Граф в законе. Изгой. Предсказание - Владимир Смирнов

В графстве о Гвозде-младшем отзывались с презрением. Он был хитер, злобен и жаден. Носился по Подмосковью, как волк со своей стаей, хватал все, что встречалось на пути. Почти все забирал себе, оставляя своей стае крохи на пропитание. Озверевшие от легких успехов и озлобленные от малой доли, его подручные постоянно грызлись между собой, пуская в ход кулаки, ножи, веревочные петли. Втайне (и об этом догадывались многие) Гвоздь мечтал потеснить Графа, помериться с ним силой и захватить в конце концов его «урожайные поля». И вот осмелился…

Всю остальную часть дня Студент просидел в зазеркальной комнате, наблюдая, как Граф что-то нервно пишет, черкает, комкает исписанные листы, ожидая вестей от дядюшки Цана.

Тот вернулся не один — с Олегом, сразу попавшим в объятия Графа. Не сдержался и Студент, выбежал к ним, прижался щекой к Олеговой щеке.

— Позже оправдываться будете, великий стратег, — не скрывая радости, сказал Граф с легкой издевкой. Но тут же брови его сурово сдвинулись, придав лицу озабоченно-деловое выражение. Он достал из шкафчика бутылку коньяка, разлил по четырем высоким рюмкам. — В память о нашем верном друге. За Леонеллу!

Студент заметил: Олег пил коньяк, морщась, как противное лекарство. Сжал зубы, по щекам заходили желваки.

— Такова жизнь. Теряем друзей, на полпути уйдем и сами. — Эти слова Графа были явно адресованы Олегу. — Теперь о деле. Надо кончать со всей гвоздевской сворой. Такое прощать нельзя. Ценности будем передавать завтра. Место встречи — Архангельское, наше кафе. Вечером, часов этак в десять… Гвоздь должен узнать о месте встречи за два часа. За вами, Олег, разработка плана всей операции. Но в деле вы участвовать не будете.

— Как?

— Не будете, — отрезал Граф. — Мало ли что может случиться. Графство не должно осиротеть. — Повернулся к дядюшке Цану: — Сколько понадобится стволов?

— Думаю, не меньше ста. Самых надежных ребят отберу. Хватит?

— Все зависит от того, кто будет стрелять первым. Учтите, Гвоздь привезет с полсотни головорезов. Наши должны быть там к обеду. Пусть приглядятся друг к другу, погуляют по парку, как экскурсанты… Детали обсудим утром… Со мной поедут дядюшка Цан, Студент и Катюша, — Предупреждая несогласие, добавил: — Она в этой пьесе главная героиня. Все! Отдыхайте. А вы, Олег, не спешите, хочу послушать вашу исповедь…

Утреннее обсуждение операции прошло без Студента. Как объяснил ему уже по дороге в Архангельское дядюшка Цан, работа у обоих будет примитивно проста. Сядут за стол против телохранителей Гвоздя и после выстрела врежут им так, чтобы не встали.

В машине рядом с Графом сидела Катюша. Зеленое платье, строго облегающее легкую фигурку. Под высокой прической из аккуратно уложенных кольцами длинных волос игриво поблескивали золотые серьги. В сравнении с большими угрюмо молчавшими мужчинами она выглядела случайной, ничем не озабоченной пассажиркой.

Длинношеий вертлявый парень, без сомнения, — Гвоздь, и его три сотоварища уже прохаживались возле объявления «Кафе закрыто на ремонт».

Без слов, со сдержанной любознательностью, все пожали приехавшим руки.

— Привет, Граф! Я тебя срисовал с фронта…[41]— сказал по-свойски Гвоздь и тут же, как заинтригованный петух, изогнув шею, воскликнул: — Какая у тебя графиня, Граф! Прямо-таки Магдалина…

После сомнительного комплимента он описал ботинком замысловатый круг, — видимо, воспроизвел где-то виденный реверанс, и дважды, сочно причмокивая, поцеловал Катюше ручку.

В центре круглого зала кафе — углы занимали буфетные стойки — просторно разместились два пышно сервированных стола. Ни официантов, ни поваров, ни даже гардеробщицы, как уговорились, не было в здании. Перед тем как сесть, состоялась, вероятно, привычная для многих процедура. Дядюшка Цан ловко ощупал по бокам, спереди, сзади каждого незнакомца. Его сменил солидный, щекастый, в золотых очках человек.

— Мой юридический советник, — представил его Гвоздь.

Советник сначала подошел к Графу, затем к дядюшке Цану, к Студенту…

Катюша с печальной покорностью подняла руки, как бы говоря: «Пожалуйста, хоть это и унизительно!»

— Прочь лапы от графини! — весело выкрикнул Гвоздь. — Она вся на виду…

По первой рюмке выпили за здоровье. Говорил один Гвоздь, на фене[42], беззастенчиво стараясь произвести впечатление на Катюшу своим остроумием и хорошими манерами.

Часто и настойчиво обращался к ней:

— Бусай, бусай[43], гагарушка! Не бойся. Здесь все свои…

«Юридический советник» только скалил гнилые зубы, сидя рядом с Гвоздем.

— Давайте ближе к делу, — нетерпеливо остановил его Граф.

— К делу, как к телу, — хохотнул Гвоздь. — Завсегда.

— Я назначил здесь встречу не потому, что вы испугали меня…

— Да ты на «ты» давай! Чего выкаешь? — И Гвоздь намекающе подмигнул Катюше.

— Не потому, что вы испугали меня, — настойчиво повторил Граф. — Мне хочется кое в чем разобраться.

Первое. Вы знаете наше правило, что заходить в чужой дом можно только с разрешения хозяина. Почему вы нарушили его?

— Да ты что, исповедь[44] решил учинить? — шутливо-грозным тоном спросил Гвоздь.

— Нет, не допрос. Просто хочу выяснить, как вы намерены вести себя по отношению к нашему графству в дальнейшем?..

Гвоздь посерьезнел. Видимо, он не ждал таких вопросов. Что-то вроде обиды промелькнуло на его лице.

— Слушай, Граф, — развязно, чуть надменно начал он. — Про тебя наслышан. Полнокровный[45] ты, светляк[46], еще бетушный[47], сказывают… А меня, видать, ты не знаешь… Сявкой[48] считаешь, что ли? Были с братом дворянами[49], потом дело свое наладили… Я — неужто не прознал? — шесть годков у дяди на поруках[50] скучал. На лаване[51] маялся… Не держи меня за лоха, прошу тебя по-хорошему. Кто брезент в ювелирке снял[52]? Я. Кто пятерых дубанов заленил[53]? Я. А смак[54] тебе, да?.. Ты сам поперек пошел — на вздержку меня, урку[55] взял[56]!.. Стыдобу на нас пустил по всей Москве и области… Если уж трелить[57], Граф, так давай по чести…

— Мы по-честному и поступили, — Граф был невозмутимо спокоен. — Напомнили, коль взял добро на нашей земле — верни половину. Вы ж отказались. Пришлось самим…

— Самим? — взорвался Гвоздь, грохнув ложкой о стол. — Ишь ты, «самим»! Теперь бадай, бадай[58] все!.. Я не асмодей[59]… Все бадай! Слезницы[60] писать корешам буду… Ну, бадай, раз ты такой светляк!

Граф, тихонько постукивая кончиками пальцев по краю тарелки, ответил ровно, как врач, давно привыкший к нервным приступам больных:

— Не надо горячиться. Я и так вижу, что эволюция Дарвина вас не затронула. — Он выложил на стол, чуть приоткрыл оранжевую коробочку. — Вот драгоценности, из-за которых вы так переволновались… Второй вопрос можно?..

— Валяй! — вдруг сразу успокоился Гвоздь.

— Я с детства считаю женщину началом всех начал и знаю, что от ее улыбки, от ее доброго слова рождается все самое прекрасное на земле… — Он остановился, неожиданно осознав, что говорит не то, точнее — не тому, кто это поймет. — Объясните мне, пожалуйста, как у вас рука поднялась поступить так жестоко с той, ни в чем не провинившейся перед вами женщиной?..

Гвоздь заулыбался — до него совсем не дошло то простое человеческое чувство, которое хотел передать ему Граф.

— Да, клевая[61], сказывали, была дежурка[62],— слегка повинился он. — Так ведь баба-то, она из ребра Адама сделана, чтоб мужика извлекать… Точно, Екатерина? Скажи ему… Да почеши ты ногу[63], Граф, одной меньше, одной больше… Вон их сколько липнет! Устроишь ей акряную[64] уборку[65] на мои бабки, и дело с концом!

Рука Катюши осторожно тронула сжавшийся кулак Графа.

— Спасибо, — сказал он тихо, сдерживая глубокое дыхание, — Я получил все ответы. Пора прощаться. Наливайте! Да пусть воздастся вам по заслугам!

Студент и дядюшка Цан сидели против двух детин из охраны Гвоздя. За их столиком к рюмкам не притрагивались, все четверо лениво и сосредоточенно жевали, стараясь не глядеть друг на друга. Со своего места Студент видел Катюшу. Она была оживлена, выглядела польщенной, что оказалась в такой компании, часто чуть кокетливо смеясь тяжеловесным шуткам Гвоздя.

То, что произошло вслед за фразой «Да пусть воздастся вам по заслугам!», Студент запомнил до конца дней своих.