Взял с собой все необходимое. Зачем же тогда думать, будто у него что-то не получится? Маски хватит на десять часов, и если он не отыщет укрытия, то повернет назад. Не дурак же он, чтоб оставаться там. Раз сумел пробраться туда, то и обратно сумеет.

Он воспользовался входом, притаившимся у самого океана, близ сточных колодцев. Туннель был почти незаметен за обветренными скалами, защищавшими отводной канал от натиска прибоя. Брайар никогда и в голову не приходило, что через водосливные сети все еще можно проникнуть в центр города, расположенный куда как выше. Прежде они составляли часть городских катакомб; когда те обрушились, власти на всякий случай поставили на входе ворота. Однако Ректор утверждал, что выжившие расчистили завалы, оставшиеся после разрушительной прогулки Костотряса, а совладать с воротами оказалось легче, чем думается.

Десять часов истекали примерно в девять вечера.

Брайар решила переждать до той поры. Домой идти неразумно — там она лишь умает себя беспокойством. Отправляться за сыном тоже не стоит… пока еще не стоит. Есть немалая вероятность, что они с ним разминутся: она только-только вошла, а он уже вышел… И по-прежнему непонятно, что с ним сталось.

Да, Ректор прав. Нужно потерпеть. Так или иначе, ждать придется недолго — каких-то несколько часов.

То есть целая уйма времени на то, чтобы дотопать до противоположного берега бухты. Там, за нагромождениями камней, за намытыми приливом озерцами, где вода доходит до колена, за рваными зубцами утесов, скрывается заброшенная канализационная система.

Ночь выдалась ненастная, но Брайар с утра была одета по погоде, а толщины ботинок как раз хватало, чтобы и ноги уберечь, и прощупывать дорогу между камнями. Прилив кончился — и слава богу, — но ветер задувал с океана водяные брызги. Она вымокла почти насквозь, но наконец последний участок взморья, щедро усыпанный камнями и песком, остался позади, и ее взгляду предстали облепленные водорослями механизмы, которые некогда опускали трубы в океан и поднимали обратно.

И вот там-то, занесенное наполовину гравием, ракушками и плавником, виднелось округлое кирпичное жерло туннеля, пронзившего землю под городскими улицами.

Выбеленная океаном и дождем, изъеденная бурями и истерзанная волнами, кладка обветшала до крайности. Казалось, все могло обрушиться от единственного прикосновения, но, когда Брайар надавила на стену рукой, кирпич не поддался.

Пригнув голову на входе, она нырнула в туннель и с фонарем наготове двинулась вглубь. Керосина у Брайар было на много часов вперед, и остаться в темноте ей не грозило, если с потолка не будет лить, а светильник не окажется в луже. Однако в черном как уголь мраке, сковавшем чрево трубы, фитиль горел слабо и тускло. Круг света не расползался и до нескольких футов.

Брайар старательно напрягала слух, силясь уловить хоть что-то новое на фоне прибоя, нерешительно набегавшего и отступавшего, и нескончаемого треньканья дождевых капель, проскальзывающих сквозь дыры в потолке.

Так близко к городу она не подбиралась с рождения Зика.

Какова длина трубы? Самое большее полмили, хотя тому, кто согнулся в три погибели и карабкается невесть куда в потемках, дорога покажется гораздо длиннее и утомительнее. Брайар попыталась представить сына с фонарем и револьвером. Стал бы он доставать оружие? Или оставил бы в кобуре?

Да сумеет ли он вообще им воспользоваться, если до такого дойдет?

Она в этом сомневалась. Так что, по-видимому, револьвер предназначался для обмена. Умно, ничего не скажешь. Когда твой дед народный герой, его одежда, личные вещи и тому подобные мелочи обретают достаточную ценность, чтобы за них с тобой делились кое-какими сведениями.

Вскоре ей попался участок, заросший более или менее сухим мхом. Там она и уселась. Расчистив небольшое пространство, Брайар пристроила в ямке фонарь и убедилась, что он стоит прочно. Тогда она привалилась к стене, стараясь не замечать промозглой сырости, пробиравшей даже через пальто. И несмотря на все ее страхи, на злость и на холод, на беспокойство, острое до боли, Брайар забылась дремотой, полной тревожных сновидений.

И вдруг наступило пробуждение. Резкое и грубое.

Ее голова дернулась, и затылок встретился с кладкой.

Она была ошарашена и растеряна, поскольку не помнила, как уснула, и толчок, вырвавший ее из сна, стал неожиданностью вдвойне. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы вспомнить, где она и почему, и еще несколько — чтобы понять, что мир вокруг нее сотрясает дрожь. От стены отделился кусок кладки и рухнул рядом с ней, чудом не задев фонарь.

Брайар поскорее подхватила его на руки, от греха подальше.

В туннеле поднялось оглушительное эхо, всюду крошились кирпичи и трескались стены с таким шумом, будто кто-то затеял драку в глиняном кувшине.

— Нет, нет, нет, — простонала она и стала подниматься на ноги. — Только не сейчас. Не сейчас, господи, только не сейчас.

Землетрясения сиэтльцам были не в диковинку, но по-настоящему серьезные случались не так уж и часто. А здесь, в каменной кишке, оценить истинные размеры бедствия будет сложновато.

Спотыкаясь, Брайар выбежала из туннеля на берег. Ее поразило, как близко подобрался прилив к месту ее отдыха. Узнать время ей было негде, но проспала она никак не меньше двух-трех часов. Получается, сейчас уже перевалило за полночь.

— Зик? — позвала она на тот случай, если мальчик в трубе и не может найти дорогу. — Зик! — завопила она, стараясь перекричать грохот оживших дюн и сотрясавшихся прибрежных скал.

Единственным ответом был протяжный плеск волн, беспорядочно налетавших на берег и разбивавшихся о сушу. Туннель заходил ходуном. Брайар ни за что бы не поверила, что сооружение таких размеров может раскачиваться туда-сюда, как детская игрушка. И все же оно раскачивалось, пока не смяло само себя, а заодно и старинную машинерию, которая некогда его поддерживала.

А потом все в один миг сложилось и рухнуло как карточный домик.

Поднялся столб пыли, но вездесущая влага тут же его поглотила.

Брайар стояла как громом пораженная. Ноги сами собой приспосабливались к подземным толчкам, не давая ей упасть, а разум судорожно подыскивал тысячу и одну причину, чтобы не впадать в панику.

Слава богу, я под открытым небом, подумалось ей. В прошлом Брайар пережила одно или два мощных землетрясения, научивших ее бояться потолков, которые в любой момент могут обрушиться. А с губ ее меж тем срывался лихорадочный шепот: «Зика там не было. И он еще не вышел, а то бы увидел меня. Его не было в туннеле в ту минуту. Его не было в туннеле в ту минуту».

Это означало, что мальчик по-прежнему за стеной — мертвый или живой.

Если не верить, что он жив, то недолго и расплакаться, а от слез сейчас никакого толку. Нет, Зик все еще в городе. И теперь ему просто так не выбраться.

А значит, с ожиданием покончено.

Пора его спасать.

И раз под стеной больше не пройти, придется перевалить через нее.

Толчки еще не сошли на нет, но понемногу утихали, а ей некогда было ждать, пока песок окончательно уляжется. Брайар натянула шляпу по самые поля, подняла повыше фонарь и тронулась вдоль приливной полосы. А вокруг постукивали друг о друга камни, да трещали на Окраине фундаменты приземистых, безобразных зданий.

Стало быть, есть два пути — под стеной и через стену. Так сказал Ректор.

Первый теперь закрыт. Остается второй.

Вероятно, по стене можно вскарабкаться, но ей подобные трюки не по силам. Или, допустим, существует потайная лестница — приставная, а то и обычная. Хотя в таком случае Зик ее бы и выбрал, а не стал бы разгуливать под землей.