Билет на ладью Харона - Василий Звягинцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И Тарханов снова успел привалиться к плечевому упору «гочкиса» и какое-то время поливать огнем мелькающие вдали тени.
А потом словно бы потерял контроль над ситуацией. По крайней мере, пришлось сделать усилие, чтобы не перепутать ребят в знакомых ярко-зеленых кителях с погонами, обшитыми широким золотым басоном с надоевшими камуфляжами врагов.
И каким чудом двадцатилетние парни, вломившиеся с улицы сразу во все двери и окна первого этажа, удержали пальцы на спусках автоматов при виде всклокоченного, с грязным пятнистым лицом человека, остервенело палящего из пулемета, он тоже не сообразил. Значит, неплохо их все-таки учили.
– Полковник, это вы полковник Неверов? – тряс его за плечо какой-то поручик.
Сергей взял себя в руки. Мало ли, что воюет уже черт знает сколько со вчерашнего вечера и почти потерял самоконтроль. Перед младшими по чину расслабляться нельзя.
– Разумеется. Представьтесь, пожалуйста. И доложите обстановку.
Он выпрямился, приосанился, изобразил на лице соответствующее чину выражение. Нашарил в кармане изломанную коробку папирос.
– Поручик Иваненко, с вашего позволения. Командир первого взвода четвертой учебной роты. Здание гостиницы полностью окружено, сопротивление внутри подавлено. В этом корпусе живых бандитов нет. В девятиэтажном взяли около десяти пленных. Остальные тоже убиты. Кажется, нам попались достаточно важные персоны. Потери в моем и втором взводе: трое убитых, шестеро раненых.
– Эх-х, вы, пацаны, – только и сказал Тарханов, торопливо глотая дым. – Как же не убереглись-то?
Поручик растерянно-виновато пожал плечами.
А что он мог сказать? Нарвались на автоматную очередь или несколько снайперских выстрелов из любого окна, вот и потери. Хорошо, хоть пленных взяли.
– Пошли, посмотрим, кого вы там прихватили. – Полковник раздавил окурок о стену и тряхнул головой.
Сначала допросить «языков», а потом и за Татьяной можно отправляться.
«…Что «языки» захвачены, это хорошо», – думал он, шагая по застекленному переходу между корпусами, половина стекол в котором была выбита пулями и осколками. Стекло хрустело под ногами, в пробоины и проломы задувал сырой ветер вместе с клочьями тумана. Дышать этим воздухом было необыкновенно приятно.
Вообще дышать, ибо вполне свободно он мог бы сейчас валяться в луже собственной крови, подобно тем боевикам, через трупы которых время от времени приходилось перешагивать.
Вдруг поручик у него за спиной приостановился.
– Что такое? – резко обернулся Сергей, привычно вскидывая автомат. Но никого, кроме них двоих, в коридоре не было. А Иваненко смотрел куда-то вниз.
– Я думал, господин полковник, что выражение «по колено в крови» – это просто метафора. Тарханов тоже опустил глаза. Да, действительно! Его туфли и джинсы были вымазаны и забрызганы начинающей уже сворачиваться и темнеть кровью почти до колен.
«Это когда я прорывался через вестибюль», – подумал полковник.
– И что же вас так удивило, поручик? Советую запомнить: по колено в дерьме – гораздо хуже. Подождите, я сейчас.
Он зашел в ближайший гостиничный номер и под струей из крана вымыл туфли и, как мог, застирал штанины.
– Пойдемте.
Хотя Иваненко не сказал ничего плохого, скорее наоборот, он почувствовал к офицеру неприязнь. Как человек, которого застали за каким-то не совсем приличным занятием.
– Так что там у вас?
Едва поспевая за размашисто шагающим полковником, стараясь попадать в ногу и держаться строго на полшага позади, Иваненко сжато и довольно четко докладывал о действиях вверенного ему подразделения по захвату объекта.
Как раз это сейчас волновало Тарханова в наименьшей степени.
Он соображал, как бы устроить так, чтобы допросить пленных раньше, чем они попадут в руки того же капитана Кабанца, а тем более – местных или окружных контрразведчиков.
Совершенно не нужно, чтобы кто-нибудь раньше времени узнал об истинном смысле проводимой исламистами операции. (Если вообще непосредственные участники рейда что-то об этом знают.)
Нет, кто-то из верхушки обязательно должен знать, ведь конечная-то цель в чем? Отыскать Маштакова и его оборудование или хотя бы узнать, куда он делся.
Поручик распорядился правильно. Его юнкера, рассыпавшись по этажам, точно так же не выпускали постояльцев из номеров, как до этого – бандиты. Что будет, если сотни перепуганных людей заполнят сейчас холлы и коридоры?
Хотя для успокоения недавних заложников раскрывали двери, сообщали, что гостиница освобождена российскими войсками, спрашивали, нет ли нуждающихся в экстренной помощи. Но выходить наружу не разрешали, а возникающие там и тут попытки пресекали достаточно строго, но без излишней резкости.
Другие собирали трофейное оружие, стаскивали на первый этаж трупы убитых боевиков.
– Пришли, – сообщил поручик.
У широкой двери с бронзовой табличкой «Управляющий» с автоматами на изготовку покуривали двое старших юнкеров. Нарушение, конечно, устава караульной службы, но, с другой стороны, охрана пленных на поле боя уставом не регламентируется.
Зато экипированы они были в полном соответствии с боевыми уставами, которых в натуре придерживались только что в училище. Каски, бронежилеты, все положенные ремни, чехлы для магазинов, противогазы, лопатки, гранатные сумки.
Тяжеловато, конечно, но по смыслу – правильно.
Выброшенные по неясному приказу в неопределенную обстановку, бойцы и должны быть снаряжены в расчете на любое задание.
Внутри обширного, уставленного дорогой кожаной мебелью и устланного коврами кабинета еще четверо юнкеров, устроившись в креслах по углам, держали под прицелом около десятка боевиков, усаженных за длинный стол для совещаний. Руки ладонями вверх перед собой. Часть ранены и кое-как перевязаны. Многих при задержании от души обработали прикладами и просто кулаками.
Вид, как всегда в таких случаях, у недавних «героев» жалкий, внушающий более презрение, чем ненависть.
Тарханов такое отмечал не раз.
Бойцы, особенно иррегулярных подразделений, попадая в плен, буквально в считаные часы, а то и минуты теряли воинский вид. Из них словно выпускали воздух, форма обвисала, куда-то девались пуговицы, головные уборы. Из глаз исчезал живой блеск, и даже щетина, казалось, начинала расти впятеро быстрее.
Подобным образом перестает сохранять человеческий облик даже самый свежий труп.
Очевидно, все дело в душе. Покойник расстается со всей и сразу, пленный – медленнее, со значительной ее частью.
Тарханов мгновенно оценил обстановку. И принял решение. Снова вышел в коридор. Заметив, что один из юнкеров, невысокий коренастый парень с нашивками старшего унтер-офицера, вроде как подмигнул ему, когда один из пленников бросил короткую, гортанную, совершенно непонятную даже по принадлежности к языковым группам фразу.
– Значит, так, поручик. Боевую часть своей задачи я выполнил. Начинаю следующую. Оставьте в мое распоряжение отделение, одним взводом продолжайте наводить порядок в здании, второй немедленно направьте в центр города для поддержки основной ударной группы…
На лице офицера он уловил некоторое колебание. Вроде бы неизвестный полковник ему не начальник, но с другой стороны… После того как Иваненко увидел своими глазами, что здесь сумел совершить Неверов в одиночку, он не мог не проникнуться к нему глубочайшим уважением.
Идеальный горный егерь!
Поручик, до недавнего времени имевший о себе достаточно высокое мнение (не зря же его сделали командиром учебного взвода), самокритично признал, что до полковника ему еще тянуться и тянуться.
Зато его грела мысль, что они ведь однокашники, выпускники того же училища, независимо от года производства, и, по обычаю, после обязательного брудершафта в офицерском собрании могут перейти на «ты».
А что такая встреча может произойти, Иваненко отчего-то не сомневался.
Даже убеленные сединами генералы находили возможность приехать на ежегодный праздник, пройтись по до боли родным дортуарам и, утирая глаза платочком после непременной чарки, поделиться с молодежью историями собственных шалостей, которые были не в пример остроумнее и тоньше нынешних!
– Есть, господин полковник, одним взводом наводить порядок в здании, вторым выдвинуться для поддержки… Будет исполнено.
– Теперь – смените караул в комнате. Пусть юнкера выведут всех пленных сюда.
– Есть!
Юнкера вывели бандитов в коридор, поставили лицами к стене.
Движением пальца Тарханов подозвал к себе того, кто ему подмигивал. Унтер подошел, поправляя на плече автоматный ремень, – очень уверенный в себе юноша, глядя на которого Сергей подумал, что наверняка он занимается классической борьбой. Прищелкнул каблуками, вытянулся.
По-прежнему молча, Тарханов предложил следовать за собой.