Лирические произведения - Семен Кирсанов

СТОН ВО СНЕ (1937–1939)

«Сказали мне, что я стонал…»

Сказали мне,                     что я стонал       во сне.Но я не слышал,                             я не знал,что я стонал                       во сне.Я не видал                ни снов,                              ни словя не слыхал —                        я спал, —без сновидений сон.Товарищ утром                         мне сказал,что слышал                   долгий стон,как будто               больно было мне —так        я стонал                      во сне.Да,    все, что сдерживалось днемзатихшее                  в быту дневном,уже давно                не боль,не рана,             а спокойный шрам,рубец,            стянувшийся по швам, —а что         для шрама соль?Да!         Я забыл                        луга в цветуи не стонал                        о ней, —я стал считать                         ту,        что любил,почти           любовью детских дней.Но если б знали вы —как это все                  взошло со дна,очнулось              смутной раной снаи разошлось,                    как швы.Но я            не видел ничегово сне.             Я спал                           без снов.Товарищ                   в доме ночевал,и это           я узнал                           со слов…Как мог           таким я скрытным статьи спрятать от себяболь           и бездумно спать?Но боль живет,                           и как ни спишь,и как ни крепок сон,какую б ночь                   ни стлала тишь —все слышит,                   знает стон,все помнит стон,                          он не забылту,     что бессонно я любилв дали́         ушедших дней,стон          мне                    напоминал о ней,чтоб днем                   не больно было мне,чтоб я стонал                       во сне.

СЛУЧАЙ С ТЕЛЕФОНОМ

Жил да был                     ТелефонТелефонович.Черномаз                 целиком,вроде полночи.

От него            проводателефонные,голосами               всегдапереполненные.

То гудки,             то словав проволоке узкой,как моя голова —то слова,              то музыка.

Раз читал               сам себеновые стихи я(у поэта            в судьбеесть дела такие).

Это лирика была,мне скрывать                       нечего —трубка            вдруг                      поднялаухо гуттаперчевое.

То ли         ловкая трель(это, впрочем, все равно), —Телефон              посмотрелзаинтересованно.

Если        слово поет,если          рифмы лучшие,трубка         выше                    встает —внимательней слушает.

А потом уж —                         дела,разговоры                       длинные…А не ты ли                    былав те часы                 на линии?..

НЕТ ЗОЛУШКИ

Я дома не был год.             Я не был там сто лет.Когда ж меня вернул             железный круг колес —записку от судьбы             нашел я на столе,что Золушку мою             убил туберкулез.

Где волк? Пропал.             Где принц? Исчез.             Где бал? Затих.Кто к Сказке звал врача?             Где Андерсен и Гримм?Как было? Кто довел?             Хочу спросить у них.Боятся мне сказать.             А все известно им.

Я ж написал ее.             Свидетель есть — перо.С ней знался до меня             во Франции Перро!И Золушкина жизнь,             ее «жила-была» —теперь не жизнь, а сон,             рассказа фабула.

А я ребенком был,             поверившим всерьезв раскрашенный рассказ             для маленьких детей.Все выдумано мной:             и волк, и дед-мороз…Но туфелька-то вот             и по размеру ей!

Я тоже в сказке жил.             И мне встречался маг.Я любоваться мог             хрустального горой.И Золушку нашел…             Ищу среди бумаг,ищу, не разыщу,             не напишу второй.

ЧЕТЫРЕ СОНЕТА

Сад, где б я шил, — я б расцветил тобой,дом, где б я спал, — тобою бы обставил,созвездия б сиять тобой заставили листьям дал бы дальний голос твой.

Твою походку вделал бы в прибойи в крылья птиц твои б ладони вправил,и в небо я б лицо твое оправил,когда бы правил звездною судьбой.

И жил бы тут, где всюду ты и ты:ты — дом, ты — сад, ты — море, ты — кусты,прибой и с неба машущая птица,

где слова нет, чтоб молвить: «Тебя нет», —сомненья нет, что это может сбыться,и все-таки — моей мечты сонет

не сбудется. Осенний, голый садс ней очень мало общего имеет,и воздух голосом ее не веет,и звезды неба ею не блестят,

и листья ее слов не шелестят,и море шагу сделать не посмеет,крыло воронье у трубы чернеет,и с неба клочья тусклые висят.

Тут осень мне пустынная дана,где дом, и куст, и море — не она,где сделалось утратой расставанье,

где даже нет следа от слова «ты»,царапинки ее существованья,и все-таки — сонет моей мечты

опять звенит. Возможно, что не тут,а где-нибудь — она в спокойной дреме,ее слова, ее дыханье в доме,и к ней руками — фикусы растут.

Она живет. Ее с обедом ждут.Приходит в дом. И нет лица знакомей.Рука лежит на лермонтовском томе,глаза, как прежде карие, живут.

Тут знает тишь о голосе твоем,и всякий день тебя встречает дом,не дом — так лес, не лес — так вроде луга.

С тобою часто ходит вдоль полей —не я — так он, не он — твоя подруга,и все-таки — сонет мечты моей

лишь вымысел. Найди я правду в нем,я б кинул все — и жизнь и славу эту,и странником я б зашагал по свету,обшарить каждый луг, и лес, и дом.

Прошел бы я по снегу босиком,без шапки по тропическому лету,у окон ждать от сумерек к рассвету,под солнцем, градом, снегом и дождем.

И если есть похожий дом такой,я к старости б достал его рукой:«Узнай меня, любимая, по стуку!..»

Пусть мне ответят: «В доме ее нет!»К дверям прижму иссеченную рукуи допишу моей мечты сонет.

ПИСЬМО БЕЗ АДРЕСА

Я всю ночь                   писал письмо,все        сказал                    в письме.Не писать его                         не смог,а послать —                 не смел.Я писал письмо                             всю ночь,в строки                    всматривался,только             нет на свете                                    почтдля такого адреса.Если б я              письмо послал —что слова                 на ветер.Той,         которой                       я писал,нет      на свете.

А я       кораблик сделализ письма,листок           бумаги белойсложил, не смял.И в уйму                   светлых капелекпустил по реке:«Плыви,             плыви,                          кораблик,к ее руке».А вдруг          она на пристани,спеша домой,заметит             издалибумажный мой…Но я боюсь —                    бумажныйпотонет, протечет,и строки             очень важныеона не прочтет.

А я           письмо переписал,и все           сказал в письме я,и сделал —              бросил в небесавоздушного змея.«Лети, лети,                   почтовый змей,пусть туча               не догонит,но где-то в мире                         встреться с нейи дайся ей                    в ладони».Но я боюсь —                     сверкнет грозазарницами                  и зорями, —и где лежит,                  и что сказалмой бедный змей                              изорванный?

А я,     не смыкая глаз,до рассвета сизого,буду      много, много разписьмо переписывать.По улицам,                 по шоссе,у вокзальной башенки —буду класть его                       во всепочтовые ящики,вешать его                    на дубы,клеить его                   на клены,на стены               и на столбы,на окна           и колонны.

Я пришел,              и знать не знал,ведать не ведал,и во сне              не видел сна,и не ждал ответа.А пришел,                 подумал только:«Вот пришел бы ответ»,—лишь подумал                        и со столикаподнял конверт.Я узнал             любимый почерк,ее руку около,завитки             знакомых строчек,волосики с локона.А написано                  в письмеголосом в тиши:«Ты искать меня                           не смей,писем не пиши.Я ушла            навеки — надолгои не в близкий путь,не пиши               и не надо,лучше забудь.И не надо                  змеев по небуи листков на столбы, —я прошу тебя:                      кого-нибудьнайди, полюби…»А страницы                  в пальцах тают,не дочитан ответ,я еще письмо                         читаю,а письма уже нет.Завитки             любимых строчекищут глаза еще,но меж пальцев                            только почерк,и то — исчезающий.

ВОСПОМИНАНИЕ