Ольга, лесная княгиня - Елизавета Дворецкая

Кости были повсюду – они валялись кучками на моховой полянке, были свалены, будто хворост, под стенами избенки, до половины ушедшей в землю. Старые, высохшие, выбеленные, они усеивали поляну – ребра, позвонки, длинные трубчатые кости… черепа с оскаленными зубами, обломки рогов…

Иные были не так уж стары, и над ними вились мухи.

От ужаса мы заледенели, наши зубы стучали, мы не смогли бы вымолвить ни слова, даже если бы вспомнили хоть одно. Мы были в мире мертвых, и сейчас его хозяин набросится на нас…

– Ступайте в берлогу! – прорычал медведь, показав нам на вход. – Ну, шевелитесь, живее! А не то – съем!

Мы смутно уяснили, что если «шевелиться», то «съем» не будет… или будет не сейчас. Встать не вышло – не держали ноги, – и мы на четвереньках поползли к чернеющей дыре входа, повизгивая, будто щенки, наступая на подолы сорочек, и без того уже изгвазданные.

Избушка была совсем маленькой и низкой: серые бревна, зеленый мох и поросль на крыше. Двери не было вообще: просто черный провал. В этот провал мы скатились по двум-трем земляным ступенькам, а там отползли в угол и замерли, прижавшись друг к другу.

Наверное, сейчас он запрет нас здесь, чтобы съесть, когда проголодается…

Потом стало темно: это медведь заглянул в берлогу, загородив дверной проем.

Мы чуть слышно запищали от страха.

– Топите печь, берите просо, варите кашу, – приказал он. – А я пойду еще в лес, дров принесу. Как вернусь, чтоб все было готово. А не то вас самих съем, уж больно живот подвело! Вот такое дело…

В проем опять пролился дневной свет – медведь отошел.

Мы немного перевели дух: страшная гибель откладывалась.

Варите кашу… Кашу? Медведь ест кашу? Дома мы уже справлялись с этим делом – особенно вдвоем. Но там мы все знали: где что лежит и как за что приниматься. А тут?

– У него должна быть печка… – шепнула Эльга. – Если он велел варить…

– Здесь? – я огляделась. – Какая же тут печка?

– Смотри, вот там, в углу, что-то такое…

Глаза попривыкли к полутьме, и я тоже разглядела в дальнем углу высокую груду камней.

Опираясь на меня, Эльга встала на ноги; я встала тоже, придерживаясь за стену, хоть и боялась, что из щелей сейчас полезут мокрицы, пауки, а то и что похуже.

Осторожно ступая и спотыкаясь во тьме о какой-то мусор на полу – я подозревала, что это тоже кости, – мы пересекли избушку. В другом ее конце действительно оказалась печка-каменка, а возле нее – небольшая кладка полешек, кучка наколотой лучины и свернутые куски бересты.

– Здесь есть огниво? – Эльга обернулась было ко мне, потом вдруг схватилась за берестяной коробок на поясе: – Так у меня же есть!

Открыв коробок, она вытащила огниво и даже засмеялась от неожиданной радости. Некоторое время назад ей его подарил отец, и мы чуть не каждый день заново им любовались. Это была чудная вещь, которую стрый Вальгард когда-то купил еще на родине, за морем. Он считал, что огниво приносит удачу, поскольку на нем изображен сам Один со своими двумя всезнающими воронами. Огниво представляло собой отлитую из бронзы фигурку сидящего мужчины, к голове которого склонились две большие птицы, а ниже, служа фигуркам основанием, крепилась полоса железа. Огниво было удобно держать в руке, а еще оно было очень красиво и внушительно. Даже взрослые считали его настоящим сокровищем, что уж говорить о детях! Мы все согласились, что Эльга одарена особой удачей, коли ей досталось такое. Стрый Вальгард сам учил нас всех разводить огонь.

– Глупый медведь не догадался отнять у меня Одина! – с торжеством шепнула мне Эльга. – А пока с нами Один и вороны, он нам ничего не сделает!

Тут и меня немного отпустило.

Медведь исчез с глаз, даже ни разу нас не укусив, а Эльгин Один с воронами был при нас и, разумеется, поможет!

И все-таки было страшновато. Справимся ли?

– Разведем огонь, тогда будет лучше видно, – сказала Эльга. – У него должен быть трут, как ты думаешь?

Я огляделась: если трут и был, то отыскать его в темноте мы едва ли сумеем. Это не дома, где, не глядя, протягиваешь руку и находишь любую вещь именно там, где ей положено быть.

Эльга подумала и решила: обойдемся без трута!

В щелях между бревнами торчали длинные пряди мха, выбеленного временем. Мы нащипали его, Эльга достала кремень и стала стучать по нему огнивом: скользящими движениями, будто чиркая, как учили…

Я сидела рядом на коленях, готовясь раздувать искры.

Получилось у нас не сразу: то она стучала, а я раздувала, потом наоборот, потом – опять наоборот…

Дома мы бы уже сдались и позвали кого-нибудь на помощь, но тут звать было некого, а медведь обещал нас съесть, если не справимся. Даже чтобы к нам явилась мышка-щурка, надо сначала приготовить кашу, а для этого нужен огонь!

Наконец боги и чуры над нами сжалились: мох затлел, крошечный лепесток пламени переполз на подсунутый усик бересты. И вот огонь запылал внутри печи: у нас будто гора свалилась с плеч. Захотелось заплакать от облегчения, но вместе с этим пришла мысль – это только начало!

Мы принялись топить печку, объединяя наши знания, навыки и усилия. Дым шел наружу через дверь, и мы кашляли, стараясь от него уклониться.

Горшок с водой нашелся на полу у стены. Нам очень хотелось пить, но мы не решились: ведь это могла оказаться мертвая вода! Из домашней утвари у медведя была только укладка, старая и изъеденная жучком, с большими щелями между досками. В укладке, светя лучинкой, мы нашли две-три миски, связку старых облезлых ложек, частично сломанных, и мешок с просом.

Очень долго мы ждали, пока вода согреется, потом догадались отлить немного: для крупы ведь тоже требуется место!

Вода закипела; мы немного поспорили, сколько нужно крупы на такой горшок, и долго подсыпали «еще чуть-чуть». Дома полагалось класть соль, но мы уже знали, что для чуров пищу не солят.

Когда, по нашим представлениям, каша должна была быть готова, я хотела попробовать, но Эльга мне не разрешила:

– Это же пища мертвых! Хочешь остаться здесь навсегда?

В избушке резко потемнело: это вернулся медведь и загородил дверной проем. Мы опять испугались, хотя за работой, без присутствия страшного хозяина, приободрились.

– Ну что, мыши дурацкие, готова каша? – прорычал он. – Подавайте, попробую. Ну, если будет невкусно…

«Съем!» – мысленно продолжили мы.

– Вот такое дело…

Я придерживала горшок драной ветошкой, а Эльга взяла самую большую миску и при помощи липовой ложки наполнила ее кашей. Варево наше так загустело, что с трудом цеплялось на ложку, и издавало легкий запах гари. Масла мы не нашли никакого, даже льняного, но тут уж медведь сам виноват: его дом, его и припасы!

Медведь уселся прямо на пол, на кучу шкур, из-под которых торчала сухая трава: видимо, это была его лежанка.

Эльга поднесла ему миску, стараясь держать ее сквозь рукава: не только потому, что боялась обжечься, но и из иных, высших соображений. Не решаясь подать еду прямо хозяину, она поставила миску перед ним на землю, положила сверху ложку, поклонилась и даже сумела выговорить:

– Кушай, батюшка.

Медведь заурчал и принялся есть.

Он даже воспользовался ложкой.

Мы ждали с замиранием сердца: сочтет ли он нашу стряпню хотя бы просто съедобной?

И теперь еще я с ужасом думаю, что за каша у нас тогда получилась…

А тогда я отметила мимоходом: медведь держит ложку вполне человеческими пальцами, которые только сверху прикрыты шкурой его передней лапы, будто рукавом. И ложку с кашей он сует не в зубастую пасть, а под ней, будто в горло, где у него тот рот, что с нами разговаривает.

Но в то же время я понимала, что это не важно. Медвежья шкура означала, что перед нами медведь. Так к нему и следовало относиться.

Он доел кашу, выскреб дно миски, потом облизал его и удовлетворенно вздохнул:

– Ну ладно… Не буду вас есть пока.

– А ты отведешь нас домой? – спросила Эльга. – Ты же обещал.

– Придется отвести.

Медведь отложил миску и встал, почти уперевшись головой в черную кровлю:

– Собирайтесь.

Собираться нам было недолго: пригладили волосы да снова повязали платочки.

Медведь полез в светлый проем, мы – за ним, торопясь, пока не передумал.

Снаружи оказалось, что уже вечереет: мы вышли из дома очень рано, однако длинный летний день почти миновал.

Мы и не удивились – нам казалось, что наши злоключения продолжаются долго-долго. И опять испугались: скоро ночь!

Медведь без дальнейших разговоров двинулся широким шагом, хромая, куда-то прямо в чащу, а мы устремились за ним.

Сюда он принес нас на плечах, и страшно было думать о том, чтобы проделать обратный путь пешком. К тому же мы устали и проголодались: после домашней утренней каши мы ели только чернику перед тем, как заблудились. Вскоре мы уже еле волочили ноги, и медведю приходилось все время оборачиваться и подгонять нас.