Если случится чудо - Л. Дж. Шэн

целуемся, целуемся и целуемся. Господи, и как же невероятно он целуется. Мэл восхитительно пахнет, на вкус божественен, а когда опускает голову на мою шею, оставляя на ней засос, я округляю глаза и вспоминаю, что Кэтлин еще здесь.

Она бдит за нами через окно. По ее щекам бегут слезы, ладонь прижата к стеклу, на котором отпечатался белый след. Я практически ощущаю силу ее прикосновения, словно моя кожа и есть то стекло.

Мы с Мэлом уже не целуемся. Мы фактически занимаемся любовью посреди улицы. Он обхватывает губами мой язык и засасывает в рот.

– Господи, – шепчет он, опуская губы на чувствительную плоть моего плеча, поднимается вверх к подбородку, а потом возвращается к губам. Мэл до сих пор не подозревает, что за нами наблюдают. – Рори, ты горишь под моими пальцами. Как же мне тебя отпустить?

«Горишь». Непривычные слова, учитывая, что мне всегда холодно. Но я чувствую то же самое. Притяжение. Ноющую боль. Это ощущение не такое уж и нежное, приятное и желанное. Я, рыжеволосая ведьма, объятая пламенем у позорного столба, смотрю, как меня испепеляет огонь Мэла.

Я резко отстраняюсь от него и бормочу:

– Здесь не стоит.

Мэл снова целует мои губы. Потом нос. Потом лоб. Он не может остановиться. Совсем себя не контролирует.

– Давай заберем твои вещи из того дорогущего отеля и вернемся домой. Хочу провести в тебе каждую оставшуюся минуту до твоего отъезда.

– Что?

– С тобой. Что за пошлые у тебя мысли, девочка.

– В этом ты сам виноват! – смеюсь я.

– От перемены мест слагаемых сумма не меняется. Почему мы до сих пор здесь и обсуждаем эту тему?

В смятении сажусь на пассажирское сиденье и пристегиваюсь. Мэл размещается за рулем и заводит машину. Несколько часов назад он выпил довольно много пива, но все равно выглядит трезвым. Я смотрю на дом напоследок и ловлю на себе взгляд Кэтлин. Ее глаза мокрые от слез и припухшие. Я не люблю выглядеть стервой, но и не люблю сдаваться без борьбы.

Не оглядываясь и не замечая Кэтлин, Мэл выезжает на дорогу и резко разворачивается назад, в Дублин. Наши руки соприкасаются, и я чувствую то, что не могу объяснить словами. Словно нас связывает не только плоть. Я убеждаю себя, что это чувство не значит ровным счетом ничего, что чувствую это только я, но потом убираю руку, зажав ее бедрами, и мы с Мэлом вздрагиваем, будто кто-то отключил нас от электричества.

«Гореть под твоими пальцами все равно что вернуться к жизни», – думаю я.

По пути я понимаю, о чем толковал отец Доэрти. Я – серая белка, непрошеный вредитель, который ворует у местных. Хитрая, умеющая выживать и пораженная болезнью крыса. Но злодеи – это всего лишь неверно понимаемые герои. Я узнала это в тот день, когда поняла, что заклятый враг моей матери – Глен – был героем, с которым я хотела познакомиться всю свою жизнь.

Я устраиваюсь поудобнее и, когда Мэл тянется взять меня за руку, не противлюсь, переплетая наши пальцы поверх коробки передач.

Жизнь слишком коротка, чтобы не целовать того, кого хочешь.

На полпути к Дублину я кое-что вспоминаю.

– Мэл?

– Принцесса? – отвечает он так естественно, словно мы отлично поднаторели в беседе друг с другом.

– Ты упоминал какую-то иронию, но так и не дошел до сути.

– Я? – делано-простодушно уточняет парень.

– Скажи же.

– Даже если это уже неправда?

– Тем более.

– Ну мое имя, Мэлаки, означает «ангел», но в подростковом возрасте Кэт всегда утверждала, что я дьявол, потому что однажды обязательно ее уничтожу. Уверен, в большинстве случаев она шутила. Я всегда был зачинщиком какой-нибудь проделки. Лазал по деревьям, зажигал самодельные факелы, пытался объездить корову…

Судя по его подергивающимся губам, я понимаю, что он пытается сохранить лицо, что он предчувствует готовящееся произойти бедствие.

– Но все же я чувствовал, что отчасти она искренне в это верит. Вот почему я всегда держал дистанцию. Подсознательно всегда боялся ее обидеть.

Я сжимаю его плечо.

– Ирония в том, что ангел – чей-то дьявол.

– Моя фамилия Доэрти означает «неудачник». Впрочем, мама утверждает, что ирландское везение всегда при мне.

– Так в чем ирония? – спрашиваю я.

Мэл отводит взгляд от дороги и смотрит на меня.

– Потому что отныне я не чувствую себя неудачником.

От такого заявления у меня сбивается дыхание. Ты нравишься мне, Мэлаки Доэрти. Сильнее дозволенного. Однозначно сильнее, чем разрешила мне сводная сестра.

Я отворачиваюсь к окну и прочищаю горло.

– Она тебе нравится? Поэтому ты опасаешься ее обидеть?

– Конечно. Она вполне мне нравится.

– Ты играешь с ее чувствами.

– Она получает удовольствие.

Не веря своим ушам, я удивленно смотрю на него.

– Удовольствие от того, что ей сердце разбивают?

Я обеспокоена сложившимся от этих слов впечатлением, что отношения с Кэтлин для Мэла сродни охоте. Какими бы ни были мои чувства к сводной сестре, но она не заслуживает такого от своего лучшего друга.

Мэл снова смотрит на дорогу, кусая нижнюю губу.

– Кэтлин скорее по душе быть одураченной, чем обделенной вниманием. Вот почему дважды в неделю она оказывается на пороге моего дома. Слушай, я пытался убедить ее в том, что ей не на что рассчитывать. Она плакала. Ломала мебель. А одним зимним вечером уснула у двери моего дома. Вот чего она хочет. Ей хватает и клочка надежды. Я считаю Кэтлин прекрасной девушкой, но не боюсь, что она имеет надо мной власть. Разве не в том вся суть любви? Найти ту, ради которой можно и убить? Ту, что обладает силой, возможной тебя сокрушить?

Между нами повисает молчание. Я всегда считала любовь чем-то милым и веселым. И в голову не приходило, что любовь может быть депрессивной, порочной и всепоглощающей. И все же раньше у меня и в мыслях не было влюбляться.

– Ты же, с другой стороны… – Мэл постукивает по рулю. – Тебе подвластно уничтожить меня в любое время.

– Значит, ты можешь уничтожить Кэтлин, а я – тебя? – спрашиваю я, наблюдая за пролетающей за окном картинкой. – Убийственный взгляд на ситуацию.

Под темнеющим небом поля простираются как простыни. Завтра я увижу их при дневном свете, а потом не увижу вовсе. Ловить здесь нечего. Ирландия обернулась приятной, но несбывшейся надеждой.

– Так ведь и жизнь убийственна. Внимание, спойлер: в итоге мы все умрем, – пожимает плечами Мэл.

– Я пацифистка, так что за меня не волнуйся. Я никогда тебя не уничтожу, – повернувшись к нему, признаюсь я.

Мэл грустно улыбается, чего я прежде за ним не наблюдала, берет меня за руку и,