Русский флот и внешняя политика Петра I - Евгений Тарле

Вот где были особые трудности! Все есть: и лучшие в Европе мачтовые леса, и смола, и певька, и парусный холст лучше английского, и уральское железо, и талантливый народ - всесторонне способный, храбрый, выносливый, как никакой другой. Но времени мало, недостаточно техников, мастеров, а льготных сроков на выучку историческая судьба не дает.

Чем больше центр тяжести Северной войны перемещался на море, тем ревностнее производились за границей агентами Петра поиски новых и новых корабельных мастеров и морских офицеров. Отсутствие подготовленного флотского командного состава жестоко чувствовалось. Еще не зная, кто именно прибудет из нанятых в Англии людей, Петр уже высчитывал, что им придется вручать не только отдельные корабли, но кое-кому и участь целых эскадр. «Нужду имеем мы в офицерах морских… которых потщитесь к весне на первых кораблях… прислать… Только смотрите, чтоб были дельные люди и не стары летами… Также, сверх числа, наймите из старых капитанов, которые бывали в боях на флагманских кораблях, двух или трех человек, которым мы дадим чин капитан-командера. Только в сем гораздо смотрите, чтоб были совершенно добрые и искусные, ибо на каждом положена будет эсквадра, чтоб не потерять людей и кораблей», - так писал Петр своему послу Б. И. Куракину 1 ноября 1713 г.10 Но близилось время, когда можно было избавиться от этого наплыва иноземцев и заменить их во флоте русскими людьми.

Вопрос о флоте был и остался вплоть до конца Северной войны важнейшим фактором в достижении победы, вопросом русского государственного будущего. И Петру удалось в конце концов справиться со страшной трудностью. Гений Петра, его нечеловеческая энергия и не знавшая пределов работоспособность пришли на помощь зародившемуся в условиях жесточайшей борьбы русскому флоту.

Иностранцы с любопытством, часто очень беспокойным и недоброжелательным, но все более и более интенсивным, наблюдали за неслыханным размахом действий и за поразительными результатами, которых достиг русский народ в деле создания могущественного военно-морского флота. И они со все усиливавшимся беспокойством и досадой убеждались с каждым годом, во-первых, в том, что русские овладели искусством строить линейные корабли и фрегаты (не говоря уже о шнявах) ничуть не хуже иностранцев и могут уже смело без них обходиться, и, во-вторых, что русские проявляют большую творческую мысль в умении изобретать и строить быстро, оперативно суда именно того типа, какой требуется. Особенно поразительно в этом отношении было создание плоскодонного, специально приспособленного к условиям шведского и финского побережья «шхерного» флота.

ГЛАВА 10

Все, что Петр хотел получить от Швеции, он с помощью своей армии и флота получил. Но ему нужен был мирный трактат, который окончательно утверждал бы за Россией ее приобретения. А мир не давался в руки. Шведы надеялись на Англию, надеялись на Францию. Петр решил попытаться нанести Швеции удар, которого она не ждала: оторвать от нее Францию. Он отправился в Париж.

Следует напомнить, каково было отношение французов к растущему могуществу русского флота. Французское правительство стремилось установить постоянные дипломатические и экономические связи с Россией, не переставая в то же время поддерживать шведов в их борьбе против русских.

Документально подтверждается, что французы с каждым годом все более и более убеждались в прочном и очень серьезном перемещении торговых и политических интересов России на Север, к берегам Балтийского моря. Регент Франции Филипп Орлеанский с начала своего правления учел это. «Монсеньер герцог Орлеанский хотел бы послать к царю человека, осведомленного в вопросах торговли на Балтийском море и который был бы достаточно умен, чтобы выполнять получаемые приказы как в отношении торговли, так и в других видах. Следовало бы, чтобы был человек верный, на которого можно было бы вполне положиться и который знал бы голландский язык, чтобы он мог лично вести переговоры с царем, говорящим на этом языке», - так писал приближенный регента д'Юксель в ведомство иностранных дел в Париже в начале февраля 1716 г.1

Быстрое, непрерывное усиление русского флота на Балтийском море чрезвычайно привлекает внимание французского правительства. Французский представитель при Петре I Лави всюду собирает справки, сличает элементы своей информации и спешит доносить в Париж об узнанном: «Английский командир сказал нам, что он посетил двенадцать военных кораблей, которые здесь на верфях, и он нас уверял, что и в Англии нет лучших судов. Вот уже несколько лет, как царь нанял различных английских строителей, очень искусных, за большие деньги…»2

С интересом узнали во французском посольстве о том, какую сравнительную оценку дает русский царь флотам иностранных держав.

Царь разговорился (в ноябре 1717 г.) с тремя английскими корабельными мастерами, работавшими у него. «Должно заметить, - писал своему правительству Лави, - что так как господствующей страстью этого монарха является установление своего могущества на море, то он благоволит к этим господам, для него удовольствие проводить с ними целые часы у них в доме и доверительно с ними говорить о всякого рода делах, когда он может урвать минуту от своих дел. Когда речь зашла о морских силах европейских держав, он сказал, что морские силы Франции находятся в очень печальном состоянии, что французский король имеет множество судов, которые погибают в портах, и что теперь король не в состоянии даже снарядить и послать в море эскадру из 12 линейных судов».

Относительно Голландии царь сказал, что она очень обеднела из-за войны (против Франции), что она не в состоянии снарядить 4 военных корабля для конвоирования своих торговых судов в Архангельск и не могла даже присоединить свои суда к английской эскадре, посланной охранять английскую и голландскую торговлю в Балтийском море. Датский флот, по мнению царя, имеет несколько годных военных судов, но так как новых датчане не строят, то вскоре их морские силы окажутся в жалком состоянии. Об английском флоте царь не сказал ни одного слова: говорить об этом предмете с английскими собеседниками он не захотел3.

«Царь уже не так доступен, как был прежде. Все дворы, по-видимому, стараются снискать его дружеское расположение», - писал Лави в 1718 г.4 Зато для шкиперов, капитанов, корабельных строителей у Петра всегда находятся время,

Французам приходилось уже считаться не только с возникновением русского флота на Севере, но и с возможностью его появления на Юге. В июле 1717 г. французский посол в Петербурге доносил в Париж: «Царь намеревался послать в Средиземное море несколько судов, нагруженных русскими продуктами, чтобы испытать, какие выгоды могла бы принести эта торговля его подданным. Один английский офицер (русской службы - Е. Т.), участник экспедиции, передавал мне, что государь посылает туда 2 военных судна, каждое в 50 пушек, и что после того, как они выгрузят свои товары в Венеции, они должны поступить на службу в помощь республике (Венецианской - Е. Т.) против Оттоманской Порты. Мне нетрудно поверить этой новости, так как я убежден, что царь, который всегда внимательно относится к расширению торговли среди своих подданных, будет очень рад воспользоваться этим случаем, чтобы они могли ознакомиться с портами Средиземного моря и с боевыми приемами венецианцев»5.

Французский посол понимал, до какой степени серьезным является этот вопрос и для французской дипломатии и для французской экономики. Одно дело были доходившие до Франции слухи о двух азовских походах Петра, а совсем другое дело - слухи нынешние, 1717 г. Тогда, более чем 20 лет назад, «странная затея» молодого беспокойного царя - создавать из ничего какой-то флот в более чем тысячеверстном расстоянии от моря - особенно беспокоить не могла, и даже конечное завоевание Азова, не имевшее дальнейших последствий в Крыму и на Черном море, было быстро забыто еще задолго до несчастного Прутского договора.

Но теперь положение создалось иное. Русский царь оказался гениальнейшим из всех тогдашних монархов. За 20 с лишком лет он провел ряд смелых реформ, создал сильную армию и флот, добился блистательной Полтавской победы, превратившей Швецию во второстепенную державу, а прославленного шведского «Александра Македонского» - в скитающегося по турецким степям бесприютного беглеца. Маршал Франции граф де Тессе, встречавший и приветствовавший Петра в Кале во время поездки его в Париж в 1717 г. и имевший с Петром беседу, доносил герцогу Филиппу Орлеанскому 1 мая того же 1717 г. о словах, сказанных ему царем: «Положение Европы изменилось, Франция потеряла своих союзников в Германии, Швеция почти уничтожена и не может оказать вам никакой помощи… Я предлагаю Франции не только свой союз, но и мое могущество»6.