Жрецы (Человек и боги - 2) - Валентин Костылев

_______________

* Дух, покровительствующий сосне.

** Дух - покровитель бревен.

Так и решили старики: просить Тамодея о моляне.

Может быть, боги на этот раз и услышат их?!

X

Димитрий Сеченов пошел через кремлевский двор к губернатору. Князь Друцкой собирался спать, когда ему доложили о прибытии гостя.

Епископ, устало крякнув, сел в кресло. Друцкой, изнывавший весь этот день от скуки, с интересом приготовился слушать.

- Увы, князь! В Казанской епархии тяжело было мне бороться с мухаметанством, а в Нижегородской епархии, как видно, придется и того тяжелее. Там богатые мурзы помогали, а тут от дворян не вижу никакой помощи, кроме как от Рыхловского.

- Хорошо служить, ваше преосвященство, в Питере да в Москве, а, как у нас, в неустроенных пунктах - ой, ой, нелегко!

Подали ужинать, принесли вино.

Епископ сам налил князю и себе.

- Не судите меня, князь... Homo sum, humani nihil a me alienum puto*.

_______________

* Я - человек, и ничто человеческое мне не чуждо (лат.).

Широкое, слегка опухшее от неумеренного пития, лицо губернатора улыбалось сочувственно.

- При твердости, справедливости и благочестии особы вашего преосвященства, - оное не опасно.

- Добродетели и ученость возводят человека в сан, но никакая философия и никакое красноречие не в силах доказать, - умножается ли от того красота его души, его любовь к правде и удаляется ли он от греха... Готовящий людям пищу, однажды объевшись, теряет аппетит к ней... Проповедующие добродетель, блистая живостью ума и силою речи своей, подобны газели, прыгающей над пропастью, но они менее искусны и слабее, ибо там - природа, под ногами камень, а у нас - неразрешенные противоречия церковной догматики. Язычники сильнее нас; они верят в камень, огонь, дерево - и осязают это, они пользуют сии предметы, окружая их воображением, ибо видят бога в ощутимом, мы - в небесах, в тайнах заоблачных. Они спрашивают у нас: "Где ваш бог?" Мы указываем перстом ввысь. Они смеются: "Покажите нам своего бога, - говорят они. - Не можете? А мы вам покажем, когда хотите!" Из этого я и предвижу великие трудности проповедничества в здешнем крае. И притом же не видел я людей упорнее, мстительнее и решительнее мордвы.

Сеченов запнулся, подошел к окну и, открыв занавес, указал на спящий город.

- Платон учил: трудно найти начальника вселенной, но еще труднее говорить перед народом... Спят нижегородцы. Не знают они, что епископ долгие ночи бодрствует, боясь пробуждения, страшась утренней встречи с ними, ибо кровь первых христиан, хотя и пала на плодоносную почву, но сильно обсохла на Руси, и ныне Святейший Синод досушивает и остатки ее. Хотя велик был Петр, однако не кто иной, как он, обескровил, омертвил церковную почву, положил начало неверию... И в таких случаях наипаче трудно нам оплодотворить верою язычников!.. И не он ли, блаженной памяти великий Петр, подобно римским властелинам, бросавшим христиан ко львам, губил сонмы раскольников?.. Раскольники стали презирать смерть. И это наиболее страшное изо всего для власти, егда смерд не страшится ада. В глубокой древности пресвитер города Карфагена Тертуллиан сказал: "Презрение смерти усматривается гораздо лучше в поведении, нежели в речах философских". Мужество язычников в страданиях действует также на народ сильнее всяких речей мудрейших... Видел я эти упрямые, скрытые лица... Наблюдал я зловещее, многоречивое молчание. И сказал я себе: предстоит великая буря в нашем крае.

Друцкой нагнулся и, обдавая своего гостя винным духом, прошептал:

- В губернии неспокойно. Сыщики доносят о народном неудовольствии и о появившихся ворах на Волге и в лесах.

- Быть баталиям! Предчувствую.

Друцкой нахмурился.

- Коли вы, ваше преосвященство, помянули философов, то и я помяну одного из них. Не знаю, кто он, но помню его слова: "Красноречивейшим проповедником государства, вдохновеннейшим апостолом евангелия является палач". Мудрые слова. Не правда ли?

Сеченов тускло улыбнулся.

- В моем сане прилично ли рассчитывать на это? Наше орудие - духовные догматы... слово божие.

Губернатор щелчком отбросил со стола ползавшую по скатерти большую черную муху.

- Да, бывают времена, когда люди привыкают к крови, к мучениям. И это самое страшное - правильно изволили вы сказать, ваше преосвященство! Тогда губернаторская власть бродит по жизни, подобно слепому. На что опереться? На законы? А где они? Их нет. Один закон поедает другой, поэтому и влияние русское до сих пор еще не проявило себя благотворно ни в чем на покоренных народах. И церковь тщетно ратоборствует за православие среди иноверцев. Труднее всего править иноплеменниками, не имея уверенности в самом себе.

Епископ насупился.

- Мордвы крещеной насчитывают в одной нашей Нижегородской епархии близ пятидесяти тысяч душ... Беда главная в их лицемерии: приняв крещение, они живут тайно по-язычески... Не имея даже твердых уставов, губернатор может помочь духовенству своими людьми по сыску. Так было повсеместно и во все времена. Необходимо крепкое смотрение за новокрещенцами. За неповиновение наказывать.

Друцкой молча налил вина себе и епископу. Некоторое время оба пили, не произнося ни слова.

- Но как помогать вам?! - пожал плечами Друцкой. - Ежели из указа ее величества об иноверцах видим, якобы вы, ваше преосвященство, жаловались на казанского губернатора за его немилосердное обращение с ними? Не вы ли просили государыню, чтобы даже всех разбойников и воров иноверцев, по восприятии святого крещения, прощать и выпускать из-под караула? И немудрено, что в губернии изрядно расплодилось всяческого разбоя и воровства. Кто же губернатору поможет бороться с ними? А потом и умножение воровства было также поставлено в упрек казанскому же губернатору... Христианское вероучение плохо уживается с судейским и полицейским регламентом... И от того все наши трудности.

Епископ отрицательно покачал головой.

- Жестокосердечие не вспомогает справедливой вере, а отторгает от нее новокрещенцев. Потому я и жаловался на казанского губернатора. О том именно и было мое доношение матушке-царице. И от губернатора я ожидаю не силы, а надзора... Повторяю: сыщиков разумных, нелицеприятных приличное число для наблюдения точности исповедания надлежит вам направить в иноверческие села и деревни... Самое наилегчайшее - призвать палача, но во много раз труднейшее - не допустить человека до плахи. На это дело я могу дать вам некоторых чернецов, если у вас нет своих сил.

Обтирая усы, Друцкой примирительно сказал:

- Есть и у меня люди. Среди них даже есть один почтенный мордвин.

Сеченов насторожился.

- Приходил он ко мне. Рассказывал о своих делах. А в другой раз приносил мне даяние новокрещенцев. Человек тот в нашей губернии царями отмечен.

- Напиши мне его деревню и его имя, - властно потребовал Сеченов.

Губернатор встал, поморщившись, из-за стола.

- Имя его - Федор Догада. Новокрещенцы его едва ли к своим богам не сопричислили.

- У новокрещенцев единый бог, что и у нас, - сухо поправил епископ.

Друцкой рассмеялся.

- Радуюсь таким словам, ваше преосвященство, но в мордовских деревнях обстоит дело менее всего по-христиански, хотя бы и у новокрещенцев. Поспешность обращения в христианство тому причиною. Иконы у них поистине в пренебрежении. Полагая, что икона находится в общении со священником и доносит духовенству о нехристианской жизни новокрещеного, он оборачивает ее ликом в угол или выкалывает ей глаза. О том мне лично рассказывал священник Иван Макеев. Он принес мне икону, у коей "очи выколупаны"; а в иных местах новокрещенцы богохульные речи на сходах произносят без всякого к тому стеснения. И об этом есть сыск у меня. А если я буду брать этих людей, ковать в кандалы и пытать, а наипаче - отправлять на поселение, нагоню тем самым страх на мордву и неуважение к христианскому богу - за это вы будете жаловаться на меня - да, кроме того, подниму я тем самым ропот и среди дворян, которые смирения иноверцев жаждут, а на жертвы идти не желают. Выгода сего для них дороже возвышенных подвигов во имя будущего.

Епископ посмотрел пристально на губернатора.

- Что же, по-вашему, князь, делать, дабы крепче в вере находились иноверцы?

Друцкой сказал:

- На этот вопрос ответствовать надо, много поразмыслив. (А сам подумал: "Хочешь и меня поймать, как казанского губернатора!")

И, уйдя в соседнюю комнату, вернулся через несколько минут с запиской о Федоре Догаде, которую и отдал епископу.

Сеченов понял это, как желание князя поскорее освободиться от него. Он встал, благословил его и, попрощавшись с ним, пошел к себе в архиерейский дом.

Друцкой всякий раз в разговорах с Сеченовым был настороже, ибо много слышал о деяниях епископа в Казанской губернии на посту председателя комиссии по новокрещенским делам. Он знал, что начальник Казанской губернии пострадал однажды всецело по милости этого деловитого епископа. И не Сеченов ли, будучи в Казани, жаловался на разных чинов людей, притесняющих якобы иноверцев и новокрещенцев? Не он ли говорил, что "провинциальные и городовые воеводские канцелярии и ратуши никакой милости к иноверцам не кажут и не освобождают, и за долговременную их работу в платеже заемных денег ничего не зачитывают"?.. Не он ли поливал грязью казанские губернские власти, обвиняя их "в чинимой иноверцам кабале и несправедливости"?