Паутина - Елена Батуева

- Что это значит?

- Сама толком не знаю, - пожала плечами Фиона. - Но кажется, это связано с тем, что порталы на вход и на выход нельзя открывать в столь близко расположенных местах.

- Ладно, сейчас речь не об этом. А твоя мама в курсе?

- Конечно. Она и сама была на службе, так они познакомились с отцом. Телохранителями становятся очень рано, нас учат с детства...

- Что рано - это я уже поняла, - не отставала я, - но зачем ТАК рано?

- Обычно телохранители долго не живут... - спокойно ответила Фиона, ковыряя пальцем выбоину в бордюре. - Простите, миледи, но вы сейчас затронули такую тему... - она замялась.

- Которая меня не касается, - предположила я.

- Нет. Просто, вам этого не понять. Быть телохранителем - честь; славная смерть - смерть в бою за жизнь. И поверьте, это счастье, если ты смог её спасти.

- А телохранители есть только у королевских особ?..

- Ну что вы? - Фиона улыбнулась. - Сейчас такое время, что любой мало-мальски весомый дворянин пытается обзавестись личным телохранителем. Правда вот, личный клан - дело, касающееся только монархов. Даже у кардинала есть только наёмники.

- Личный клан?.. Не обижайся, но звучит, как личная фабрика по поставке пушечного мяса. Скажи мне, что я не права.

- Вы не правы, миледи, - Фиона Эдельвейс покачала головой. - Основатель нашего рода когда-то давно поклялся служить королевской династии. Как - дело каждого потомка. Я выбрала этот путь.

- В детстве? - спросила я.

- Здесь рано взрослеют, - Фиона развернулась и забралась на бордюр. Вы, я так думаю, это уже поняли.

- И ты готова умереть за принца?

- Мы все готовы, - Фиона даже не допускала никаких сомнений при ответе.

- Ведь ты любишь его, - в моём мозгу вихрем пронеслась мысль, перевернувшая всё вокруг. Фиона загадочно промолчала, потом спрыгнула с насиженного места и пошла к себе в комнату. У двери она остановилась и, не оборачиваясь, спросила:

- Сколько мне, по-вашему, лет, миледи?

- Пятнадцать, - не раздумывая, брякнула я.

- Мне скоро восемнадцать, - практически без эмоций проговорила Фиона, но даже в двенадцать, когда я впервые его увидела, я поняла, что между сюзереном и слугой никогда ничего не будет.

Она медленно и чинно удалилась с балкона, оставив меня с наедине с моими мыслями. Как странно было видеть такую преданность и полное понимание своей миссии в глазах этой девушки. Любыми способами защищать своего господина - ни больше, ни меньше. Я никогда раньше не говорила об этом ни с Максом, ни, тем более, с Кэт, но готова была поклясться, что они сказали бы мне то же самое. У них всех это в крови. Отец Фионы ослеп, но уж точно не от старости. Наверняка в какой-то схватке сияние опалило ему глаза. Её мать, такая спокойная, рассудительная женщина... Неужели она не осознавала, на что обрекает свою дочь? Этого я не могла понять, тогда...

В тот момент, когда мои волосы теребил ветер, приносящий из сада запах листвы, когда всё вокруг, впервые за столько часов, было дружелюбно настроено, я понимала, что наёмники Удо не сунутся в город родного кузена Кирилла. Весь мир, представлялось мне, способствовал тому, чтобы я попала домой, и ничто не могло меня остановить, так мне казалось... Тяжёлый разговор с Фионой отлетел на задний план.

Единственное, что по нехорошему скребло на сердце, были её к нему чувства. Конечно, я догадывалась; сложно было не заметить, как она на него смотрит. Но в памяти всплыли сказанные слова: "...между сюзереном и слугой никогда ничего не будет". Это внушало спокойствие, но от этого спокойствия я переживала ещё больше. Со стороны я бы смотрела на Кирилла и Фиону, как на Ромео и Джульетту: зарождающееся чувство, прекрасное от того, что ему не суждено проявить себя - романтичная такая история. Но я не была в стороне, по крайней мере, пыталась себя в этом уверить. Я не была влюблена - это правда, скрывать или надумывать нечто иное было бы просто по-детски. Но меня к нему тянуло, как тянет друг к другу разлучённых близнецов. Я видела родственную душу, а то, в чём призналась Фиона, заставило проснуться мою противную жабу. Я завидовала тому, что она и знает его дольше, и помочь ему может больше, чем я, да и общую тему для разговора им будет найти несколько проще.

Это навевало дурные мысли о собственном несовершенстве, недостаточной начитанности, да и вообще о том, что я родилась не в том месте и не в то время. Кто-то скажет: депрессия. Нет, депрессия - это болезнь, а у меня было капитальное расстройство на почве неразделённых чувств. Хотя... каких чувств?! Какое расстройство? В общем, бред, но я не могла с собой ничего поделать. Во мне боролись два человека, и я чувствовала, что побеждает некто совершенно бессовестный.

Вечером мы сидели в гостиной и праздновали возвращение Фионы и мой приезд. Мы немного выпили и теперь наперебой рассказывали, чем различаются два наших мира. Периодически это перерастало в настоящие дебаты: Фиона утверждала, что теперь уже не мыслит жизни без телевизора и рок-музыки, а я говорила, что нет ничего лучше чистого воздуха и голубого, незагрязнённого выхлопными газами, неба над головой. Клаудия и Михаэль Эдельвейс смеялись над каждым нашим словом, ни в какую не веря, что мобильный телефон, со всем количеством включённых функций, может уместиться на ладошке, а что зубные щётки теперь по сложности устройства не уступают автомобилю.

Часов в семь за нами заехал разряженный Макс. По военному выпрямившись, он доложил, что Кирилл изволит ожидать нас в королевском дворце, где в честь его приезда намечается бал. Мы с Фионой тревожно переглянулись. Макс развернулся и вышел вон.

- Зачем ему это? - спросила я.

- Нам надо как можно скорее попасть в столицу, - неуверенно сказала Фиона. - Милорду не следовало этого делать.

- Фиона, - укоризненно произнесла графиня Эдельвейс. - Ты так ничему и не научилась.

- Мама, я знаю, что не стоит обсуждать действия своего милорда.

- Я не это имею в виду. Судя по тому, что ты сейчас нам с отцом рассказала, принцу просто необходимо появиться в обществе. Столько времени его никто не видел - естественно, это вызывает подозрения.

- Удо старается вызвать смуту, - тихо произнёс отец Фионы. - Не стоит ему в этом помогать, убегая от своих подданных.

- Наверное, ты прав, папа, - углубясь в свои мысли, проговорила Фиона.

- Конечно, я прав, дочка, - рассмеялся он. - Ну, подойди же. Когда ты ещё будешь дома... Ты ведь, наверняка, прямо из замка поскачешь дальше.

- Да, - Фиона встала и подошла к отцу. Пока они прощались, графиня Клаудия проводила меня в комнату и раскрыла гардероб.

- Прошу, миледи.

- Что? - переспросила я.

- Умоляю, не стесняйтесь. Сейчас мы подберём вам великолепное платье для бала. Ведь это - ваш первый бал в нашем мире.

- Судя по всему, это вообще мой первый настоящий бал, - графиня улыбнулась:

- Ну, тогда...

Сидя в карете рядом с одетой в шёлковое платье Фионой, я чувствовала себя настоящей Золушкой. Да и туфельки у меня были хрустальные, те самые. Всё-таки отважившись придать им первоначальный вид - бал всё-таки - я теперь то и дело поглядывала на свои ноги. Безусловно, я не удержалась и ввела одно усовершенствование, незначительное... Теперь они были небьющиеся, а в целом - настоящая принцесса. Конечно, причёска из-за коротких волос у меня была не такая шикарная, как у Фионы, но графиня Эдельвейс и все служанки украшали нас с Фионой, как любимых кукол. На мне было замечательное розовое платье, расшитое жемчугом - ручная работа, между прочим. На Фионе было платье синего шёлка, в волосах, вместо шляпки - вплетено павлинье перо. Она вообще была очень хорошенькой, даже красивой, но в этом платье - не надо было никаких слов - я выходила на второй план. Но я была так рада, рада всему, что со мной происходило. Как приятно было видеть вытянутое лицо Макса, с каким удовольствием мы прошли мимо стражников у входа в главную залу и как здорово было наблюдать за тем, как чопорные старые леди следят за нами, не смея оторвать глаз.

В великолепной зале было светло, как днём. С потолка свисали огромные люстры, убранство столов у стен превосходило все ожидания. В центре зала было пусто - гости ожидали объявления о начале танцев. На противоположной стороне стоял молодой человек в синем камзоле. У него были белые, как снег, волосы и серые глаза, на носу - очки в модной некогда в Москве оправе.

Кирилл подошёл к нам у самого входа и провёл к своему кузену через весь зал. На принце был белый, расшитый стразами камзол, его волосы были прилизаны, а глаза светились восторгом. Он встал между мной и Фионой, протянул нам руки, и мы проследовали дальше представиться герцогу. Подойдя к блондину, Кирилл подозвал Макса и Кэт, они подошли, и он по очереди их назвал. В тот момент я почувствовала себя товаром на базаре:

- Прошу, графиня Катерина Лесс, - Кэт поклонилась и отошла в сторону. Граф Максимилиан Таре де Анжу, - герцог фон Эйбен протянул ему руку, сухо проговорил: "Я был знаком с вашим отцом. Большая честь..." и красный, как рак, Макс отошёл в сторону. Кирилл продолжил. - Графиня Фиона Эдельвейс, мой личный ангел-телохранитель, - добавил Кирилл, когда Фиона отошла. - Ну, а теперь, разрешите объявить начало бала. Лена,... - он протянул мне руку и провёл вперёд, когда одна старая перечница, вся в бантах и рюшах, перегородила нам дорогу и, уставясь на меня через монокль, громко проговорила: